– Не возражаете, я присмотрю за кормежкой гончих, пока будем разговаривать? – зычным  голосом поинтересовался сквайр. По обильной седине в темных волосах помещика Себастьян определил, что тому немногим больше пятидесяти.

– Ничуть, – отозвался виконт, наклоняясь и почесывая за ухом красновато-коричневую суку, которая подбежала обнюхать незнакомца.

– Чует запах склепа, – заметил Пайл, наблюдавший за собакой. – Моя супруга божится, что от вони, пропитавшей мою одежду прошлой ночью, невозможно избавиться.

– Отличная у вас свора.

– Ирландцы, – бросил сквайр, кивая выжлятнику. – Все, как один, разбойники. Только отвернись – корову завалят. Зато на охоте им нет равных.

Мужчины смотрели, как псарь вывалил вареное мясо в корыто, а гончие, теснясь и толкаясь, занимали места у кормушки.

– Полагаю, вы пришли потолковать об убийстве, – не оглядываясь, проронил хозяин поместья.

– Об убийствах, – поправил Девлин. – Там ведь два трупа обнаружилось.

– Ну да, два, – фыркнул сквайр. – Ровно вдвое больше того, с чем мне приходилось иметь дело. Верите, я до смерти рад спихнуть это разбирательство на Боу-стрит. Что я могу знать об убийствах?

Себастьян разглядывал помещичью свору, жадно насыщающуюся у корыта. Собаки были мельче, чем большинство лисьих гончих, но крепкого сложения, с широкими головами.

– Насколько я понял, отец Эрншоу, найдя тело епископа, прибежал к вам. В котором часу это было?

– Кажется, около восьми. Может, в полдевятого. Поначалу я подумал, что его преподобие совсем умом тронулся, такую околесицу он нес о склепе, убиенных епископах и лужах крови. Ему пришлось какое-то время убеждать меня, прежде чем я все-таки согласился сходить к церкви и взглянуть. Но там действительно оказался мертвый епископ. Мертвее не бывает.

– Вы и первый труп видели?

– То страшилище в бархатном камзоле и кружевах? – красноватые щеки Пайла вытянулись, и сквайр, сложив трубочкой губы, длинно выдохнул. – Мне это лицо до конца жизни будет являться в снах. Точнее, в кошмарах. По виду точно свинья, пересушенная в коптильне.

– Вы не узнали жертву?

Помещик хохотнул, колыхнув объемистым животом.

– Никогда не водил знакомства ни с кем, похожим на копченую свинью. А вы?

– Справедливое замечание, – улыбнулся Себастьян. – Не припомните никого из этих краев, кто бы пропал примерно во время бунта в американских колониях?

– Навскидку и не скажешь. С другой стороны, меня тогда здесь не было. Корнет Шестнадцатого легкого драгунского полка, – с явной гордостью расправил плечи сквайр. – Два года воевали в колониях, стараясь подавить мятеж. И справились бы, если бы наше чертово правительство разрешило военным делать то, что было необходимо. А что мы имеем теперь? Какая-то кучка выскочек провозгласила себя Соединенными Штатами Америки и угрожает объявить нам войну!

– Так вы из Шестнадцатого полка? – поощрил собеседника виконт. – А еще где служили?

– В Индии. Потом в Кейптауне. Нас как раз перебрасывали в Вест-Индию, когда отец написал, что умер Тед, мой брат. Пришлось продать патент и вернуться домой.

Корыто почти опустело. Сэр Дуглас наблюдал, как самые жадные из собак перебегали с места на место, стараясь ухватить последние куски.

– Почему вы полагаете, что это кто-то из местных? – хмыкнул он. – В конце концов, мы всего лишь в часе езды от Лондона. Даже из Уэст-Уикомба мог кто-то приблудиться. Сорок лет назад как раз были времена сэра Френсиса Дэшвуда и его «Клуба адского пламени» [8]. Я помню, еще мальчишкой был, когда священник застал в крипте самого Дэшвуда. Тот пробрался в склеп за черепами для своих нечестивых оргий.

– А прошлым вечером? – поинтересовался Девлин. – Никаких чужаков поблизости не попадалось?

