— Я нашла их в кустах на пляже. Полагаю, они ваши.

Мужчина взял листки и пробежал по ним глазами.

— Да, мои, — ответил он. — И из-за такой ерунды вы явились сюда и оторвали меня от дела?! Из-за каких-то двух бумажек, которые я мог бы напечатать еще раз, если бы мне понадобилось? Ради Бога, мисс, неужели вы не можете заняться чем-то более интересным? М-да. Впрочем, вряд ли.

От последних слов, сказанных с откровенной иронией, гнев вспыхнул в ней с новой силой.

— А не лучше ли вам оглянуться на самого себя? — дерзко спросила Линда. — Неужели вы сами не можете заняться чем-то более интересным?

— И какое же занятие вы имеете в виду?

— Писать обо мне, черт возьми. — Ее голос негодующе зазвенел. — Да как вы осмелились на это?

Густые брови незнакомца слегка приподнялись, и он произнес:

— Писать о вас?

— Я, слава Богу, умею читать, а кроме того, распознать очевидное.

Он снова взглянул на листки.

— Ясно. — Его губы изогнулись в усмешке. — Но здесь нет ни слова о вас. Это чистой воды художественный вымысел.

— Ну конечно же! «У нее очень темные волосы, очень короткая стрижка», — процитировала гостья. — И она была «худая, как уличная кошка» Вы что думаете, я дура?

— Понятия не имею о ваших интеллектуальных способностях, и вообще мне неизвестно кто вы.

Ему неизвестно, кто она! Возможно. Хотя, как жена Филиппа, она постоянно привлекала к себе внимание публики — главным образом благодаря бульварным газетам, не упускавшим случая посудачить о его похождениях. Смерть Филиппа вновь пробудила интерес к Линде, и она легко могла представить себе новые заголовки статей: «Вдова Барлоу нищенствует», «Вдова Барлоу убита горем», «Вдова Барлоу обнаружена на затерянном островке».

— Если вы репортер и вздумали писать обо мне, предупреждаю…

Синие глаза сузились.

— Предупреждаете? О чем же?

— Я подам на вас в суд за клевету!

— Понятно, — спокойно промолвил он; ее угроза явно не произвела на него впечатления. — И с чего бы вдруг мне взбрело в голову писать о вас?

— Из-за денег, — парировала Линда. — Ради чего же еще?

Она развернулась и быстрым шагом направилась к двери, ощущая, как его глаза буравили ей спину, а волны музыки наполняли сердце нежной чувственностью.

— Минутку, — произнес незнакомец тоном, не терпящим возражений, и Линда неожиданно для себя остановилась. Их взгляды встретились. — Кто вы? — Голос мужчины прозвучал требовательно и жестко.

— А кто вы? — В ее глазах он прочел смелость и твердость.

— Джеймс Феличчи, — услышана она поспешный ответ. Мужчина скрестил на груди руки и повторил свой вопрос:

— А вы?

— Линда.

— Фамилия?

— Не имеет значения. Что вы пишете? Статью? Публичное разоблачение для бульварной прессы?

— Роман.

— О чем?

— Приключения, международная интрига. — Он с равнодушным видом пожал плечами.

— И в этой интриге есть я.

Изогнув одну бровь, он улыбнулся:

— Нет, вас там нет. Вы просто штрих в портрете героини.

Линда не могла понять, что в ней вызвали его слова — гнев, недоумение или то и другое вместе. Штрих в портрете!

— Вы, несомненно, владеете искусством говорить комплименты, — съязвила женщина.

— Это не комплимент и не оскорбление, а просто констатация факта.

Джеймс Феличчи говорил и в то же время внимательно рассматривал Линду. Под острым взглядом его синих глаз она вдруг забеспокоилась, что тут же вызвало в ней сильное раздражение: мужчины не часто вынуждали ее нервничать.

Линда бегло осмотрела фотографии. Среди них были довольно любопытные: танцующие воины-индейцы с ярко раскрашенными телами и жестокими, устрашающими лицами; едва живой человек, переползающий через болото; обвалившаяся хижина в мрачном фантастическом сиянии луны; пустыня с палатками, верблюдами и кочевниками.

