— Прошу тебя! Побереги все это для Рона. Я всего лишь тетушка на общественных началах.

Энн отложила шесть конвертов разных размеров и расцветок и прибавила их к стопке белья, уже лежащего на столике у кассы.

— Рон, кажется, собирается нанять няню?

— Конечно, ему придется сделать это. По крайней мере, до тех пор, пока Габи не подрастет. Он утверждает, что не любит детей.

Энн взглянула так же испуганно, как и Джейн, когда она впервые услышала от него это признание.

— Ты шутишь? Да он с ума сходит по Милли и Рону! Только позволь ему, и он их совершенно избалует!

— Я напомнила ему об этом. Он сказал, что тут совсем другое дело.

Джейн добавила к стопке белья пушистое радужное покрывало.

Энн покачала головой.

— Вообще, конечно, мысль о том, что Рон станет отцом, немного настораживает.

Джейн вопросительно посмотрела на подругу.

— Почему? Из-за его увечья?

— О Господи, нет! Скорее всего, дело в его чисто мужском характере. Сплошные острые углы и грубоватая внешность. Трудно представить, как он играет в куклы, выбирает школьную форму или обсуждает с дочерью жизненные проблемы.

Джейн прикусила губу, раздумывая, насколько ей следует быть откровенной. У Рона слишком развито чувство порядочности, и оно могло толкнуть его на поступки, о которых он потом пожалел бы.

— Он не говорил много, но смерть Марии тяжело подействовала на него, — сказала Энн.

— В глубине души Рон очень эмоционален. Вся беда в том, что он сам не знает об этом.

— Или, может быть, справляется со своими переживаниями совсем не так, как мы.

— Так поступает большинство мужчин.

Энн кивнула.

— Но он не такой, как большинство мужчин, не так ли? Я не имею в виду увечье.

— Да, Рону нравится выводить человека из равновесия.

Добиться этого, а потом полночи потратить на попытку стереть воспоминание о коротком поцелуе, который означал лишь утешение, а кончился Бог знает чем.

— Ты бы видела его во время скачек! — Энн закатила глаза. — Он в седле. Густые черные волосы до плеч, дьявольская улыбка. Господи, я просто не представляю, чтобы кто-нибудь мог устоять перед ним в дни его молодости.

Или позже, добавила про себя Джейн.

— Вчера вечером он кое-что поведал о своей жене. Несомненно, она ушла от него уже беременной, причем отцом ребенка был его лучший друг.

Энн удивленно вскинула брови.

— Он сам сказал тебе об этом?

Джейн кивнула.

— Помимо всего прочего. А что?

Энн прислонилась к прилавку.

— Джейн, Рон уже пять лет мне и Алану как брат, и никогда… ни одного раза, слышишь, не говорил с нами о своей бывшей жене!

— Возможно, вы не спрашивали.

— Шутишь! Ты же знаешь мое ненасытное любопытство. Конечно, я спрашивала. Он был очень мил, но твердо дал понять, что ни с кем не собирается обсуждать свое прошлое.

Джейн внимательно смотрела на маленькую рубашечку, которую держала в руках, но видела только Рона — такого, каким он был вчера в баре. Его одиночество и печаль, пока он не заметил в зеркале за спиной бармена, что она наблюдает за ним.

— Он выпил вчера. Может быть, поэтому, — задумчиво сказала Джейн.

— Или в тебе есть что-то, в чем он нуждается, Джейн. Что-то такое, из-за чего он готов доверять тебе и больше никому.

У Джейн задрожали губы.

— Какова бы ни была причина, я не такая дура, чтобы верить, будто значу для него больше, чем друг и чертовски хороший психолог, на которого он может рассчитывать в трудную минуту.

— Вы покупаете эти вещи?

Веселый приветливый голос продавщицы заставил обеих прийти в себя.

— Да, — сказала Джейн, копаясь в сумочке в поисках кредитной карточки.

— И что дальше? — спросила Энн, пока продавщица, откладывая каждую вещицу, пробивала цену.

— Дальше надо оформить бумаги, дающие Рону право временной опеки, пока будет рассматриваться его просьба об удочерении девочки.

— Я думала, это пройденный этап.

Джейн покачала головой.

— Габи все еще под опекой суда, а Рон пока просто исполняет обязанности приемного отца.

— Звучит как-то непонятно.

