— Это всё. Я заканчиваю, — сказал я, и затем подцепил пальцами пояс его шорт и притянул к себе. Джексон определённо сегодня загорел, судя по светло-розовому румянцу на его щеках и носу. Это оттеняло синеву его глаз, один из которых был светлым, цвета неба, а другой тёмным, как грозовая буря. Это сочетание служило достойной метафорой для его внутренней борьбы — добродушный мужчина с яркой личностью, который мог бы осветить целую комнату, но воевал с плохими намерениями ближайших родственников. — Думаю, ты сегодня достаточно надрал мне зад. Я везу тебя обратно к себе домой.

Руки Джексона прошлись по моей голой спине и остановились на талии.

— Должен сказать, я думал, что ты рыбак получше.

— Я назову это удачей новичка. Реванш в любое время.

— Идёт, — сказал он, демонстрируя великолепную белозубую улыбку. Этой улыбкой он мог бы выигрывать войны и оплодотворять женщин. Только, казалось, зря тратил на меня.

— Что ж. Полагаю, нам следует вернуть лодку, прежде чем хозяин поймёт, что она исчезла. Скажи мне, Джексон. Ты готов к жареной рыбе? — затем я слегка прикусил его нижнюю губу, прежде чем втянуть её в свой рот. — И ты поделишься со мной. Но только со мной.

Позже в тот вечер, я, совершенно объевшийся после ужина, отдыхал на качелях на веранде Лукаса, толкая их назад и вперёд своей ногой, пока он заносил посуду в дом. Я слышал, как он звенит там тарелками, пока мои глаза привыкали к наступающей темноте. Это была честная сделка — я поймал камбалу и гольца, которыми мы поужинали, а он убрал после.

Допив остатки белого вина, которое мы откупорили, я представил, каково было бы, если бы это было моей нормой. Здесь было так спокойно, воздух заполняли только звуки природы. Сверчки, лягушки и что-то ещё, что я не мог узнать. Каково было бы проводить дни на воде, вечерами наблюдать, как в небо поднимаются светлячки, а ночами быть рядом с мужчиной, в которого я всё больше влюблялся с каждой проходящей минутой?

Здесь жизнь казалась такой простой и лёгкой. Здесь единственными людьми, которые имели значение и существовали, были я и Лукас, и это заставило меня задуматься, что если… Что если бы так могло быть всегда?

— Ммм. Пожалуйста, не стесняйся рыбачить для меня в любое время, — сказал Лукас, выходя обратно с открытой бутылкой белого вина.

Я поднял свой бокал, и он налил добавки.

— А вот это уже другая тема. Больше не дуешься?

— Ни капли. Это оказалось ещё лучшей сделкой. Ты можешь делать всё — ловить, чистить и готовить.

— А что будешь делать ты?

— Сидеть здесь и хорошо выглядеть?

Я улыбнулся, когда он сел рядом со мной на мягкие качели и положил руку на спинку, даже не думая. Любой другой подумал бы, что он делал это движение сотни раз, но он никогда не делал его раньше, хоть мы сидели на этих же качелях много лет назад, под внимательным наблюдением его бабушки. Я раскачивал качели, пока мы попивали вино и наслаждались тишиной момента. Он был так близко, что я чувствовал жар, исходящий от его кожи, но мы не соприкасались. Было достаточно просто сидеть рядом.

— Огоньки вышли поиграть, — сказал я. — Я забыл, как сильно мне это нравилось.

— Ты имеешь в виду светлячков? — улыбнулся он. — Я так понимаю, в Коннектикуте у вас их нет?

— Если и есть, я их никогда не видел.

— Ты всё упускаешь, янки, — сказал Лукас, наклоняясь вперёд и захватывая руками одного из светлячков. Затем он поднёс его ко мне и отпустил. Тот завис в воздухе, его живот светился, как будто он устраивал шоу, прежде чем улетел.

— Похоже, я многое упустил, будучи далеко отсюда.

Лукас посмотрел на меня и ничего не сказал, но я чувствовал, как его пальцы слегка прошлись по воротнику моей майки. А затем у меня возникла неразумная мысль: Хочу, чтобы он попросил меня остаться. Боже, это было уже слишком. Я пробыл в городе неделю и уже ожидал, что он перевернёт свою жизнь с ног на голову, чтобы меня удовлетворить? Будучи здесь с Лукасом, я чувствовал себя уютнее, чем в своём доме, но как сказать это, чтобы он не посчитал меня сумасшедшим? Чёрт, может я и есть сумасшедший.

