Словно отгадав направление ее размышлений, Вилли сказал:

— Для вас пока это теория. Вот заведете своих детей и поймете, в чем трудности, а в чем радости.

Мысль о том, что ей предстоит рожать детей, пока еще удивляла Гизелу. Не так давно перешагнув двадцатипятилетие, она по-прежнему считала, что до этого еще куча времени впереди.

— Значит, вы считаете, что я захочу завести детей?

— Не удивлюсь, если не захотите. Женщины вашего склада не всегда готовы пожертвовать своей красотой и свободой ради такого богоугодного дела.

— Простите, во-первых, какого именно склада, а во-вторых, разве я сказала вам, что не хочу иметь детей?

— Да, этого вы не говорили, во всяком случае мне. Но вы... слишком современная девушка и вряд ли захотите напрягаться, поддерживая в порядке семейный дом. Для этого существуют горничные, не правда ли?

— Вот уж, как говорится, попали пальцем в небо. Я как раз очень старомодна и серьезно стану думать о перспективе завести ребенка только тогда, когда встречу мужчину, который, с моей точки зрения, может быть достойным отцом моим детям.

— Значит, ваш бывший жених не прошел и по этим параметрам?

Гизела не стала отвечать на этот не очень корректный вопрос. Но ее губы скривились в неприязненную улыбку. Она вспомнила рассуждения своего приятеля о том, что беременеть или рожать надо в год выборов, в которых он собирался принять участие. Это, считал он, могло бы принести ему лишние голоса за счет симпатий избирателей, особенно женщин, к подобной ситуации. А Вилли продолжил свои размышления вслух:

— Ваша старомодность мне очень импонирует. Я смотрю на жизнь так же. К тому же мне нравится, что вы выглядите как настоящая леди. На вас дорогие вещи, выбранные с большим вкусом. Это я люблю...

— Вы очень наблюдательны, господин Фриш, но мне не очень нравится обсуждать свою внешность с мужчиной, мягко говоря, малознакомым.

— Достаточно знакомым, чтобы запомнить мое имя и обращаться ко мне не так официально.

О да! Она помнила не только его имя, но и... умение целоваться.

— Я помню, конечно, ваше имя. Помню и нахальство, с которым вы полезли с поцелуями! Так что оцените мою доброту, мне явно после всего этого не стоило давать вашему брату возможность заработать.

— Сейчас у меня по щеке скатится скупая мужская слеза. И как это вам удалось вот так сразу все выяснить обо мне? Может быть, все-таки это профессиональная наблюдательность? Слушайте, а почему бы моему брату не начать работу прямо завтра?

— Так... быстро?

— Да, чтобы не дать вам времени отменить свой заказ, — ответил он не без сарказма.

— Не беспокойтесь, денежки не пройдут мимо вашей семейной кассы. Я привыкла держать слово. Так что и вы, и ваш брат сможете вовсю использовать свои таланты...

— Моим талантом вы называете умение целоваться? Мне нравится ваша оценка, и я готов углублять свои навыки... но только с вами.

— Почему? Я что, напоминаю вам вашу жену или кого-то другого? — Гизела сама была поражена жестокостью слов, сорвавшихся с ее губ.

Вилли замер. Но через несколько мгновений двинулся в ее направлении. Она была поражена его звериной грацией, однако по выражению красивого мужского лица не могла понять, что этот человек намеревается сделать.

Оказавшись прямо перед ней, он осторожно одной рукой поднял вверх ее подбородок. Жесткий взгляд уперся в ее испуганные глаза, но он не произнес ни слова. Гизела тоже молчала, просто потому что у нее не было сил двинуться. Она с удивлением отметила, что Вилли качает, как бы в раздумье, головой, явно принимая какое-то важное для себя решение. Его взгляд гипнотизировал девушку. Ей показалось, что он видит вовсе не ее, Гизелу, а свою безвременно ушедшую любовь, свою дорогую жену, мать Петера. Поэтому ее просто потрясли его слова:

— Нет, у вас нет ничего общего с Бригит. Ничего! — Он почти прокричал это слово. — Она не была блондинкой.

Непонятно почему, но эта констатация вызвала облегчение в душе Гизелы. Ага, значит, я не похожа. Но целует-то он меня! А Вилли явно попытался дать задний ход, успокоить себя:

— Если я позволил себе поцеловать красивую свободную девушку — разве это преступление? Мне искренне хотелось этого.

