Мальчик пожал плечами.

— Он ушел некоторое время назад.

— Кто это был? Может ли быть, что я знаю его — или ее?

Мальчик покачал головой.

— Нет, это был просто какой-то паломник. По-моему, на нем было восточное платье.

Фидельма вытаращила глаза. Неужели это был один из тех смуглых мужчин, которых она видела в катакомбах Аврелии Рестутус?

— Антонио, сколько чужеземцев побывало здесь с тех пор, как я приехала?

Мальчик снова пожал плечами.

— Было несколько, включая вас. Обычно смотреть на мертвых приходят только чужестранцы. И потом, есть еще входы, кроме этого.

Она улыбнулась, подумав, как наивно было с ее стороны полагать, что для мальчика есть разница между нею и теми двумя темнолицыми людьми из катакомбы.

— А сколько людей из…

Корнелий перебил ее, ворча:

— О благодарностях вам лучше подумать потом. На моей лектикуле вас отнесут в Латеранский дворец, где я смогу должным образом обработать ваш ушиб. Потом вам лучше полежать в покое до конца дня.

Предложение не обрадовало Фидельму, и она попыталась возразить, но стоило ей сделать несколько шагов, как волна головокружения накрыла ее снова, и Фидельма поняла, что врач, наверное, прав. Она тут же опустилась на ближайший камень, застонав от звона в ушах.

Она видела, как Корнелий дал знак рукой, и через кладбище к ним зашагали двое крепких мужчин с креслом странной формы, которое они несли — один впереди, другой за ним — на длинных шестах. Фидельма уже видала такие на улицах Рима и знала, что они называются лектикулами. Среди средств передвижения в ее родной Ирландии она не встречала ничего похожего на эти странные кресла, в которых люди ездили на плечах слуг или рабов.

Она хотела было отказаться, но поняла, что сама до Латеранского дворца она сейчас не дойдет. Со вздохом забираясь в носилки, Фидельма вдруг вспомнила.

— Антонио, твоя лампа, должно быть, осталась у подножия лестницы, там, где я упала, — крикнула она мальчику.

Мальчик только улыбнулся, взял стоявшую возле него лампу и показал ей.

— Когда мы несли вас наверх, я подобрал ее, — успокоил он ее.

— А серебряный потир, который был у меня в руках?

Антонио глядел на нее с неподдельным изумлением.

— Я не видел никакого потира, сестра. Да и у вас я его не видел, когда вы спускались.

В панике Фидельма схватилась за сумку-марсупий. Там была и коробочка с трутом, и кошелек, но папирус брата Ронана пропал. Однако обрывок мешковины был на месте.

Она заметила, что Корнелий подозрительно смотрит на нее.

— Погодите немного, — сказала она, слезла с лектикулы и неверной походкой подошла к мальчику. Присев рядом с ним на колени, сказала тихо: — Антонио, в катакомбах Аврелии Рестутус труп. Нет, — поспешно добавила она, увидев, что мальчик улыбается — надо же, как странно: труп в катакомбе. — Там человек, которого только что убили. Я нашла его. Как только я вернусь в Латеранский дворец, я вышлю людей, и они его заберут…

Антонио взирал на нее круглыми серьезными глазами.

— Об этом нужно доложить в канцелярию претора урбаниса, — посоветовал он.

— Не беспокойся. Я извещу всех, кого нужно. Но я хочу попросить тебя, чтобы ты следил за всеми, кто входит и выходит отсюда. Видишь ли, я нашла там серебряный потир и лист папируса, которые, видимо, кто-то взял, пока я лежала без сознания. Так что, если ты увидишь кого-то подозрительного, а в особенности — двух мужчин восточного вида, говорящих на непонятном языке, — я хочу, чтобы ты запомнил в подробностях, как они выглядели и куда направлялись.

— Я сделаю это, сестра, — обещал мальчик. — Только есть еще много других входов в эти катакомбы.

Сестра Фидельма, сдержав стон, все же порылась в сумке-марсупии и бросила в корзинку мальчику несколько монет.

Потом вернулась туда, где стоял Корнелий, раздраженный, что ему пришлось ждать, и забралась в лектикулу. Двое мужчин, крякнув, подняли носилки на плечи и зашагали вперед к воротам, рядом быстрым шагом шел Корнелий.

