Жевание резинки замедлилось. Карен прищурилась.

— Наличные. Хорошая мысль. Именно такие деньги мне и нужны. — Она скрестила на груди руки. — В понедельник, исполняй то, что тебе велено.

Выскочив как угорелая на улицу, я медленным шагом направилась к автостоянке. На меня со всей силой обрушился ветер, отчего заслезились глаза. Как, черт побери, найти свидетельства своей невиновности? Когда я завернула за угол дома, послышалась музыка в стиле рэп, которая доносилась из автомобильной стереосистемы. Тишину нарушали «БМВ» и большой черный «Х5». Их тонированные стекла вибрировали с каждым ударом барабана. На номерных знаках виднелась аббревиатура «Джимсонвид». Машины стояли на месте, отведенном для инвалидов.

Не просто стояли, а занимали два таких места.

У меня от злости зашевелились волосы. Какая наглость! И Карен еще осмеливается читать мне нотации по поводу каких-то границ? Срезая угол, я направилась к «Х5», готовая наброситься на шофера, телохранителя, на любого, кто сидит в этой машине. До нее оставалось футов десять, когда сквозь шум пробился взрыв хохота. На заднем сиденье показалась женская рука. На ее запястье мерцали серебряные браслеты. По стеклу скользнула ладонь. Я замедлила шаг. В окне мелькнула рука.

Потом на заднем сиденье показалась верхняя часть головы. Темные взъерошенные волосы. Волосы мужчины, смотрящего вниз. Женщина подняла ногу и ударила ею о подголовник водительского сиденья. На ней были черные ботинки фирмы «Катерпиллер». Серебристые отверстия для шнурков, казалось, подмигивали мне. Я остановилась.

На какое-то мгновение мужчина поднял голову и посмотрел на меня. Черты его лица были размыты светом, отражавшимся от окна. Женская рука потянула его обратно вниз. Прежде чем мужчина исчез, он ухмыльнулся мне.

Глава четвертая

Не помню, как я села в машину и проехала первую милю. Я пришла в себя, когда по радио услышала голос Тоби Кейта, ничем не знаменитого баритона из Оклахомы, певшего о том, что испытывает желание похлопать кого-то по заднице. У меня вспотели ладони, а зубы то и дело покусывали щеки. Я поняла, что направляюсь вверх по Стейт-стрит в сторону гор, мимо опустевших тротуаров и окон складских помещений, в которых отражались темное небо и голубые флаги, висевшие на фонарных столбах.

Где-то в глубинах моего сознания ярким пламенем вспыхивали раздражение и… страх. Ну почему я не сказала им? Почему я ничего не сказала?

Потому что подозрение еще оставалось где-то на уровне подсознания.

Почему я не настояла на том, чтобы они довели дело до конца и обратились в полицию?

Потому что, когда ты поступаешь таким образом, ты передаешь контроль над ситуацией власти, которая вправе лишить тебя свободы. И еще потому, что это была кража, которую совершил кто-то из сотрудников фирмы. И хотя я бывала в доме Джимсонов, существовал еще кто-то, кто бывал там значительно чаще.

Пи-Джей Блэкберн.

Пи-Джей служил у Рики Джимсона мальчиком на побегушках. Я снова взглянула на фотокопии чеков, со страхом подозревая, что они были украдены Пи-Джеем. Дела у него были плохи, а теперь из-за него у меня начались неприятности.

Я поехала к Исла-Виста, пытаясь застать его дома, но там никого не оказалось, и я оставила ему записку.

Направляясь обратно в город, я срезала угол, проехав через университетский городок. В восточной части городка я остановилась у обрыва, нависавшего над пляжем. С мыса открывался великолепный вид на береговую линию. Долина Голета и горы были закрыты облаками. Я закрыла на замок свою сумочку в бардачке, опустила несколько монет в счетчик стоянки автомобиля и, подняв воротник свитера, направилась к ограде на краю обрыва.

У Пи-Джея всегда возникали какие-то сложные ситуации, но то, что случилось менее чем за двенадцать часов, граничило с катастрофой. Все свидетельствовало о том, что это стечение обстоятельств не случайное. И у меня возникла ужасная догадка, что проблемы Пи-Джея связаны с делами Рики.