— Так оно и есть. Видимо, нормы юридического права разлетаются в прах, когда мать лежит в тюремном госпитале, а отец ребенка отказывается от всех прав на него.

— Ну а как же предсмертная просьба Марии о том, чтобы приемным отцом девочки стал Рон?

— Словесная просьба. Вот если бы Мария написала прошение в присутствии свидетелей, тогда другое дело.

Энн нахмурилась.

— Рон не пользуется любовью в службе охраны прав ребенка с тех самых пор, как взялся защищать Алана.

— Знаю, поэтому и обещала поддерживать его до конца.

Джейн следила, как девушка-кассир оформляет одну за другой их покупки. Эти вещи будут ее прощальным подарком Габи, хотя Рон еще не знает об этом.

— Когда вы ждете ребенка? — осведомилась девушка, когда Джейн протянула ей чек.

— Собственно, ей уже исполнилось два дня. Девушка открыла рот, и взгляд ее невольно упал на талию Джейн, затянутую ремнем.

— Похоже, это были легкие роды, — пролепетала она, пытаясь улыбнуться.

Пока Энн сдерживалась, чтобы не расхохотаться, Джейн решила пожалеть бедняжку.

— Я покупаю это для друга. Он удочерил самую прелестную маленькую девочку на свете.

— Уверена, что это так. — Девушка протянула две большие фирменные сумки. — Пожалуйста, передайте мои наилучшие пожелания вашему другу.

— Спасибо, — серьезно поблагодарила Джейн. — Думаю, ему понадобится любая помощь.

Вопрос лишь в том, захочет ли такой гордец, как Рон, принять ее?

Рон открыл глаза и почувствовал себя разбитым. После ухода Джейн и Энн он неожиданно заснул и теперь не имел представления, долго ли спал.

В доме было тихо — ни криков мальчишек, играющих на заднем дворе, ни звуков музыки из комнаты Милли.

Его беспокоило какое-то неприятное ощущение. Казалось, что правая рука выше запястья затекла. Прежде чем туман в голове рассеялся, Рон инстинктивно потянулся растереть его и вдруг вспомнил — запястья не было, как не было и самой правой руки.

Нахмурившись, он переждал, когда несуществующая боль утихнет, повернулся на бок и снова закрыл глаза. И в ту же минуту раздался сердитый вопль.

Проснулась Габриэлла.

В голове Рона стало пусто, сердце бешено забилось, и он почувствовал нечто похожее на панику.

— Эй, детка, не плачь, ладно? — обратился он к Габриэлле, вскакивая с дивана и наклоняясь над кроваткой. — Дай хотя бы сообразить, что делать.

Однако Габриэлла по-прежнему надрывалась, отчаянно размахивая руками и ногами. Собравшись с духом, Рон стянул с нее одеяльце, и в нос ударил не самый приятный запах. Перебрав обычный набор юношеских ругательств, Рон освободил Габриэллу от мокрых ползунков, насухо вытер, присыпал тальком и подготовил несколько подгузников.

А девочка в это время, казалось, решала, продолжать ей вопить или лучше засунуть подальше в рот свои пальчики.

Рон весь взмок от испарины.

— Эй, послушай, детка… Габи, — сказал он в отчаянии. — Я занимаюсь этим впервые в жизни, поэтому помоги мне, ладно?

Подгузник напомнил ему толстый лечебный пояс, в котором он долгие недели лежал в больнице; только этот был в прозрачной упаковке. Не сумев найти петельку, за которую следовало потянуть, чтобы вскрыть целлофан, Рон трижды помянул недобрым словом Джейн, бросившую его одного.

— Ну вот, перестань лягаться, тогда я смогу закрепить эту липучку, — бормотал Рон. Он наклонился пониже, так что малышка смогла дотянуться до его носа. — Эй, полегче с ним, ладно? Я уже три раза его ломал.

Девочка вдруг перестала кричать и уставилась на мужчину большими круглыми глазами. Голубыми и блестящими, как у котенка, которого только что вылизала мать.

И все равно она будет брюнеткой, решил Рон. Как и Мария. И как он сам.

У Джейн были светлые глаза, то зеленые, то золотистые. Хотя не так уж это и важно сейчас, сказал он себе, скрипя зубами в новой попытке добиться успеха на «подгузочном» фронте.