Горящие зеленые глаза Джона говорили, что он понял ее состояние. Он знал, что она хочет его. Но он также знал о неизбежном расставании.

— Куда ты пойдешь? Ты даже не знаешь, где твой дом.

— Я знаю дорогу домой. И я должна уйти одна. Не знаю, как объяснить тебе это.

— Я не отпущу тебя, — Джон отошел от Шеннон. Теперь их разделяла водная гладь. — Я понял. Ты хочешь убежать к Кахнаваки?

— Нет, — Шеннон вспыхнула от удовольствия, услышав ревнивые нотки в его голосе. — Он все равно приведет меня назад, к тебе.

— Какая горькая участь! — с издевкой сказал Джон. — Какой бессердечный негодяй!

— Перестань! — Шеннон пылала от гнева. — Ты же обручен, Джон Катлер! Хочешь ты или нет взять в жены сестру Кахнаваки?

Джон молча смотрел на нее, потом подошел, ласково убрал прядку мокрых волос с ее щеки. Шеннон стало ясно, что Джон Катлер сделал свой выбор. Он предпочел любовь к сестре Кахнаваки страсти к Шеннон Клиэри. Какая невозместимая утрата! Никогда больше ей не встретить такую неистовую страсть и такого необыкновенного мужчину.

— Нам пора идти, — голос Джона был спокоен. — Твое состояние ухудшается. Не стоило приводить тебя сюда. Нельзя было разрешать тебе так много плавать. — Он медленно пошел к берегу. — Остаток дня ты проведешь в постели. И никаких возражений!

— Ты обещал отвести меня к священной земле саскуэханноков! — напомнила Шеннон.

— Я привяжу тебя к кровати, — спокойно предупредил Джон.

Все начинается сначала? Шеннон улыбнулась, успокоенная его непринужденной шуткой. Они стали друзьями, даже больше, чем друзьями. Вдруг ей показалось важным, что они устояли перед искушением. Им были необходимы общество и советы друг друга. И все же, глядя вслед выходящему из воды Джону, нагому, с блестящей от воды кожей, Шеннон почувствовала, как ее снова охватывает страсть. В неловком молчании она опустила глаза.

— Мне действительно лежать в постели весь день?

— Да.

— Ты мне расскажешь еще о чем-нибудь?

— Нет. У меня домашние дела.

Улыбка осветила лицо Шеннон. Она вспомнила, как Джон заставил ее надеть свою хлопчатобумажную рубашку, чтобы постирать ее грязные джинсы и мятую футболку. Джон строго потребовал «эту штуковину», и Шеннон, смеясь, отдала ему лифчик. Несмотря на заросшее лицо и угрожающий вид, он нравился Шеннон. Белье постирано и развешено во дворе, а Джон подает ей травяной чай.

— Какой же ты домовитый, Джон, — поддразнила его Шеннон.

— Спи, Шеннон.

— Расскажи что-нибудь, Джон. Пожалуйста.

— Хорошо, — он сел на краешек кровати и пристально посмотрел на нее. — Что ваше величество хочет услышать?

Шеннон сдержалась и не спросила о сестре Кахнаваки. Когда Джон впервые увидел ее? Когда они полюбили друг друга? Как она выглядит? Наверное, более нежная и женственная копия гордого воина? И решила задать нейтральный вопрос.

— Лучше я спрошу тебя о кое-чем серьезном. Хорошо?

— Спрашивай.

— Ты боишься разжигать костер на священной земле?

— Боюсь? — Джон пожал плечами, недоумевая, как можно спрашивать об этом. — Только глупец может решиться на такое. Саскуэханноки жестоко пытают за надругательство над умершими.

— А если саскуэханноки далеко отсюда на каком-нибудь сборище племен? Если ты будешь знать, что никто и никогда не узнает об этом? Ты разожжешь костер?

— Никогда.

— Даже если ты сильно замерз?

— Я никогда не стану разжигать костер на священной земле.

— Я была уверена, что ты так ответишь. Скажи, почему? Ты же не веришь в Великий Дух? Ну, ты не считаешь, что он… ну, Бог. Так ведь? — Шеннон в волнении приподнялась.

— Лежи спокойно. Я скажу тебе, что я думаю. Я уважаю обычаи людей, поклоняющихся кому-то или чему-то, к чему они относятся с уважением и любовью, — Джон задумался, как бы подбирая более точные слова. — Мне кажется, это преклонение перед Всемогуществом Природы, Культ Всемогущества. Мне нравится этот обычай, и я уважаю его.