Женщина отвела взгляд от снимков и вновь повернулась, чтобы уйти. Хватит с нее этого неотесанного грубияна вместе с его чувственной музыкой, экзотическими видами, сочиняемым романом и пронизывающими синими глазами. Ей захотелось выбраться отсюда и вернуться в свой спокойный дом со множеством комнат, где, к счастью, нет и намека на мужское присутствие. Она уже направилась было к двери, как путь ей преградила очень крупная женщина с подносом в руке. На ней было цветастое платье, и она приветливо улыбалась. На острове было принято всегда улыбаться, и эта славная добрая традиция служила чудодейственным бальзамом от враждебности больших городов! Линда ответила толстухе улыбкой и посторонилась, пропуская ее.

— Ваш кофе, сэр, — сказала женщина и поставила поднос на стол. — Я не знала, что у вас гость. Принести еще чашечку?

— Нет, благодарю, — протараторила Линда, прежде чем Джеймс Феличчи смог вымолвить хоть слово. — Я ухожу.

— Вас никто не гонит, — сказал он. — Оставайтесь и выпейте кофе. Мое рабочее состояние, как видите, все равно полетело к чертям, а ведь мы как-никак соседи. Так почему бы нам не перекинуться дружеским словечком?

— У меня еще масса дел, — сказала Линда. Она солгала и была уверена, что Джеймс догадался об этом. Повернувшись к нему спиной, Линда покинула комнату.

Но странное дело, вечером, уже лежа в своей постели, она вновь услышала чувственную мелодию, различила в сумраке спальни блеск ослепительных синих глаз, припомнила волнующие слова: «Мои руки коснулись ее кожи — гладкой, как шелк». На секунду она представила, как к ней притрагиваются большие, загорелые руки Джеймса, и тотчас невидимая пружина толкнула женщину в спину: Линда уселась в кровати — сердце ее бешено колотилось. С ней явно творилось что-то очень неладное.

А может, наоборот? Может, именно эти ощущения ей и были необходимы?

На следующий день в полдень Линда спустилась на пляж. Она лежала на животе, погрузившись в чтение книги, как вдруг совсем рядом зашуршал песок. Прямо перед собой женщина увидела две большие ступни, чуть выше — две загорелые лодыжки, а еще выше мускулистые икры. Она резко вскинула голову — и встретилась с синими глазами Джеймса Феличчи. Он смотрел на Линду в упор, возвышаясь над ней как гора. Пульс ее бешено забился. Она села, уронив книгу на песок.

— Вам обязательно надо было вот так подкрадываться? У меня могло случиться что-нибудь с сердцем. Вы не подумали об этом?

— Нет. А у вас больное сердце?

— Нет.

— Рад слышать, — сказал он и плюхнулся на песок рядом с Линдой. На нем были шорты цвета хаки и белая спортивная рубашка. Судя по всему, он пришел на пляж не для того, чтобы купаться.

— Простите, что потревожил вас, но…

— Вы меня не потревожили, черт побери, а бесцеремонно вывели из рабочего состояния, — оборвала она его.

Мгновение помолчав, он произнес:

— Ну что ж, вы попали не в бровь, а в глаз. Полагаю, я должен извиниться перед вами.

— О, пожалуйста, не утруждайте себя! — Линда усмехнулась и наградила его ободряющей улыбкой. — Кстати, неужели вы не можете заняться чем-то более интересным, чем слоняться по берегу?

— Мне хотелось кое-что выяснить, — ответил он, пропустив ее колкость мимо ушей. — Почему вас так волнует, что я пишу о вас?

— Меня это не волнует. — Женщина холодно улыбнулась. — Я просто предупредила вас.

Линда схватила пляжное полотенце и натянула его себе на плечи — она всегда помнила о своих выпирающих костяшках. В синих глазах незваного собеседника, наблюдавшего за ее движениями, мелькнули смешливые искорки, и Линда тотчас с вызовом взглянула на него. Между тем ее мысли по-прежнему вертелись вокруг любовной сцены, описанной Джеймсом, вернее, ее начала и, к ужасу Линды, ей никак не удавалось от них избавиться. Сочинитель потер щеку и сказал:

— Судя по вашим угрозам, вы, возможно, личность известная. Но если вы богаты и знамениты, тогда почему не остановились в «Плэнтэйшн»?

Несомненно, он наблюдателен. Однако то, что незнакомый человек догадался о принадлежности Линды к сливкам общества, вовсе не льстило ее самолюбию. Да, когда-то она действительно входила в избранный круг, но теперь ее положение изменилось. К счастью, Линде всегда удавалось приспосабливаться к новым и порой весьма непростым условиям. По натуре она была гибкой, находчивой, расторопной. И очень, очень решительной. По крайней мере считала себя такой.