Учитывая, как люди жили в библейском обществе, неудивительно, что в средние века жестоко карали не только за совершение тяжких и имущественных преступлений. В 1472 году статуты Прованса причислили богохульство к распространению эпидемии. Этот тяжкий грех карался протыканием языка раскаленным железом, хотя такую меру «приберегали» для самых злостных и непокорных преступников. Первый проступок на почве богохульства наказывался пребыванием в колодках в течение дня, после чего человек проводил месяц в тюрьме на хлебе с водой. Вторичный проступок карался выставлением у позорного столба в рыночный день и разрезанием верхней губы. После третьей провинности человеку разрезали и нижнюю губу; при четвертой нижняя губа отрезалась целиком. Мучительная разновидность этого наказания в Германии заключалась в разрезании у преступника языка. Однако с развитием идей Реформации и участившимися актами святотатства искоренить богохульство оказалось нелегко: в 1501 году во Флоренции азартного игрока повесили за порчу лика Девы Марии конским навозом. Гомосексуализм как извращенная форма божественного порядка, как мы уже видели, вызывал еще более суровую реакцию. При поддержке Церкви законодательные меры против гомосексуалистов все более ужесточались, до тех пор, пока в XIV веке типичным видом наказания не стала смертная казнь — обычно путем сожжения на костре или, что применялось намного реже, погребения заживо. Подобные карательные меры применялись довольно редко, одним из исключений был город Брюгге, где с 1450 по 1500 г. ежегодно устраивались казни содомитов.

Одна из причин того, что богохульство и содомия не преследовались жестко, заключалась в том, что общество, хоть и не одобряло первого и испытывало отвращение ко второму, ни одно из этих преступлений не рассматривало как прямую или косвенную угрозу имуществу. Однако эти преступления, по большому счету, редко вызывали призывы к снисходительности со стороны общественности. В действительности власти часто подвергались критике за терпимость и выдачу королевских помилований, особенно если это касалось королевской армии. Для многих милость лишь содействовала дальнейшим злодеяниям, лишая заслуженную кару своей устрашающей силы по отношению к потенциальным преступникам. Пойдя навстречу общественному мнению, английский парламент в 1389 году успешно ходатайствовал об ограничении помилований за тяжкие преступления.

Влиятельное мнение Мишеля Фуко о том, что в эпоху Средневековья применялись преимущественно телесные наказания потому, что общество было докапиталистическим, не совсем верно, поскольку с XII века в Европе началась значительная экономическая трансформация: выпуск металлических денег увеличился, и это позволило чаще назначать уплату присуждаемых штрафов и неустоек в денежной форме. Количество тюрем в период Позднего Средневековья при поддержке Церкви также выросло, что позволяло не проливать кровь и означало существование и альтернативных форм наказания. Но я подозреваю, что в этом есть еще один, весьма прозаический подтекст: по мере того как росла численность войска, а войны разгорались все чаще, все больше провизии требовалось для возрастающего числа военнопленных, которые ожидали выплаты выкупа в тюрьмах и темницах. В любом случае тюремное заключение предусматривалось за нетяжкие преступления, или тюрьма служила местом содержания преступника до казни, и последняя по-прежнему оставалась публичным событием.

Как мы уже наблюдали в Англии, видоизменение той или иной казни носило местный, территориальный характер. Традиционные методы повешения, обезглавливания и сожжения преобладали в Европе, но их дополняли различными новшествами и приспособлениями. Публичные казни через повешение могли носить масштабный характер, как в случае с вышеупомянутыми в англосаксонских хрониках сорока четырьмя ворами, которых повесили в 1124 г. В хрониках также приводятся весьма занимательные, несущие скрытый смысл подробности некоторых казней. Так, например, когда Гилберт из Пламптона отправился на виселицу в 1184 г., на шее у него была железная цепь, а глаза залеплены зеленой глиной.

