Однако отныне ласки Манфредо превратятся для нее в домогательства, поэтому сексуальное белье можно оставить до лучших времен.

Интересно, настанут ли они? — гадала Эмили. Сколько у нас еще будет пустых безрадостных дней? Удастся ли все это время поддерживать у окружающих впечатление гармоничного брака?

Она сильно прикусила губу, но боль внутри нее так и не затихла. Пора спуститься с небес на землю и больше не мечтать. Ни о счастливой жизни, которую обещал Манфредо, ни о его любви…

Заметив на изящном туалетном столике стеклянную баночку со своим любимым маслом для ванны, Эмили добавила несколько капель в воду. Погрузившись в ванну, она огляделась по сторонам. Оборудованная по последней моде комната была, тем не менее, стилизована «под старину». Даже в ванной у них не спрячешься от прошлого, пронеслось в голове у Эмили. Вот и я стала лишь еще одной страничкой в истории непоколебимых традиций семьи д'Ареззо. А точнее детородной машиной…

— Перебьетесь! — прошептала она, словно отвечая новым родственникам.

Она лежала в благоухающей ванне, жалкая и подавленная, чувствуя свою полную беспомощность и незащищенность. Несмотря на то что вода была довольно теплой, Эмили не могла избавиться от озноба, и ей то и дело приходилось открывать кран с горячей водой. Всю оставшуюся жизнь она могла бы купаться в роскоши, но богатство было ей совершенно ни к чему, ведь потеряно самое главное — любовь Манфредо.

Любовь, которую я ждала всю жизнь, пообещала себе Эмили, обязательно придет позже. Может, мне будет достаточно привязанности маленьких детишек из приютов, когда я начну им помогать. Давно мечтая посвятить жизнь заботе о сиротах, я обрела такую возможность сейчас — ведь у меня теперь столько денег, что можно без оглядки жертвовать крупные суммы на благотворительность.

— Эмили, как ты? — послышалось из-за двери.

— Еще немного — и я готова! — торопливо крикнула она.

— А я уже готов, — последовал ответ.

Дверь стала медленно открываться. Эмили быстро юркнула под воду, оставив над пенной поверхностью одно лицо. Когда Манфредо вошел в ванную комнату, Эмили удивленно вытаращила глаза: он лишь небрежно набросил на плечо махровое полотенце, больше на нем не было ничего.

Нам надо объясниться прямо сейчас, подумала она. Иначе потом будет поздно…

— Я хотел убедиться, что с тобой все нормально, — тихо промолвил он, пожирая ее глазами.

— Голова просто раскалывается, — пожаловалась Эмили, прикрыв глаза. Может, он поймет, что мне не до секса, и оставит в покое? — И спать хочется…

— Неудивительно. Что ж, тогда надо сделать тебе массаж. Вылезай, я отнесу тебя в постель, — прошептал он, дрожа от желания. — Там я сделаю тебе такой массаж, что твою головную боль как рукой снимет…

— Не надо, Манфредо, я только…

Она резко вздохнула, почувствовав, как он дотрагивается до ее груди, и сладострастный стон сорвался с губ Эмили раньше, чем она поняла, что должна остановить Манфредо. Воспользовавшись ее замешательством, он прижался губами к полураскрытым губам Эмили и запечатлел на них глубокий долгий поцелуй. Сгорая от желания, она отвечала протяжными стонами на его нежные прикосновения, когда Манфредо запустил руки в воду и стал ласково массировать ее шелковистые от масла груди.

— Хочешь меня помучить? Ах ты, проказница! — засмеялся он, отрываясь от ее губ. — Ну что ж, скоро ты будешь молить меня о пощаде…

Его пальцы скользили по всему ее телу, поглаживая и щекоча, вызывая в Эмили ответную страсть. Наконец ее, безвольную и страждущую, вытащили из пенной воды, укутали в полотенце и отнесли в спальню.

Каждый раз, когда она пыталась заговорить, Манфредо пресекал эти попытки долгими страстными поцелуями. Эмили задрожала и покрылась мурашками, едва ее чувствительная кожа соприкоснулась с прохладным шелком простыней. Она видела, как возбудился Манфредо, сама изнемогала от желания, но знала и то, что это желание возникло против ее воли.

