— Факты решительно свидетельствуют против тебя. И вряд ли ты должна осуждать меня за обеспокоенность создавшейся ситуацией.
— Нет ни одного факта, свидетельствующего против меня, — с жаром произнесла она. — А если и есть, то это чистое совпадение обстоятельств и твои спекуляции на голом месте. Зато фактов, свидетельствующих против тебя, более чем достаточно.
— Неужели? — фыркнул он, закованный в броню собственного морального превосходства и неуязвимости. Совершенно ясно, что ему и в голову не приходило, будто кто-то в этом мире может усомниться в его непогрешимости. — Нельзя ли привести примеры?
— Ты не тот, за кого я тебя принимала, Эдвин Трейси, и я просто счастлива, что ты показал свое истинное нутро, до того как я совершила глупость похлеще тех, что наделала раньше. Ты стремился дискредитировать меня с той самой минуты, как я попалась тебе на глаза. Что касается твоего праведного гнева относительно моих грехов и упущений, то скорее ты мог бы дать мне урок закулисной интриги!
Эдвин, казалось, чуточку смутился.
— Эй, — сказал он, подняв руки, словно она могла на него в любую секунду кинуться, — если я что-то упустил, введи меня в курс дела. Защищайся! Я хочу обо всем услышать от тебя. И всегда хотел.
— Зачем же тратить силы и время? — усмехнулась Кэрол. — Ты уже вынес мне приговор, не дожидаясь никаких объяснений. Впрочем, у меня-то времени в избытке, ведь в Сиэтле меня не ждет никакая работа. А почему? Да потому, что полиция прикрыла мой бизнес. Тебя интересует, почему это случилось? Потому что он был «крышей» для организованной преступности! Чем тебе не героиня боевика о мафии?
Она перевела дыхание и продолжила:
— Итак, с какой целью я объявилась здесь? Все очень просто! Папа настолько же богат, насколько добродушен. Его гложет чувство вины за то, что он бросил меня. Чем не выход для такой прожженной аферистки, как я?! Попрошу у него денег на то, чтобы выпутаться из передряги? — Задохнувшись от волнения, она сделала паузу. — Господи, Эдвин, какие еще доказательства ты должен получить, чтобы прийти к правильному заключению?
— Ты можешь придержать свой гнев на пару секунд? — сказал он, двинувшись к ней. — Кое-что здесь не сходится…
— Нет! Я достаточно услышала! Более чем достаточно! Ты хочешь, чтобы я исчезла из твоей жизни? Пожалуйста! Я ухожу! Тебе никогда более не придется дышать со мной одним воздухом. Забудь о наших отношениях, они канули в прошлое. Но давай сразу договоримся — отказываться от Флоренс или Джеффри я не собираюсь. Они единственная оставшаяся у меня родня. И я скорее окажусь в аду, чем позволю тебе вычеркнуть их из моей жизни.
Словно отметая все возражения, Кэрол круто развернулась и вихрем сбежала вниз по узкой винтовой лестнице. Она рисковала сломать себе шею, но готова была принять и это, лишь бы не оставлять за ним последнего слова.
Завтра! — заверила она себя, бегом пробираясь через кусты и луг к главному зданию. Завтра же первым рейсом улетаю, и, если для этого мне придется нанять чартер, я это сделаю. Я соберу достаточно доказательств, чтобы показать ему, насколько далеки от истины все его мерзкие подозрения. Пусть он сгорит со стыда!
21
На следующий день Джеффри появился в юридической конторе, чего не делал вот уже несколько месяцев, и, оказавшись в кабинете Эдвина, закрыл за собой дверь с той тихой чопорностью, которая лучше всего свидетельствовала о его неудовольствии.
— Кэрол сегодня утром покинула город, — без всяких предисловий начал он. — И не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что она крайне расстроена. Ты ей все рассказал, не так ли? Без моего разрешения ты рассказал ей всю правду о ее матери?
Эдвин слишком уважал и ценил отчима, чтобы уклониться от разговора или перевести его в шутку.
— Да, рассказал. И уже давно. Так что это не могло быть причиной ее отъезда. Но ты прав, подозревая, что я причастен к происходящему. — Он взглянул отчиму в глаза. — Я организовал расследование ее прошлого опять-таки без твоего разрешения, — и она об этом узнала.
