— Который час? — совершенно неожиданно поинтересовался Вилли.
Почти автоматически глянув на маленький циферблат своих дорогих часов, Гизела тихо ответила:
— Почти десять.
— Черт побери! Я обещал возвратиться гораздо раньше. По-моему, собирается дождь, — заметил он без видимой связи с предыдущей фразой. — Кстати, мы с братом, пожалуй, все же начнем у вас завтра.
Гизела моргнула от неожиданности. Она никак не могла привыкнуть к броскам его мысли. Оказывается, он, что бы там ни происходило, не отключался от главного направления их совместного интереса.
— Ладно, если вы придете, а меня не будет дома, то ключ найдете под ковриком у входной двери.
— Договорились! — Его улыбка откровенно говорила: никуда ты, миленькая, не денешься, будешь ждать меня.
Мысль о том, что он правильно угадал ситуацию, отравила Гизеле и дорогу домой, и весь вечер, который ей пришлось скоротать в одиночестве.
— Есть кто-нибудь дома? — Голос Вилли был холодновато вежлив. В кухонную дверь коттеджа он постучался очень деликатно.
— Это вы? Заходите, пожалуйста. Нет, не задерживайтесь на кухне, проходите в гостиную.
Вилли предполагал, что после вчерашнего Гизела станет разыгрывать недотрогу, этакую оскорбленную невинность. Но оказалось, что она искренне рада его приходу и даже не поинтересовалась, почему он один, без брата, который, собственно, и должен был выполнять заказ. Пройдя в гостиную, Вилли по выражению лица девушки сообразил, что он переоценил ее физическую тягу к нему. Да, она была взволнована, но двигало ею что-то другое.
— Не стойте истуканом, — нервно проговорила она, — сделайте же что-нибудь!
— Что вы имеете в виду, — озадаченно поинтересовался Вилли. — Что я должен или могу сделать? Мы что, играем с вами в покер?
Придурок! — безжалостно подумала Гизела. Ее глаза неотрывно смотрели на маленькую полевку, сжавшуюся в углу в серый комочек.
— Да уберите же ее из комнаты! Только не убивайте, я не в силах вынести такое зрелище!
— Я просто вымету ее отсюда, можно? — Глянув на девушку, он замер от невольного восхищения. Фигурка, замершая от ужаса, поразила его точеными формами и невероятно длинными ногами. Она напоминала женские скульптуры мастеров Средневековья. Только была живой, стояла рядом, и совсем недавно, целуя ее, он ощущал, что ей это вовсе не противно!
Наконец мышонок был благополучно изгнан и ситуация вернулась на исходные позиции. Остались он и она... И им предстояло решать, что делать дальше.
Первой заговорила. Гизела.
— Простите меня, я вела себя как ненормальная. — Но это не было раскаянием. Тон девушки был светски холодным. — И пожалуйста, не вздумайте смеяться надо мной.
— И не собираюсь, — искренне ответил Вилли. — Думаю, что если девушка боится мышей, это ведь не означает слабость ее жизненных позиций.
— Не означает, — покладисто согласилась Гизела. — Если ситуация потребует, я могу быть очень твердой... во всяком случае я так считаю.
— Верю. — Вилли был искренен, и эта искренность взволновала Гизелу.
Потянувшись к стенному шкафу, девушка достала оттуда чистое полотенце и умоляющим тоном сказала:
— Пожалуйста, вымойте руки, вы ведь были вынуждены коснуться зверька, выкидывая его наружу.
— Господи, неужели абсолютная стерильность тоже ваш пунктик? — В голосе Вилли прозвучало подлинное любопытство. Он внимательно посмотрел на слегка зардевшееся девичье лицо и понял, что «пунктик» у нее совсем другой. Его мужское самолюбие было приятно задето.
Полусерьезно, полушутя Гизела проговорила:
— А вы представьте себе ситуацию: одинокая беззащитная девушка готовит себе скромный завтрак, и вдруг, откуда ни возьмись, появляется...
— ...Страшная дикая тварь... — подхватил Вилли.
— Ну да, вам хорошо смеяться, а я чуть в обморок не упала. Если бы вы так неожиданно не появились, то просто не могу предсказать, осталась ли бы я на этой грешной земле.