– Знаете, я поспрашивал, – покачал головою сквайр. – Еще до того, как появился этот писклявый магистрат с Боу-стрит и прибрал дело в свои руки. Никто не заметил ничего необычного. Его преподобию показалось, что он узрел чью-то тень, когда выбирался из склепа. Но, по правде говоря, отец Эрншоу слеп, как крот. К тому же, кучер епископа все время сидел на козлах буквально в нескольких футах от входа в церковь и ничего не видел.

Корыто уже опустело, и гончие скулили, прося выпустить из загона для кормления.

– Будь епископ человеком другого склада, я бы мог предположить, что он потерял сознание и разбил голову об угол гроба или чего другого. Благодарение Богу, Пайлов всегда хоронили на погосте. А вот Прескоттов нет. Не очень оно приятно – видеть своих кровных родственников, превратившихся в оскаленные пугала. Только братцев Прескоттов это, похоже, никогда не волновало.

– Вы хотите сказать, епископ родом из этих краев?

– А вы не знали? Он вырос в Прескотт-Грейндж, между нашей деревней и Ханслоу. Братья Прескотты в детстве частенько играли в этом склепе. Все пятеро.

– Пятеро?

– Ну да, упокой Господи их души. Тогда в приходе служил какой-то их дальний родственник, и когда тот задремывал в ризнице, мальчишки снимали у него с пояса ключ от решетки. Открой загон и дай им побегать, – поворачиваясь к выжлятнику, велел Пайл.

– А ну, пошли! – распахивая ворота, окликнул собак слуга.

Себастьян отступил в сторону, не сводя глаз с мясистого, обветренного лица собеседника.

– И вы тоже лазили с ними в крипту, да?

Смущенная усмешка собрала морщинки в уголках светлых глаз сэра Дугласа:

– Конечно, лазил. Даже играл с ними в «охотника и оленя» и «слепого человечка» [9].

Сквайр смотрел, как из открытого загона выбегают гончие, удаляясь радостными прыжками, и улыбка на его лице угасала.

– Но мне там не нравилось, – признался он и повторил, словно первого раза было недостаточно. – Никогда не нравилось.

* * * * *

– Разузнал что-нибудь? – спросил виконт у подъехавшего на двуколке грума.

– Никто в деревне прошлым вечером ничего не видал и не слыхал, – доложил Том, перебираясь на запятки, в то время как хозяин трогал с места. – По крайней мере, до тех пор, пока пастор не начал вопить.

Себастьян кивнул:

– Похоже, убитый епископ в сочетании с легионами полуразложившихся покойников оказался слишком тяжким бременем для чувствительной души святого отца. Что? – прервавшись, поинтересовался он, когда Том подался вперед, принюхиваясь. – Что такое?

– Чего это за душок? – наморщил нос мальчик.

– Из склепа. Мне говорили, что запах очень въедливый.

– Это как?

– Пристает к одежде и не выветривается.

– Насчет этого не скажу, но воняет знатно. Вот бы и мне посмотреть на мертвяков, – тоскливо оглянулся на церковь мальчишка, когда двуколка повернула в сторону Лондона.

– В самом деле? Если честно, то это лучший аргумент в пользу кремации, какой только мне встречался.

– Кре – чего?

– Кремации. Так поступают со своими покойниками индусы. Тело кладут на сложенные дрова и сжигают.

– Сжигают?! Страх-то какой. И… и не по-христиански это.

– Ты полагаешь, это страх? – рассмеялся Себастьян. – Видел бы, во что можно превратиться, пролежав в крипте лет тридцать-сорок.

Выехав на околицу, Девлин ослабил поводья и позволил гнедым лететь вскачь.

– Знаешь что: когда приедем к доктору Гибсону, сможешь полюбоваться на тело, вытащенное из этого склепа. Сам тогда решишь, что страшнее.

– Правда? – уставился на хозяина мальчишка.

– Правда.

– Ух ты, – вздрогнул Том от радостного предвкушения.

Но ко времени их приезда в извилистые закоулки Тауэр-Хилл солнце поднялось высоко, и темные бока лошадей лоснились от пота.

– Если вы тут надолго, я лучше отгоню гнедых на Брук-стрит, – предложил грум, не в силах скрыть разочарование в голосе.

Виконт соскочил с коляски на истоптанный тротуар.

– Да, забирай лошадей домой. Они славно пробежались. Приглянешь, чтобы их обиходили, а потом бери серых и возвращайся сюда.