Джеффри как-то сразу осел в кресле. Сейчас он выглядел на свои семьдесят лет.
— Но зачем, Эдвин? По какому праву ты взял на себя смелость вторгаться в чью-то частную жизнь?
Эдвин и сам тысячу раз спрашивал себя об этом после того момента, когда она вихрем выбежала из его квартиры.
— Черт, если бы я знал! — сказал он. — Поначалу мне казалось, что я всего лишь забочусь о тебе, пытаюсь защитить тебя от возможных неприятностей. Ты ведь так доверял ей, с такой готовностью был готов принять все, что она говорила, за чистую монету! Я хотел увериться, что ты не попадешь ни в какую дурную историю, что ей не удастся обвести вокруг пальца престарелого отца, вытрясти его в своих интересах. Сперва я стремился всего лишь удостовериться, та ли она, за кого себя выдает, но дело приняло неожиданный оборот…
Эдвин с трудом подавил вздох и продолжил:
— После получения информации она предстала в самом дурном свете, и я почувствовал, что должен довести дело до конца. Видишь ли, Джеффри, я надеялся, если это, конечно, имеет какое-нибудь значение, раскопать что-нибудь такое, что могло бы обелить ее в моих глазах.
— Черт возьми, Эдвин! — Глаза Джеффри сверкнули, твердо сжатый рот побелел. Обладая бурным темпераментом, он умел держать себя в руках, но в минуты гнева становился просто страшным. Эдвин по пальцам мог пересчитать моменты, когда он видел отчима таким разъяренным. — Я не один десяток лет в системе юстиции и полагаю, что за это время научился разбираться в людях. Мне не нужны доказательства добропорядочности Кэрол. А вот в тебе я начинаю разочаровываться.
Эдвин отошел от стола и принялся мерить ковер шагами.
— Я сам начинаю разочаровываться в себе. Во время последнего разговора с Кэрол я заявил, что не верю ей, но, если быть честным, я не верю своим чувствам к ней. Она лишает меня здравого смысла, Джеффри! Она выбила меня из колеи. Я всегда гордился своим рационализмом, но, когда дело дошло до нее, все мои жизненные установки и правила полетели ко всем чертям.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что влюблен в нее? — Джеффри выпрямился в кресле, устремив на пасынка сверлящий взгляд.
Боже, если бы это был его единственный грех! А ведь следовало признать за собой еще одну вину а именно то, что он занимался с ней любовью, с ней, с дочерью собственного отчима! И это еще не все — он и сейчас видел ее обнаженную, пылающую страстью, ощущал вкус ее губ, чувствовал пьянящий аромат ее волос и тела.
— Полагаю, — сказал он, тщательно подбирая слова, потому что впервые в жизни не был до конца честен с человеком, под руководством которого стал мужчиной, — что вчера вечером я пресек на корню возможность такого развития событий.
— Ладно, коли так! — Джеффри встал. — Я, признаться, надеялся, что это чудесное лето не кончится никогда. Вместо этого обе мои дочери взяли и выпорхнули из клетки.
— Обе?
— В конце следующей недели Фло отбывает в Индию.
— Не могу поверить, что ты ее отпустил! Джеффри, мне не кажется, что это удачная идея.
— Ты меня извинишь, Эдвин, если я не стану принимать твои соображения чересчур близко к сердцу? Ты и без того вмешался в мои отношения с Кэрол. Я не расположен позволить тебе проделать то же самое с Флоренс. Нам с твоей матерью кажется, что это не самый плохой способ для нее попытаться найти свой путь в жизни, а коли так, остается только приободрить ее. — С этими словами Джеффри вышел.
Я все испортил, в отчаянии подумал Эдвин. И испортил просто образцово!
Вопрос заключался в том, сможет ли он восстановить уважение к себе в глазах Джеффри и, что гораздо важнее, в своих собственных.
Разумеется, ответ ему был известен. И если сам для себя он так и не смог его сформулировать, то последнее сообщение, оказавшееся на его столе пять дней назад, со всей возможной ясностью и неопровержимостью свидетельствовало о несправедливости его прежних суждений о Кэрол. Вопросов больше не было, и ему оставалось лишь проглотить свою гордость всю, без остатка.