— Не скрою, я был просто поражен той картиной, которую застал. Даже не представлял, чтобы человек... ну пусть даже женщина, может впасть в такое состояние. Я считал вас более твердой после того, что увидел некоторое время назад на шоссе. По-моему, тот треклятый журналист был гораздо опаснее маленькой мышки. Однако вы, не колеблясь, вывели его машину из строя!
Лицо Гизелы приняло решительное выражение, когда она мысленно вернулась к событиям того дня и вообще последних недель.
— Я уже сказала: когда надо, я могу быть очень твердой.
Вилли ответил очень серьезно:
— А я уже сказал, что верю в это. Гизела недоверчиво посмотрела на него, потом улыбнулась.
— Может быть, вы и изрядный свинтус, но чувство юмора вам присуще. — Она наморщила носик. — Идите вымойте руки.
У нее был еще один довод, может быть, даже более серьезный, чтобы поскорее отправить его в ванную. Уловив красноречивый взгляд мужчины, девушка вспомнила, что она полуобнажена. Ночная рубашка не скрывала ее прелести, от которых Вилли явно не собирался отводить глаза. А она, пытаясь прикрыть наготу, то ли против собственной воли, то ли в силу природной женской кокетливости, так прикрылась ладонями, что стала во сто крат эротичней и желанней.
Вилли сегодня был одет еще более демократично, чем при их прошлой встрече. На нем опять были джинсы, но на этот раз как у хиппи — с продранными коленями. На чистой и тщательно отглаженной рубашке остались несмываемые пятна масляной краски. Под тонкой тканью отчетливо рисовались мощные мускулы.
Комбинезон подошел бы больше, сварливо подумала Гизела. Но не могла не признаться себе, что даже колпак из старой газеты, любимый головной убор маляров, не испортил бы его внешности. Впрочем, маляр-то не он, заметила она про себя. Пожалуй, ей хотелось, чтобы именно Вилли делал ремонт, а не его мифический братец.
— Как вы, собственно, оказались здесь в такой неурочный час?
— Почему неурочный? Если бы вы встали, как я, в пять утра, то полдень, что наступит через пару часов, казался бы вам переломом суток.
— А с кем остается Петер, пока вы работаете?
— С моей родственницей. Она души в нем не чает.
Может быть, и в отце тоже? — ревниво подумала девушка. И, стараясь не показать заинтересованности, спросила:
— Вы не упоминали о ней раньше, кто она?
— Лореляй? Правда, мы все зовем ее просто Лора. Пожалуй, я не сумею ни описать ее, ни назвать точную степень нашего родства.
— Во всяком случае, у нее очень лирическое имя, как у героини старинной баллады.
— Когда вы с ней встретитесь, она вам понравится.
— Просто умираю от любопытства и желания узнать ее поближе. Но, честно говоря, я приехала сюда отдохнуть от людей, и у меня нет желания заводить новые знакомства.
— Значит, причина вашего побега от людей — это желание побыть одной?
Посмотрев внимательно в ее голубые на мгновение сузившиеся глаза, Вилли уловил промелькнувшую в них тревогу.
— Я же рассказала вам, что рассталась с женихом. Мне захотелось побыть одной и не отвечать на дурацкие вопросы своих знакомых.
— Так бы сразу и сказали, что уединились зализывать раны и копить ненависть к мужской половине рода человеческого!
Девушка стиснула зубы и посмотрела на Вилли с открытой неприязнью.
— Не люблю демонстрировать миру свои личные проблемы.
Тщательно вытерев руки, Вилли передал полотенце хозяйке.
— Если вы думаете, будто я люблю показывать миру свои болячки, то сильно заблуждаетесь! К тому же, мне не кажется, что ваше влечение к жениху было настолько роковым, чтобы отрешиться от всего мира. Нет, вами двигало что-то другое!
У Гизелы от этих слов навернулись слезы на глаза.
— Мне наплевать на ваши домыслы! Думайте, что хотите! Кстати, Гюнтер ничего конкретного мне не предлагал, так, только общие соображения о пользе семейной жизни. И давайте закончим с этой темой. Вы не мой исповедник, я вообще знаю вас недолго и не слишком хорошо...