Если толпа в последний момент отвергала задуманный спектакль экзекуции, то жертве была уготована зловещая «компенсация» за прощение. В 1121 году в Англии Томаса Элдерсфилда в последний момент помиловали и не повесили; но «милость» оказалась тоже несладкой: его ослепили и оскопили. « Глаза были выколоты и упали на землю; яички пинали ногами, словно мячи, и местные мальчишки швыряли ими в девчонок». Реакция толпы являлась частью мероприятия. Повешение редко применялось по отношению к женщинам, горожанам и знати; представителей последних обычно обезглавливали, чтобы тем самым ускорить смерть осужденного. Казнь через повешение женщины, устроенная в Париже в 1445 году, собрала огромную толпу зевак: уж столь необычным было зрелище; повешение бюргера Малинеса в 1423 году стало первым за более чем столетний срок. К концу XV века казнь через повешение становится обычной формой экзекуции для мужчин наряду с сожжением на костре. Исследование Тревора Дина, посвященное преступлениям в средневековой Италии, содержит следующие примеры экзекуций в Ферраре (Северная Италия) в 1490-е гг.:

В приведенном отрывке мы можем разглядеть некоторый шаблон: повешение за обычные, общеуголовные преступления; сожжение за сексуальные преступления, которые требовали телесного «очищения». В вышеописанном случае на суровость наказаний за преступления на сексуальной почве, возможно, повлияли текущие события в близлежащей Флоренции, которая тогда находилась под контролем пуританина Савонаролы.

В замечательной монографии «Ритуал наказания: смертная казнь в Германии, 1600–1987» (1996) ее автор Ричард Эванс перечисляет различные виды публичных экзекуций в ранний период Нового времени. В Германии источником судопроизводства с 1532 г. становится кодекс императора Карла V под названием « Constituio Criminalis Carolina», или просто « Каролина» ^[9] . Здесь мы видим, что мужчин-убийц казнили, в основном, колесованием. В приговоре оговаривалось количество ударов, которые нужно было наносить или сверху вниз, т. е. от головы — в случае более «милосердной» казни, или снизу вверх, продлевая тем самым агонию самых отъявленных злодеев. В заключение жуткого спектакля, напоминающего методы Влада Дракулы «Сажателя-на-кол», отрубалась голова осужденного и усаживалась на кол, в то время как обезглавленный труп, ранее привязанный к колесу, помещался горизонтально на другой кол; останки преступника оставались на всеобщее обозрение, разлагаясь и источая зловоние. Фальшивомонетчики, богохульники, ведьмы, еретики и содомиты (преступления последних приравнивались к вышеперечисленным) могли ожидать сожжения на костре, когда от человека оставались только угли, которые потом выбрасывались. Для женщин-преступниц «Каролина» предписывала утопление; обычно казнь проводилась путем опускания тела осужденной в реку с моста и удержания в воде до наступления смерти. В кодексе имеются отголоски леденящего душу истязания женщины, посаженной в мешок с кошками: злостных преступниц сажали в мешок вместе с кошкой, курицей и змеей и опускали в воду. Каким бы необычным это ни выглядело, но существует, по крайней мере, один источник времен Столетней войны, в котором описывается, как осужденного на смерть солдата посадили в мешок вместе с собакой и утопили. Считалось, что, подобно огню, вода обладает очищающими свойствами, что особенно подходило для наказаний за преступления против нравственных устоев. В эту же категорию попадало и погребение заживо; при этом кодекс предусматривал такой приговор для женщин, обвиненных в детоубийстве. Как и при исполнении большинства средневековых приговоров, процесс был весьма изощренным и продуманным. Виновную опускали в свежевырытую могилу и накрывали колючками. Потом могилу закапывали землей, начиная со ступней ног. В какой-то период (и здесь мы снова вспоминаем о Дракуле) сердце осужденной протыкали колом, « дабы предотвратить возвращение тела из царства мертвых, чего опасались люди, верящие в вампиров». Причем такого рода страхи преобладали больше в центре и на востоке Европы, нежели на западе.