Он замолк, заметив, как побледнела Гизела. Побледнела от чего-то, что зародилось внутри нее. Он сказал «искренне?» Девушка в это время решала свою проблему: чего ей хочется больше? Чтобы Вилли поцеловал ее или самой его поцеловать?

— Как бы там ни было, — невпопад возвращаясь к уже решенному вопросу, хриплым голосом заявила Гизела, — я не собираюсь отнимать у вашего брата возможность заработать.

— Мне нравится ваша логика, — опять с некоторой долей иронии заметил Вилли.

— Не переоценивайте свои способности экстрасенса...

— Ага, значит, вы признаете за мной такие способности. — При этом мужчина легко коснулся пальцем ее полных губ. Девушка должна была бы возмутиться фамильярностью этого жеста. Но этого не произошло. Губы, сами по себе, раскрылись, как будто уже были готовы к поцелую. Загорелое лицо Вилли поплыло перед глазами Гизелы. Ей так хотелось, чтобы он поцеловал ее. — Какие у вас красивые... совершенной формы губы, — севшим внезапно голосом проговорил мужчина. — Они очень эротичны и просто напрашиваются на поцелуй. — Последние слова он произнес уже страстным шепотом.

— Вилли... — сдавленным голосом едва выговорила девушка, словно призывая его к действию.

Потом ей пришлось облизнуть вдруг высохшую внутреннюю поверхность губ. Руки сначала бессильно опустились вдоль тела, затем вдруг взлетели и сомкнулись на его сильной шее. Она ощутила бархатистость кожи и, осмелев, провела ладонями по сильным плечам и мощным бицепсам.

— Слушаю и повинуюсь, мой ангел, — страстно проговорил Вилли. Аромат его тела пьянил Гизелу, и она сквозь какую-то дремотную пелену услышала его не то приказ, не то просьбу: — Ну поцелуй же меня, как это надлежит делать, когда любишь человека. — Его мощная грудная клетка вздымалась и опускалась. — Ну давай же, я жду.

Гизела не подозревала, что способна на такие порывы. А Вилли между тем обнял ее чуть ниже талии, и тело девушки от этого затрепетало. И трепет этот становился все сильнее, по мере того как его язык проникал сквозь мягкие девичьи губы, начиная поединок с ее языком. Пальцы Гизелы действовали совершенно самостоятельно, они, не спрашивая мнения хозяйки, забрались под расстегнутую рубаху и зарылись в густые волосы, покрывающие мускулистую грудь. Потом эти тонкие трепещущие пальцы потянулись к его лицу и ласково пробежали по выступающим скулам, твердым губам, рельефным надбровьям. Пронзительный мужской взгляд держал в фокусе ее мятущиеся глаза. И он опять стал страстно целовать ее. От избытка эмоций колени Гизелы подогнулись, и, не удержи Вилли ее в своих объятиях, она упала бы.

Сейчас для них не существовало внешнего мира. Ни он, ни она не думали о том, как могут оценить прохожие такую картинку: известный писатель и красивая девушка целуются среди бела дня на виду у всех. На их счастье, никого вокруг не оказалось...

Ситуацию до смешного просто разрядил местный пес. Его любопытный холодный нос ткнулся в ногу девушку, и очарование немедленно улетучилось от столкновения с этой прозой жизни... Глянув в коричневые глаза колли, она вскрикнула:

— Господи! Все это бред, наваждение! — И высвободилась из объятий Вилли. Он не стал удерживать ее.

— С точки зрения стороннего наблюдателя, может быть, все это и бред, — согласился мужчина. — Но сами-то вы разве тоже так считаете?

Гизела не могла не ответить легкой улыбкой на его не лишенное остроумия замечание. Потом торопливым жестом девушка заправила полы своей рубахи в джинсы. Как же он изголодался по женской ласке, подумала она. Не слишком искушенная в любовных делах, Гизела все же ощущала искренность порывов Вилли. И тут же стала с чисто женской непоследовательностью убеждать себя, что этот на сегодня одинокий мужчина видит в ней абстрактную женщину, а не ее, Гизелу. Почему? На этот вопрос она не смогла бы ответить даже самой себе.