— Ты в порядке? — спросил Лукас, и по тому, как замерли качели, я понял, что перестал раскачиваться.

— Да, задумался, — не говори этого, не говори. Я отвёл взгляд от него и посмотрел на ряд клумб, свисающих с крыльца. Цветы по-прежнему были яркими и счастливыми, и так было при его бабушке. Очевидно, Лукас унаследовал от неё талант к садоводству. — Я могу спросить… как она умерла?

Лукас точно знал, кого я имею в виду, и не сбился.

— Осложнения после приступа. На этой неделе будет три года.

— Мне очень жаль.

Он пожал плечами, будто чтобы сказать, что это чертовски больно, но что он мог поделать?

— Я рад, что провёл с ней несколько хороших лет.

— Она была потрясающей дамой. Я рад, что был знаком с ней.

— Она была лучшей, — согласился он. — И ты ей очень нравился.

Я почувствовал укол боли от того, что мне так и не удалось с ней попрощаться, и снова поднял к губам вино. Я задумался, нравился ли я ей по-прежнему после того, как бросил её внука, не предупредив. Ещё она могла знать о его поездке на север и о катастрофе, что там произошла, и это заставило меня поморщиться от мысли, что она могла думать обо мне перед смертью.

Лукас указал бокалом на дерево магнолии вдали.

— Она там, если позже захочешь поздороваться.

— Я должен буду это сделать, — и извиниться. Затем я вспомнил кое-что, что он сказал раньше. — Ты сказал, на этой неделе будет три года?

— Мхм.

Секундочку. На этой неделе было восемь лет с тех пор, как я уехал. Бабушка умерла в ту же неделю спустя пять лет? Не удивительно, что он так замкнулся. И теперь, мы снова готовились пойти на всё это, когда моё время в Южном Хэйвене подходило к концу.

— Забавно, что ты выбрал эту неделю, чтобы вернуться, ты так не думаешь? — произнёс Лукас, читая мои мысли. Он невесело улыбнулся мне, что никак не скрыло боль в его глазах. — У Бога или у судьбы определённо лажовое чувство юмора.

Я даже не знал, что сказать на это. Не казалось честным, что этот мужчина прошёл через столько за свои двадцать шесть лет.

— Я знаю, что вёл себя как придурок, когда снова тебя увидел, но ты знаешь, каково потерять всех, о ком заботишься? — Лукас поднял вверх пальцы, чтобы составить список. — Я потерял родителей. Потерял тебя. Затем умерла бабушка. Окружить себя стенами — единственный способ справиться со всем, который я знаю на данный момент.

— Я ненавижу это. Ненавижу, что тебе пришлось через всё это пройти. Ненавижу, что я поспособствовал этому.

— Это была не твоя вина.

— Нет, не моя. Но я никогда не хотел быть тем, кто причинит тебе боль. И, Лукас… — скажи это. Сейчас же, просто скажи, пока не отступил. Я удерживал его взгляд, пока говорил: — Я не хочу причинять тебе боль.

— У тебя может не быть выбора, — сказал он, грустно улыбаясь.

Я не думал, что это правда. Больше нет. Я не был восемнадцатилетним парнем без гроша за душой. На самом деле, сейчас у меня было приличное состояние, достаточное, чтобы мне больше никогда не пришлось работать, если я не захочу.

Но было что-то ещё, что-то, что мне нужно было сказать ему, пока мы обсуждали всё неприятное.

— Ты должен кое-что знать.

Вот и оно. Что бы Джексон ни собирался рассказать, новости не были хорошими, я был уверен в этом, так что подготовился как можно лучше.

— Хорошо, так расскажи мне, — сказал я.

Он избегал моего взгляда.

— Это насчёт сегодняшних телефонных звонков.

Я знал это, чёрт побери. Но пытался оставаться спокойным, когда спросил:

— Что насчёт них?

— Это не то, что ты думаешь.

Может, это именно то, что я думаю.

— Дома есть одна женщина. Сидни.