Рики Джимсон, сын фермера из Миссури, прошел трудный путь к славе. Пел он самозабвенно. Его золотистые кудри при этом развевались. Пел в стремительном темпе и часто заканчивал выступление, распластываясь на сцене с микрофонной стойкой в руках. Но чаще всего он пел о смерти.

На первый взгляд его песни были о женщинах, о сексе или о том, что пора начинать или, как говорилось в одном хите, делать это «верхом на пенисе». Однако на самом деле они были о печали, о душевной пустоте, о могиле. И все это потому, что Рики Джимсон, сделавший блестящую карьеру в области музыки и живший для того, чтобы сообщить нам об этом, был убежден, что смерть следует за ним по пятам.

Или по крайней мере по пятам его друзей и родных. Его родители погибли, пытаясь сбежать на «кадиллаке» от торнадо, который разразился в Канзасе. Его подружка задохнулась насмерть, подавившись табачной жвачкой, в гостиничном номере, который он снимал. Автобус «Джимсонвид», на котором они совершали турне, потерпел катастрофу при попытке избежать столкновения с коровой на заснеженном шоссе. А потом был еще стадион «Эрроухед» в Канзас-Сити, на котором «Джимсонвид» играл для пятидесяти тысяч своих поклонников. Когда над их головами собрались грозовые облака, Баз Эррера вышел вперед, торжественно заиграл свою сольную партию на гитаре и был поражен ударом молнии.

После этого Рики в течение двух лет никуда не выходил. Как писала желтая пресса, был год, в течение которого он ходил только в купальном халате, если тот не спадал с него, когда он с трудом тянулся к полке с крепкими спиртными напитками за очередной бутылкой «Куэрво».

Все изменилось с появлением Карен. Она была вдовой База Эрреры. Карен привела Рики в чувство, поставила на продажу его дом на Голливудских холмах, собрала его и отправилась с ним и своей дочерью в Монтесито. Они поженились, и Карен начала инвестировать авторские гонорары Рики через фирму «Датура». От слов «датура» и «вид» ^[2]было образовано и название джаз-банда.

Вместе с тем двадцать пять лет в музыкальном бизнесе, не говоря уже о внутренних побудительных мотивах Рики, сыграли свою роль. В последнее время он был более или менее трезв и рассудителен. Но ему был нужен помощник.

И вот появился Пи-Джей Блэкберн.

Рики был нужен мальчик на побегушках, и Карен принялась за поиски. Она обратилась в юридическую фирму. Джесси рекомендовал Пи-Джея, который отреагировал единственным словом: «Круто». Так что последнюю пару лет он готовил для Рики сливочное мороженое с фруктами, соками, сиропом и взбитыми сливками. Бегал в газетный киоск за сигаретами и журналом «Роллинг стоун», подбрасывал для него футбольный мяч на заднем дворике. Так постепенно Рики вернулся к активной деятельности.

И все это потому, что Рики не хотел превратиться в очередную легенду рок-н-ролла Санта-Барбары, ушедшую со сцены. О, он продолжал танцевать свой танец. Принимал участие в мероприятиях местных клубов, выступал в качестве судьи на ежегодных конкурсах специалистов по приготовлению острых блюд «Чили Кукофф» в Оук-парке. Он рекомендовал фен, придумав рекламный девиз: «Всегда готов подуть», появлялся в качестве судьи в телевизионном шоу «Рок-Хаус». Однако его главным делом было пение, от которого он не мог отказаться. Поэтому он записывал новый альбом и планировал новое турне для «Джимсонвид» через несколько недель.

Я не думала, что хищение чеков из «Датуры» именно сейчас было случайностью. Но где-то на уровне интуиции мне было ясно, что тут не обошлось без Пи-Джея.

Подо мной грохотал океан. На берег катились огромные волны. На пляже никого не было. Я спустилась по деревянным ступенькам на песок.

Я понимала, что для того, чтобы снять с себя все подозрения, мне следовало бы обратиться в полицию. Вмешиваться во внутренние дела «Датуры» я не имела права. Если расследование выведет правоохранительные органы на Пи-Джея, то пусть это будет он, а не я.