Шеннон растрогала бесхитростная философия Джона.

— Когда я разжигала костер, я не знала, что это священная земля саскуэхонноков. — Глаза Шеннон расширились. Она придвинулась поближе к Джону. — А вдруг я действительно сумасшедшая?

— От этого ты становишься еще очаровательнее. Я уже говорил тебе.

Шеннон вспыхнула от удовольствия.

— Спасибо, Джон. Думаю, ты прав. Сегодня мне следует отдохнуть, — она поцеловала Джона. — Я очень рада, что встретила тебя. Я тебя никогда не забуду.

— Звучит, как прощание. Ты же не собираешься уходить домой сегодня. Шеннон? Ты просто ложишься спать. Когда ты проспишься, я буду рядом.

Проснувшись, Шеннон уловила аромат свежеиспеченного кукурузного хлеба. В ногах кровати лежала аккуратно сложенная чистая одежда. Джон Катлер тихо ходил по комнате, накрывая на стол к ужину. Он был в хлопчатобумажной рубашке и обтягивающих кожаных штанах. Шеннон из-под полуопущенных век долго любовалась его длинными сильными ногами, широкой грудью и узкими бедрами. Да, сестра Кахнаваки — самая счастливая женщина на свете.

Шеннон поморщилась от охватившей ее ревности и велела себе думать только о собственном будущем. Хотя и не лишенный недостатков, XX век был ее домом. Ей необходимо вернуться туда и начать новую жизнь. Может быть, со временем ей посчастливится встретить рослого, стройного, бородатого героя, который громко смеется и любит пофилософствовать.

— Джон.

— Наконец-то, ты проснулась, — улыбаясь, Джон стремительно подошел к кровати. — Я уж подумал, ты проспишь до утра.

— Пропустить такой изумительный ужин? Ни за что!

Она решила, что ей надеть: джинсы и футболку или остаться в рубашке Джона. Рубашка — мягкая, теплая, удобная — была велика Шеннон. Она напоминала самое модное мини-платье XX века. Шеннон вскочила с постели, неловко одернула рубашку и поспешила к столу. Глаза Джона весело смеялись, наблюдая, как поспешно она садится на скамью у стола.

— Проголодалась?

— Ужасно, — Шеннон торопливо схватила кусок хлеба и миску аппетитного супа из дикого лука, глубоко вздохнула и сказала: — Джон сделай мне одолжение.

— С удовольствием.

— О? — ее сердце согрела блеснувшее в его глазах чувство симпатии. — Мне нужна твоя помощь… Будь моим переводчиком в разговоре… с Кахнаваки.

— Понятно. Уж не собираешься ли ты попросить его руки?

— Вряд ли. Перестань дразнить меня. Я говорю серьезно.

— Хорошо, я буду твоим переводчиком. А теперь ешь.

— Обещаешь?

— Конечно, обещаю.

— Обещай, что ты точно переведешь Кахнаваки все, что я скажу. Слово в слово. Неважно, насколько безумной тебе покажется моя речь!

— Ешь.

— Джон, прошу тебя!

— Я дал тебе слово, не так ли? — проворчал он. — Ты — единственная женщина в мире, кто после шестичасового сна просыпается еще более безумной, чем перед сном.

— Очень смешно. Кажется, ты скучал без меня, ворчун.

Джон неохотно улыбнулся.

— О чем речь, Шеннон? Какую чепуху я должен перевести Кахнаваки?

— Я подожду, пока мы не доберемся до деревни. Там и скажу.

— Лучше я узнаю это сейчас, чтобы ко всему быть готовым. Я хозяин этого дома, поэтому скажи сейчас, и перестань морочить мне голову.

— Ты не можешь передумать. Ты обещал перевести, что скажу. Не так ли?

— Шеннон…

— Хорошо, хорошо. Слушай внимательно и не перебивай. Окей?

— Слушаю тебя.

— Помнишь, днем ты сказал мне, что уверен в том, что мне известно о запрещении разжигать костер на священной земле саскуэханноков?

— Да, я знал это. Увы, если будешь спорить с женщиной, заплатишь за это, — Джон нежно погладил руку Шеннон. — Извини. Мне не следовало этого говорить… А теперь. Давай поужинаем спокойно!

— Прекрати! Я говорю серьезно. Ты не обидел меня своими словами. Напротив, они заставили меня задуматься. В известном смысле, ты прав. Объясню, почему. — Шеннон нетерпеливо наклонилась вперед. — Когда мне было восемь лет, мой брат Филипп и я пришли на священную землю. Угадай, для чего?