виконтессу. И бедняга-пародист, по наущению виконтессы, был

жестоко избит палками.

На заре советского литературного периода родоначальником

пародии безоговорочно признавался Александр Архангельский.

Парнас дыбом

В 1925 году в харьковском издательстве "Космос" впервые

вышел сборник под названием "Парнас дыбом", в котором были

опубликованы искрящиеся веселостью и остроумием пародии,

метко улавливавшие и выразительно воспроизводившие

особенности творческой манеры и стиля писателей разных стран

и эпох. С этой небольшой книжки начинается история советской

литературной пародии, так как даже первый сборник Александра

Архангельского появился двумя годами позже. На протяжении

последующих двух лет "Парнас дыбом" переиздавался еще

трижды, но кем все же он был создан, почти никто не знал. Одни

считали его дебютом А, Архангельского. Другие называли имена

Ю. Олеши, В. Катаева, Л. Никулина. Первое издание вышло в

свет анонимно, а в последующих авторы обозначали лишь свои

инициалы: Э.С.П., А.Г.Р., А.М.Ф. Только лишь в 60-е ГОДЫ

покров тайны был, наконец, приподнят в статьях известного

советского пародиста А.Б. Раскина, опубликованных в "Вопросах

литературы" и "Науке и жизни". Авторами пародий были

известные и заслуженные впоследствии литературоведы, а во

время

создания первой книги — всего лишь молодые студенты

харьковского университета A.M. Финкель, Э.С. Паперная и А.Г.

Розенберг.

Эта группа молодых филологов, любознательных,

мыслящих, ищущих, изучала тогда приметы индивидуального

стиля писателей разных стран и эпох. И прониклась идеей —

серьезной по постановке, но несколько озорной по форме

изложения результатов — моделировать, как разработали бы

один и тот же сюжет Гай Юлий Цезарь и Анатоль Франс,

Шекспир и Волошин, Симеон Полоцкий и Надсон, Крылов и

Вертинский, Гомер и Некрасов, Данте и Демьян бедный.

Что же они писали, литературные пародии? Авторы с самого

начала стремились, чтобы их произведения не были так

восприняты.

...Мы не были и не хотели быть пародистами, мы были

стилизаторами, да еще с установкой познавательной. То же,

что все это смешно и забавно, — это, так сказать, побочный

эффект (так нам, по крайней мере, казалось). Однако эффект

оказался важнее нашей серьезности и для издателей, и для

читателей, и совершенно ее вытеснил. Книжечку эту...

читатели называли сборником пародий

Кто же здесь прав, читатели или авторы? Об этом стоит

поразмышлять.

Пародия на протяжении всей своей многолетней истории

была формой литературной критики и участницей литературной

борьбы. Пародировались ведь не только отдельные авторы, но и

темы, и жанры, и литературные школы, и творческие методы и

стили. Высвеченная остроумием пародиста, гипертрофированная

стилевая примета или совокупность примет представала

читательскому взору намеренно сниженной, как бы

разоблаченной. То, что хотели представить значительным,

возвышенным, а порою и трагичным, обнаруживало свои

комические стороны.

Пародия по-своему помогала литературе меняться,

развиваться, двигаться вперед, смеясь, прощаться с прошлым.

Отсюда устремленность пародистов всех времен избирать

мишенью своего остроумия отжившее, дискредитировать ложные

авторитеты, указывать читателю на незамеченные им слабости

незаслуженно прославленных произведений. Поэтому

Добролюбов, сам мастерски использовавший возможности

пародии в литературной борьбе, говорил о непростительности "и

самых остроумных насмешек над тем, что дорого и свято...

Попробуйте перепародировать Гоголя в его Мертвых душах,

Ревизоре и лучших повестях — много ли успеха вы будете

иметь?" "Иное дело, если требуется «ловить и обличать»: тут-то и

годится пародия".

Авторы "Парнаса" отчетливо и верно представляли себе роль

пародии в литературном процессе, и именно это и побудило их

подчеркнуть, что они не пародисты. Главное отличие их работы

от того, чем всегда занимались и занимаются по сей день авторы

пародий, в том, что они изучали стили и индивидуальную манеру

письма широко и непредвзято. Они не выискивали слабости или

уязвимые места, а стремились проникнуть в то, что определяет

авторский облик, его реализацию в слове, в строении сюжета, в

поэтической интонации. Итоги этих многотрудных исследований

"парнасцы" воплотили в произведениях, которые сами удачно и

точно назвали "научным весельем".

И все же мы вправе считать их произведения пародиями,

если сущность этого жанра увидим в том, в чем ее увидел

Пушкин, определявший пародию как "искусство подделываться

под слог великих писателей". "Сей род шуток, — говорил он, —

требует редкой гибкости слога; а хороший пародист обладает

всеми слогами..." Именно обладание "всеми слогами" снискало

"Парнасу" такую устойчивую популярность, усиливаемую тем, что именно "искусства подделываться под слог известных

писателей" зачастую недостает современным пародистам.

Проиллюстрируем сказанное на примерах.

Тема — Жил-был у бабушки серенький козлик.

А.С. Пушкин

Одна в глуши лесов сосновых

Старушка дряхлая жила,

И другом дней своих суровых

Имела серого козла.

Козел, томим духовной жаждой,

В дремучий лес ушел однажды;

И растерзал его там волк.

Козлиный глас навек умолк.

Остались бабушке лишь ножки

Утехою минувших дней,

И память о козле больней,

Лишь поглядит на козьи рожки.

Одна, одна в лесной глуши

Тоскует о козле в тиши.

(А. Финкель.)

Агния Барто

Наша бабка горько плачет:

— Где мой козлик? Где он скачет? —

Полно, бабка, плачь не плачь —

В лес умчался твой рогач.

А живут в лесном поселке

Живодеры, злые волки,

И напали на него

Ни с того и ни с сего.

Повалили Козю на пол,

Оторвали Козе лапы,

Сгрызли спинку, шейку, грудь —

Козю нам уж не вернуть.

Тащит бабка по дорожке

Козьи ножка, козьи рожки...

— Ни за что его не брошу,

Потому что он хороший.

(А. Финкель.)

Тема — У попа была собака...

Вильям Шекспир

Да, я убил! Иначе я не мог,

Но не зови меня убийцей в рясе.

Был беззаветно мной любим бульдог,

Я не жалел ему костей и мяса.

И все ж убил! Похитив мой ростбиф,

Он из бульдога стал простой дворняжкой.

Так мог ли жить он, сердце мне разбив

И омрачив мой мозг заботой тяжкой?!

Да, я убил! Но я же сохранил

Его черты в сердцах людей навеки.

Он будет жить во мгле моих чернил,

Покуда в мире есть моря и реки.

Его гробница — мой сонет.

Вот так Меня по-русски передаст Маршак.

(А. Финкель.)

Булат Окуджава

Стояла во дворе хибарка,