Дружный смех.

— Знаете, товарищи гимназисты… Я вам даже тост скажу.

Тусовка довольно быстро и без всяких понуканий замолкает: старшеклассники с бокалами в руках ждут тоста.

— Я уже довольно старый… И принадлежу к тому поколению, которое принято называть «шестидесятниками», — он задумчиво смотрит на фляжку. — Это последнее поколение родившихся в нашей общей стране, всерьез разделявшее разные социальные иллюзии. Почитайте моих почти ровесников Стругацких… которых я вам так часто и назойливо рекомендую, — улыбается опять. — У них случались очень оптимистические книжки, случались очень пессимистические… Но все равно вы наверняка заметите, что в совершенно разных их книжках, написанных в совершенно разное время, есть одна общая мысль. Насчет того, что человек есть объективный носитель разума… а если что-то мешает ему таковым быть — то это можно и должно исправлять. В первую и, в общем, единственную очередь — методами воспитания. У них даже термин такой есть — Человек Воспитанный. Что до меня, то меня жизнь пыталась лишить иллюзий много раз… И местами — довольно жестко… Тем не менее я все равно остаюсь при убеждении, что не только учитель, но и вообще любой человек остается человеком… профессионал — профессионалом… только до тех пор, пока не готов окончательно распрощаться с иллюзиями. И то обстоятельство, что я сейчас здесь с вами, говорит о том, что я со своими иллюзиями распрощался не вполне. То есть не считаю некоторые свои иллюзии, — снова улыбка, — иллюзиями. Теперь о вас… А вы, ребята, — первое поколение… именно вы — даже не те, кто старше вас лет на пять, нет, именно вы… первое поколение, сформировавшееся полностью вне советского опыта. Люди, на становление сознания которых эта абсолютно маразматическая, кафкианская система не успела оказать никакого влияния. И какой этой стране быть лет через десять-пятнадцать… а может быть, — улыбается и поднимает взгляд на учеников, — учитывая, что я вижу здесь людей активных и амбициозных, еще раньше… определять именно вам. И одна из главных иллюзий, от которых я не готов отказаться, заключается в надежде видеть при вас эту страну — другой. — Пауза. — Ребята… За вас.

Пьет.

Стильно обставленная, дизайнерски выверенная комната в квартире Алисы. Но посреди этой стильности и выверенности — висящая на гвозде связка ледобуров, восьмерок, карабинов, прочего альпинистского железа. Рядом в дверной косяк бесхитростно воткнуты острыми клювами два ледоруба «Чарлетт-Мозер». Эмиль почтительно разглядывает эту экстремальную композицию.

— А это что такое? — трогает ледобуры, похожие на большие трубчатые сверла.

— Ледобур. Титановый.

— И как он?..

Алиса подходит, берет в руки ледобур. Показывает:

— Вот этим концом втыкается в лед… Закручивается, — снимает со стены карабин, защелкивает в ушко. — Защелкивается… Потом сюда продевается веревка. Как любят говорить альпинисты, правильно вкрученный ледобур держит на себе трактор.

— Правда держит?

— Пока не проверяла.

— Можно? — показывает на воткнутые ледорубы.

Алиса кивает. Эмиль выдергивает один из ледорубов, делает пару агрессивных взмахов… морщится, хватается за шею.

— Ты чего? — Алиса.

— Да… Козлы эти…

— Ушиб? Или мышцу потянул?

— А хер его знает…

Алиса кивает на кресло:

— Давай сюда.

— Да ну…

— Давай, кому говорю.

Эмиль, в свою очередь улыбнувшись и разведя руками, послушно садится в кресло. Алиса становится сзади. Начинает — сначала осторожно, потом сильнее — массировать его шею. В ответ на одно из касаний Эмиль издает короткий стон.

— Тут больно?

— Угу.

— А так?

— Так… не… больно… Приятно.

Алиса продолжает делать массаж.

— У тебя… — Эмиль. — Хорошие руки.

Алиса невидимо для Эмиля улыбается.

— Не напрягайся, — говорит после паузы, тихо, как будто не ему, а себе.

— Трудновыполнимо… Попробуй тут не напрягаться…

Алиса чуть двусмысленно полуусмехается:

— Ну, ко мне же ты спиной повернулся?

— Ты меня… уже убила… Дважды…

— Обидно?..

— Нет… — улыбается.

Эмиль берет ее за руку. Она неподвижна.

…На широкой кровати Эмиль и Алиса занимаются любовью.