Было странно и непривычно ехать так, но Фидельма была очень благодарна за это. У нее болела голова, во лбу стучала кровь. Она закрыла глаза, чтобы не встречаться с любопытными взглядами — хотя лектикула на улицах никого не удивляла, было необычно, что в ней несут монахиню.

Фидельма постаралась расслабиться и обдумать все происшедшее за этот час.

И только когда они вошли в город через ворота Метронии и свернули на тенистый холм Целий, ее осенило. Не иначе как от головокружения она решила, что это кто-то из двух незнакомцев догнал ее, оглушил и забрал папирус и потир. Но ведь они были позади нее. Фидельма вспомнила, что, как только она завернула за угол и оказалась перед лестницей, ведущей наверх, она увидела знакомую фигуру. Это был один человек, который явно ждал ее. Этот человек ее ударил. И она его знала. Кто это был?

Фидельма сидела в отведенном для них с Эадульфом оффициуме, обхватив голову руками. Голова по-прежнему болела. Тошнота прошла, но осталась ноющая боль. Эадульф, сведущий в лекарствах, настоял, чтобы Корнелий Александрийский передал ее под его опеку. Корнелий никак не проявил недовольства тем, что саксонский монах посягнул на его дело. Наоборот, казалось, он был благодарен, что может теперь поспешить по своим делам. Еще со времен обучения в Туайм Брекайне Эадульф всегда носил с собою «пера», или, как говорили ирландцы, «лес» — лекарскую сумку с целебными травами. Он обработал ушиб и приготовил напиток из вытяжки сухих цветков розового клевера, который, как он уверял, постепенно снимет головную боль.

В чем Фидельма ничуть не сомневалась, потягивая его зелье: Эадульф уже однажды помог ей таким образом — это было в обители Хильды в Витби, что в Нортумбрии. Тогда он сходным отваром исцелил ее от спазмов в голове, после того как она упала в монастыре и потеряла сознание.

Пока Эадульф хлопотал над ней, она рассказала им с Лицинием обо всем, что случилось этим утром. Выслушав, что произошло, Лициний тотчас созвал декурию стражи и отправился на христианское кладбище. Фидельме же пришлось еще немного потерпеть заботливое ворчание Эадульфа, обдумывая сегодняшние события и пытаясь догадаться, что за всем этим стоит. Но она поняла, что разрозненных сведений, которые у нее есть, не хватает, чтобы увидеть целое — а без него они не имеют смысла.

— Нужно послать за Осимо Ландо, — внезапно сказала она, перебив Эадульфа, который тем временем упрекал ее за то, что она пошла в катакомбы одна, не предупредив его и вообще никому не сказав о том, куда идет.

— Осимо Ландо? — нахмурился Эадульф.

— Он подтвердил, что хорошо знаком с Ронаном. Мне кажется, что он знает о нем гораздо больше, чем говорит. Теперь, когда Ронан умер, может быть, он сможет сказать больше.

Дверь внезапно распахнулась, и вошел встревоженный военный комендант Марин. Он обратился сразу к Фидельме:

— Это правда? Это правда, я слышал, что Ронан Рагаллах мертв?

Фидельма кивнула.

Лицо суперисты помягчало, он улыбнулся и удовлетворенно вздохнул.

— Значит, убийство Вигхарда наконец раскрыто.

Фидельма и Эадульф озадаченно переглянулись.

— Мне неясен ход вашей мысли, — холодно сказала она.

Марин развел руками с таким видом, как будто это было очевидно.

— Преступник пойман и убит. Не нужно больше тратить время на это дело.

Фидельма медленно покачала головой.

— Рискну предположить, что вам просто известны не все факты, Марин. Брата Ронана Рагаллаха задушили, пока он ждал встречи со мной. Перед этим он прислал мне записку, в которой писал, что он не убивал Вигхарда и хочет объясниться. Его задушили точно таким же образом, как Вигхарда. Тот, кто убил Вигхарда, убил и Ронана. Как вы видите, дело еще далеко не решено.

Потрясенный комендант только хлопал глазами.

— Мне сказали только, что он мертв, — ответил он, лицо его опять помрачнело. — Я решил, что его убили или что он сам покончил с собой, потому что понял, что рано или поздно мы его найдем.