Собрав последние силы, Эмили резко дернулась и попыталась выбраться из-под Манфредо. Засмеявшись, он лишь сильнее прижался к Эмили, и тогда, застонав от сладкой боли, она схватила руками его лицо и жадно впилась в смеющиеся губы, ненавидя и желая его, с пылкостью, которая потрясла Манфредо до глубины души.

Движения его опытных рук по ее влажному, скользкому от масла телу сводили Эмили с ума. На мгновение их взгляды встретились, и Эмили ужаснулась лживости Манфредо: даже в такой момент ему удавалось притворяться любящим мужем. Раздраженная его двуличностью, она решила во что бы то ни стало вырваться из его страстных объятий, но Манфредо так крепко прижал ее к постели, что из глаз Эмили невольно покатились слезы.

— Эмили, милая, что с тобой? — взволнованно спросил он.

Громко всхлипывая, Эмили отпихнула его обеими руками и разрыдалась, подавленная тем, что, несмотря на все прегрешения мужа, она все еще продолжает любить его.

— Будь ты проклят! — истерично взвизгнула она, отталкивая заботливо протянутые к ней руки.

Манфредо замер на мгновение, пожирая взглядом ее обнаженное тело, и Эмили пришлось спрятаться под простыню, чтобы не искушать распаленного страстью мужчину. Оказалось, месть не так уж сладка, как представлялось Эмили. Скорее это похоже на агонию.

— Не трогай меня, пожалуйста! — взмолилась она, сознавая, что сопротивление ей больше не под силу. — Просто уйди, и все!

Но когда он не ответил, ей пришлось собрать всю свою волю в кулак и твердо заявить:

— Тогда уйду я. Считай, что с этой минуты между нами все кончено.

Он попытался ответить, но получилось лишь какое-то невнятное мычание. Удивительно, но Эмили даже немного жалела Манфредо, более того, в ней внезапно проснулось желание успокоить, приласкать и утешить обманщика.

Да я с ума схожу! — пронеслось в ее голове. А думал ли обо мне мой муж, занимаясь любовью с Эугенией, да тем более в день нашей свадьбы?!! Вспоминал ли о своей жене, стягивая с любовницы чулки — точь-в-точь такие же, какие купил и мне, — потому что эти самые чулки его возбуждают?!!

— Предатель!!! Убери от меня руки! — рыдала она, шарахаясь от его робких объятий. — Катись ко всем чертям, а не то я закачу такой скандал, что сбегутся все слуги, и тогда твоя хваленая репутация разлетится в клочья!

Манфредо послушно отошел от кровати. Все его действия напоминали движения робота. Вот он нагнулся, поднял со стула рубашку, надел ее. Поднял брюки, надел, застегнул, щелкнул пряжкой ремня. Выпрямился, молча посмотрел на Эмили, терпеливо ожидая объяснений, как будто все происходящее для него — какое-то непрекращающееся кошмарное сновидение.

— Я ничего не понимаю, — сухо сказал он.

— Ах, ты не понял?!! — взвизгнула Эмили, пытаясь закутаться в простыню.

На шелковых простынях были вышиты золотые лилии. Мы могли бы более приятно провести время, занимаясь любовью на этих простынях, подумала она, утолить обоюдное желание истомившихся тел, скрепить данную перед Богом клятву… Потом мы бы отдохнули несколько часов в этой прохладной спальне, а утром могли бы снова насладиться объятиями друг друга или обсудить предстоящие планы на новый день…

Приказав себе не думать о том, чему не суждено сбыться, она решила, что отныне все ее дни будут наполнены тоскливым одиночеством.

— Эмили, — сбитый с толку Манфредо провел ладонью по волосам, вынул белоснежный платок и отер со лба испарину, — объясни же, в конце концов! Что с тобой происходит? Тебя как подменили! Что ты пытаешься мне доказать?

— Все проще, чем ты думаешь, — жестоко сказала она. — Ну, пораскинь мозгами, герцог! Чего ты боишься больше всего на свете?

— Что ты когда-нибудь перестанешь меня любить… — ответил он, не раздумывая.

Она чуть не задохнулась от негодования. Какой же он двуличный, какой находчивый! У таких людей на все готов ответ, они не лезут за словом в карман! И не увидь я в день свадьбы собственными глазами, ни за что бы не поверила, если бы кто-то сказал, что Манфредо мне изменяет.