Утро. Эмиль вылезает из душевой кабинки в ванной Алисы. Он распарен, благодушен и расслаблен. Тихонько что-то насвистывает. Обернувшись полотенцем, выходит из ванной комнаты. И вдруг обнаруживает, что Алиса уже одета и — того больше — уже заканчивает паковать компактный штурмовой рюкзак литров на тридцать пять. Резким, привычным жестом она затягивает тесемки на горловине.

— Ты куда?! — Эмиль ошарашен.

Алиса смотрит на него без интереса, отворачивается и продолжает заниматься сборами.

— Одевайся, — бросает через плечо. — У тебя десять минут.

— Ты что… Уезжаешь куда-то?

— Улетаю.

— Куда?..

Алиса на мгновение останавливается, внимательно, но без всякого выражения смотрит на него:

— В Патайю.

— Как это?..

— Давай-давай. Одевайся.

Эмиль смотрит на нее, по-прежнему не понимая. Потом подходит и пытается взять — нежно — за плечи. Алиса экономно отстраняется.

— Алиса… Что происходит?

— Не знаю. Но мне это не нравится.

— Ты… о чем? О нас?

— Угу. Обо всех.

— Погоди. При чем тут…

— Ну вот и я думаю, что ни при чем. Ты давай, давай… Я такси вызвала.

— Ты что… решила улететь?

Алиса оглядывает комнату и ставит рюкзак возле стопы:

— Фима говорил, что стоит быть от этой страны подальше. И знаешь… Наверное, правильно говорил. Я собираюсь быть от нее подальше. Хотя бы сейчас.

Эмиль глядит на нее, потом разворачивается и обалдело, заторможенно отправляется в спальню — за одеждой. Быстро одевается. Лицо его хмуро.

— Когда ты взяла билет?

— Вчера.

— То есть все это… Что было…

— Так что ж я, правил не понимаю, — ее голос жестко-саркастичен. — Не знаю, до чего обязательно надо дотягивать все эти телегляделки в замочную скважину? Чтоб герои потрахались… Ну что — шоу удалось?

Эмиль застывает с носком в руках:

— Что?.. Какое шоу?..

Алиса появляется на пороге — уже с рюкзаком на плече:

— Ну откуда я знаю, как ты его назвал? «Ошпаренные тараканы»? «Пауки в банке»? «Террариум одноклассников»?

Эмиль смотрит на нее:

— Ты с ума сошла.

— Я с ума сошла? Это не я с ума сошла… Это вы там с ума посходили… Со своими риэлити-шоу… Кто первым покинет команду? Кто кого сдаст? Кто кого сольет? Кто кого замочит? Ты же у нас главный по телепровокациям. Шоу «Свиноферма». Шоу «Похоть». Как ты говорил?.. «Рабство»?..

— Алиса, что ты несешь?..

— Одевайся, одевайся. Машина внизу уже.

Эмиль надевает на себя оставшееся: майка остается недозаправленной в джинсы. Алиса кивает на дверь; в руках ее — ключи от квартиры.

Эмиль, проходя мимо нее, останавливается, пристально на нее глядя:

— Лис… Ты же это не всерьез.

— Давай-давай, — кивает она на дверь.

Эмиль отпирает дверь… Медлит… Делает шаг через порог… Потом делает шаг обратно, захлопывает дверь, поворачивается… Алиса стоит вплотную. Смотрит недобро.

— Алиса… — вполголоса.

Алиса холодно ухмыляется:

— Ты же сам мне все рассказал. Когда мы у тебя… стрелялись. Новое, значит, шоу? В реальном антураже? На знакомой натуре? Такое, что все опупеют? Ну что, опупеют? Я, например, опупела… Не делай такие глаза. Что я, совсем ничего не понимаю? Пятеро героев. Молодых. Все разные. Чтобы не скучно. Все помещены в одинаковые условия. Задача — выжить. Побеждает последний оставшийся в живых. Правильно? Правильно, — резко. — Все, время.

Открывается дверь подъезда. Из подъезда выходит растерянный Эмиль. Клок незаправленной майки по-прежнему свисает. Эмиль смотрит, как захлопывается дверца такси, увозящего Алису. Выражение лица его вдруг — мгновенно — меняется. Он быстрым движением заправляет майку. Легко соскакивает с крыльца, пружинисто идет к своему красному авто, припаркованному тут же. На ходу, действуя обеими руками одновременно — чтоб не терять ни секунды! — вынимает ключи и мобильник, набирает номер, подбрасывает ключи, ловит.