Тон Найджела стал умоляющим, он не сводил с Мелинды глаз. Только бы она поверила, только бы поняла!

Мелинда несколько секунд недоумевающе смотрела на него, потом внезапно хлопнула в ладоши и рассмеялась. Ее смех, резкий и неуместный в тишине уединенного дома, ошеломил Найджела. Он всерьез испугался за жену — после всего пережитого ее нервы на пределе. Может быть, она права и им действительно надо ненадолго расстаться. Мелинде следует сменить обстановку, немного побыть одной, вдали от всего, что связано с тягостными воспоминаниями. Найджел приготовился сказать это, но его ждало новое потрясение.

— Поверь мне, Найджел, я не стала бы тебя винить, даже если бы ты убил его собственными руками. — Мелинда произнесла это совершенно спокойно, ее губы слегка улыбались, но глаза оставались холодными. — Понимаю, что это звучит чудовищно, но я очень рада, что наконец избавилась от этого деспота.

В гостиной воцарилась тишина. Найджел был настолько ошеломлен услышанным, что, казалось, утратил способность не только мыслить, но и что-либо чувствовать. Видимо, Мелинда предвидела подобный эффект от своих слов. Она спокойно ожидала, когда к Найджелу вернется способность говорить.

— Мелинда, если это шутка, — внезапно севшим голосом, заговорил Найджел, — то одна из самых неудачных. К тому же сейчас не время шутить. Или, может, я ошибся и неправильно тебя понял? О каком деспоте ты говоришь?

Мелинда, вздохнув, скрестила руки на груди, словно желая окончательно отгородиться от мужа.

— Нет, ты не ошибся. — Ни малейший эмоциональной окраски в ее голосе. — Я говорю именно о Джеймсе Корнелиусе Эдвардсоне, величайшем ученом своего времени, знаменитом на весь мир профессоре.

Найджел все еще отказывался верить услышанному.

— И ты говоришь такие вещи о человеке, заменившем тебе мать? И, если уж на то пошло, родного отца?

Найджел прикусил язык, но было уже поздно. Однако Мелинда, пристально наблюдавшая за мужем, лишь усмехнулась.

— Ты и это знаешь? — Она встала и прошлась по гостиной. На ее губах играла легкая презрительная улыбка. — Ну конечно, — сказала она скорее себе самой. — У вас ведь были доверительные отношения. Что еще он тебе успел рассказать?

Найджел укоризненно покачал головой.

— Подумай, Мелинда, ты ведь очерняешь память человека, который дал тебе все, о чем только можно мечтать. Твоя собственная мать тебя бросила, а он…

Но закончить свою мысль он не успел. Мелинда резко обернулась к нему, словно кошка, готовая к прыжку. Теперь она и впрямь напоминала рассерженного хищника — глаза ее сверкали, а ноздри раздувались от гнева.

— Не смей говорить гадости о моей матери, — с едва сдерживаемой яростью, произнесла она тихим голосом.

Найджел всерьез испугался — до сих пор ему не приходилось видеть Мелинду в таком состоянии. Найджел и не подозревал, что она способна испытывать подобные эмоции. Он сделал успокаивающий жест и попытался что-то сказать, но Мелинда раздраженно покачала головой. Видимо, она уже взяла себя в руки и досадовала на себя за эту вспышку.

— Тебе, видимо, преподнесли убедительную сказочку о никудышной матери. — Мелинда вновь опустилась в кресло. Она все еще тяжело дышала, но ее голос был спокойным. — Так вот, все это полная чушь. Моя мама меня не бросала, это он отобрал меня у нее.

— Значит, он очень сильно тебя любил, — убежденно произнес Найджел. — Он понимал, что с ним тебе будет лучше, и оказался прав. Разве не так? Иначе зачем ему это понадобилось?

Мелинда усмехнулась и покачала головой.

— Здорово же он тебя обработал! — Она помолчала и со вздохом продолжила: — Он никогда никого не любил, кроме себя самого. А понадобилось ему это лишь для того, чтобы отомстить моей матери.

— За ее измену? — уточнил Найджел.

— Нет! — Глаза Мелинды вновь вспыхнули гневом. — За то, что она всегда была независимой личностью и отказывалась признать его пупом земли. Он сделал ее жизнь невыносимой, а когда она решила уйти, облил ее грязью и отобрал ребенка. Вот тебе вкратце история их недолгого брака. Ты доволен?

