Ну, наконец-то, вот и нужный поворот. Картрайту пришлось еще сбросить скорость — «линкольн» два раза занесло на отвратительно скользкой грязи, в которую превратился подъезд к ранчо. Если он не хочет последние пятнадцать миль проделать пешком, надо быть предельно осторожным.

Но, несмотря на все его старания, машина вскоре забуксовала. Дуэйн выругался, выскочил под ливень и попытался вытолкнуть двухтонную махину, но она даже не сдвинулась с места. Ну, все, приехали…

Дуэйн вернулся в салон, попытался разыскать зонт, но добился только того, что намочил все сиденья. Тогда он открыл багажник, достал кусок брезента, который остался там после последней поездки на рыбалку, и пустился пешком, скользя и падая. Задыхаясь от усилий, грязный и насквозь мокрый, он добрался-таки до цели своего многотрудного путешествия и позвонил. И стал ждать ответа, бессильно привалившись к стене.

Прошло несколько минут — ни звука, ни отклика, ни света внутри дома.

Дуэйн из последних сил заколотил кулаками в дверь.

— Олли! Олли, открой! Олли, ты здесь? Олли, Олли, Олли! Что с тобой? Ты слышишь меня? Это я, Дуэйн! Открой, отзовись! Олли!

Дверь отворилась — внезапно и совершенно бесшумно. Он поднял глаза — перед ним стояла она. Стояла, кутаясь в длинную шаль, и молча, смотрела. Потом, все так же, не произнося ни слова, отступила назад.

Дуэйн отбросил бесполезный брезент и спросил:

— Я могу войти?

Оливия распахнула дверь шире, потом повернулась и скрылась внутри.

Он сделал шаг вперед и остановился. С него продолжали течь потоки воды, и он не решался последовать за ней. Все его худшие опасения подтвердились. Она выглядела, как привидение, как тень… Ясно, что не спала ни минуты.

Оливия вернулась, неся большое полотенце, которое протянула ему.

— Вот, возьми, — безжизненным голосом произнесла она.

— Спасибо. — Он начал вытирать мокрые волосы, а Оливия снова удалилась.

Приведя себя немного в порядок, Дуэйн отправился разыскивать хозяйку. И нашел ее в кухне, рядом с горящей плитой. Она сидела у стола, невидящим взглядом глядя на чайник.

— Олли, — произнес он, опускаясь рядом с ней на колено.

Она вздрогнула, пришла в себя и презрительно сказала:

— Прекрати, Дуэйн. Это пошло и смешно. Зачем ты приехал?

— Зачем ты так говоришь, Олли? — с нескрываемой болью воскликнул он. — Ты знаешь, зачем я приехал…

Она не дала ему закончить и горько засмеялась.

— О да, ты прав. Знаю. Ведь я уже столько раз проходила через это. С Эндрю. Ты приехал сказать, что я неправильно поняла или неверно истолковала самую безобидную вещь.

— Но это так и есть! — с отчаянием в голосе заявил он, вызвав еще один презрительный смешок.

— О, мне даже интонации эти знакомы. Сейчас ты должен попытаться разыграть оскорбленную добродетель, потом уязвленную гордость, затем повернуться и удалиться, хлопнув дверью.

— Господи, Олли, — прошептал Дуэйн, — что тебе пришлось пережить…

— Да! — закричала она. — Да! Я пережила все это уже один раз! И не собираюсь наступать, на те же грабли. Поэтому ты приехал совершенно напрасно! Меня даже твой вид не трогает! Это все сплошное представление! Причем дурного толка. Потому что я-то, не забывай, была знакома с великолепным актером. Ты ему и в подметки не годишься!

Дуэйн схватил ее за руки и попытался прижать к себе. Но Оливия отскочила, как разъяренная кошка.

— Не смей прикасаться ко мне! — яростно прошипела она. — Никогда! Слышишь? Никогда больше!

Он молчал, не поднимаясь с колена, только смотрел на нее, пока она не успокоилась и не села на место.

— Я понимаю, что тебе трудно поверить мне на слово, — заговорил, наконец, Дуэйн. — Особенно в таких обстоятельствах.

— Именно! Только не трудно, а невозможно! Но он, словно не слыша очередных ее язвительных реплик, продолжил:

— Я знаю, как доказать свою невиновность. У тебя есть телефон с громкой связью?

— Есть, но…

— Пожалуйста, прошу тебя. Обвиняемому положено дать возможность оправдаться, — твердо сказал Дуэйн, поднимаясь. — Где он?