— Есть все же непонятные моменты. — Найджел не желал сдаваться. — Ты стала взрослой, теперь ты вольна распоряжаться собой, как тебе вздумается. Почему же ты не вернулась к матери? Или, по крайней мере, не видишься с ней так часто, как тебе хочется? Или она…

Мелинда поняла, что означала эта последняя незаконченная реплика.

— Нет-нет, моя мать жива, с ней все в порядке, — заверила она. — К тому же с матерью я вижусь довольно часто, когда она приезжает в Пуэбло. Теперь ты понимаешь, почему я люблю ездить за покупками в одиночестве? Замужество подарило мне хотя бы относительную свободу передвижения. И за это я тебе действительно благодарна.

Относительную свободу передвижения. Эта фраза заставила Найджела задуматься. Невольно вспомнилось, как Джеймс Эдвардсон некогда горячо убеждал его, что Мелинде нравится жизнь отшельницы. Тогда Найджелу это показалось странным, и теперь сомнения заговорили с новой силой.

— Но почему же ты не рассказала обо всем мне? Ты ведь знаешь, как я тебя люблю, неужели ты думаешь, что я запретил бы тебе видеться с матерью?

— Потому, что он разделался бы и с ней, и со мной.

Это прозвучало чудовищно. Жуткое впечатление от этих слов усиливалось простотой тона, которым они были произнесены. Никакого пафоса или надрыва, всего лишь констатация факта. Таким тоном Мелинда могла бы сказать, что за окном идет дождь или пора обедать.

— Пока он был жив, мы боялись нарушать его запреты, — продолжила Мелинда, поскольку Найджел обескураженно молчал. — Ты можешь мне не верить, но это страшный человек. — Мелинда, сама того не замечая, заговорила об отчиме в настоящем времени, словно еще не конца осознала, что его больше нет.

— Запреты, — машинально повторил Найджел.

— Да, — кивнула Мелинда. — Он позволял мне видеться с мамой лишь два-три раза в год и обязательно в его присутствии. И не важно, сколько мне лет, замужем ли я и так далее. Ничто не имело значения. А он собирался жить вечно, по его утверждению. — Мелинда усмехнулась, ее глаза сверкнули недобрым огоньком. — Как видишь, он ошибся.

— Он говорил, что будет жить вечно? — переспросил Найджел. — Может, он имел в виду, что его научный гений переживет его самого? Но в этом смысле он ведь не ошибся.

Однако Мелинда нетерпеливо покачала головой.

— Нет, к его научным трудам это не имело никакого отношения. Это был один из способов запугивания. О, у него их было много!

Она сказала это с такой горечью, что от жалости у Найджела сжалось сердце. Возможно, все это сильнейшее преувеличение, но все же его жене жилось нелегко. Найджел отказывался верить, что Джеймс Эдвардсон был злодеем, державшим в страхе бывшую жену и приемную дочь. Но, тем не менее, он понимал, что за всем этим что-то кроется.

— Он с самого детства вдалбливал мне, что он бессмертен, — задумчиво продолжала Мелинда, — и всегда сможет узнать, что я делаю, где бы я ни находилась. Когда я была маленькой, я ему верила. А когда выросла, уже привыкла его бояться. И ненавидеть.

— Да, но теперь его нет, и ты сможешь жить, как хочешь. — Произнеся эти слова, Найджел испытал непонятное чувство вины, словно он предавал память Джеймса Эдвардсона.

— Именно это я и собираюсь сделать, — холодно подтвердила Мелинда. — Поэтому я намерена как можно скорее уехать отсюда. Меня уже тошнит от этих колокольчиков.

— Что ж, мы можем уехать вместе, — оживленно подхватил Найджел. — Признаться, я был бы не прочь вновь окунуться в суету большого города, например, того же Нью-Йорка. Или ты хочешь поселиться где-нибудь еще? Только скажи, и я готов. Весь мир перед нами!

Мелинда молча выслушала эту пылкую сбивчивую речь. Отвечать она не спешила, и Найджел занервничал.

— Я ведь уже сказала, что мы должны расстаться.

Найджел подсознательно ждал этих слов. Конечно, он помнил, что именно это Мелинда произнесла, едва они встретились в гостиной. Но все же он надеялся, что она передумает, что еще можно что-то изменить…