Оливия кивком указала на холодильник, где стоял аппарат. Он подошел, решительно набрал номер, и они оба долго слушали длинные гудки. Наконец раздался сонный женский голос:

— Слушаю… Слушаю! Что за дурацкие шутки среди ночи?

— Ты узнаешь голос? — спросил Дуэйн и, когда Оливия кивнула, сказал: — Марси, это я.

— Ду-ду? Как ты…

Он увидел, что Оливия вздрогнула, услышав это прозвище, и перебил собеседницу:

— Помолчи, Марси, и хоть раз в жизни послушай меня. Рядом со мной сейчас находится женщина, которую я люблю и на которой скоро собираюсь жениться. Ее расстроил твой вчерашний звонок. Изволь, пожалуйста, объяснить, кто ты такая и зачем звонила.

Оливия уставилась на Дуэйна, широко раскрыв глаза. А тем временем из аппарата донесся смущенный смешок, потом слова:

— О! Прошу прощения, но я не собиралась огорчать вас, мисс. Я же не знала, что Ду-ду… гмм… Дуэйн собирается жениться. А это, между прочим, позор, потому что ты, милый мой братец, мог бы и рассказать единственной сестре. Я звонила, мисс… извините, не знаю, как вас зовут… потому что завтра у нашей матери день рождения, а этот маленький мошенник уже две недели обещает поехать со мной и посмотреть то кресло, что я присмотрела ей в подарок. — Марси неловко усмехнулась, помолчала, припоминая что-то, и продолжила: — Что же касается моего грубоватого замечания по поводу его… якобы многочисленных любовных похождений… так это наша старая семейная шутка. Прошу прощения за недоразумение и очень надеюсь познакомиться с вами в самое ближайшее время, мисс.

— Спасибо, Марси. Я тоже очень надеюсь, что мне удастся вас познакомить. Перезвоню тебе позднее. А кресло купи сама, я полностью доверяю твоему вкусу. Пусть счет пришлют мне. — С этими словами Дуэйн разорвал связь и повернулся к Оливии. — Она на три года старше меня, но я уже с семи лет пытался отучить ее от этой отвратительной клички, даже пускал в ход кулаки. Ду-ду… какая гадость! Ненавижу, просто ненавижу! — И он заметно передернулся.

— Ты… ты это серьезно? — недоверчиво вымолвила Оливия.

— Абсолютно! А ты разве терпела бы такое прозвище? — с жаром воскликнул Дуэйн.

Оливия слегка усмехнулась, потом посерьезнела.

— Я имела в виду… ну… что ты скоро собираешься… — Она недоговорила.

— Что я люблю тебя и собираюсь жениться? Безусловно! Хоть сегодня, если ты готова осчастливить меня своим доверием и согласием, — заверил ее Дуэйн, приближаясь и беря тонкую руку, судорожно сжимающую края шали. — Олли, любимая моя Олли, ты даже не представляешь, что я пережил, когда вернулся и услышал это сообщение. Если бы мне в ту минуту Марси подвернулась под руку, я бы даже не знаю, что с ней сделал. Потому, что сразу понял, как ты среагируешь.

— Господи, я повела себя как настоящая истеричка… Но что бы ты подумал на моем месте? — тихо спросила она, но руки не отняла.

— Не знаю, — откровенно признался Дуэйн. — Но я не мог оказаться на твоем месте.

— Это еще почему? — подозрительно взглянула на него Оливия.

— Потому что у тебя, слава богу, нет братца, который способен выкинуть подобный номер, — засмеялся Дуэйн.

И в ответ услышал похожий на звон хрустального колокольчика смех Оливии, который, к его глубочайшему ужасу, скоро перешел в судорожные всхлипы. Она прильнула к нему, спрятала лицо на его широкой груди и, сотрясаясь от рыданий, забормотала:

— Н-не обращай внимания… Это я от счастья… Ты не представляешь… я почувствовала себя так, словно… словно снова вернулась к Эндрю…

Этого Дуэйн уже не мог вытерпеть. Он заставил ее поднять голову и посмотреть ему в глаза и лишь тогда торжественно заявил:

— Клянусь, Олли, я убью этого подонка. За твои слезы, за ту боль, что ты испытала тогда и сейчас.

Он скрепил свою клятву, таким пылким поцелуем, что слезы на ее лице моментально высохли. А когда они, едва переводя дыхание, оторвались друг от друга, Оливия вдруг опомнилась: