Алан откинул голову на мягкую спинку кресла. Они с Роном были ровесниками, но волосы Алана уже совсем поседели.

— Нет еще, но я начал прощупывать почву пару часов назад.

Рон задумчиво посмотрел на коньяк в бокале.

— Похоже, мы напрасно тратим время.

— Ты действительно решил усыновить этого младенца?

— Я дал слово судье, и лучше мне не нарушать его.

— Почему? Ты чувствуешь себя в долгу перед матерью девочки?

Наклонившись, Рон поставил бокал на кофейный столик. Он уже достаточно выпил. Хватит.

— Отчасти, да. А кроме того, как ни банально это звучит, я не хочу, чтобы ребенка Марии взял посторонний человек. После того, как жизнь и так отняла у нее почти все. — Он покачал головой и снова откинулся на спинку дивана. — Правда, теперь, трезво оценивая случившееся, я понимаю, что, должно быть, сошел с ума.

Алан задумчиво посмотрел на друга.

— Похоже, ты уже трусишь.

— Черт, конечно трушу! Ну что я знаю о воспитании маленьких девочек?

— Наверное, то же, что и я. То, что знает большинство отцов.

Рон взволнованно вскочил, подошел к окну и выглянул во двор.

Игрушечные машинки валялись в песочнице, которую они строили вместе с Аланом, а купальник двенадцатилетней Милли висел на бортике бассейна. Две кошки, серая и ослепительно белая, уютно свернувшись клубочком, спали на двух соседних стульях.

Повернувшись спиной к окну, Рон прислонился к широкому подоконнику. Он уважал Алана, как, пожалуй, никого в своей жизни, и не без содрогания вспоминал те времена, когда навещал друга в тюрьме.

Но Алан выдержал этот кошмар и вышел из него с честью. Возможно потому, что он всегда думал о других больше, чем о себе. А вот для Рона Бартона на первом месте всегда был он сам — до того рокового дня на трассе.

Он глубоко вздохнул.

— А вдруг я не вынесу, если она вырастет и начнет стесняться своего отца-калеку? Глупо, правда?

— Нет, не глупо. Я ведь тоже все еще бывший подозреваемый, хотя обвинения и сняты. Вполне возможно, когда-нибудь мои дети будут стыдиться меня из-за той проклятой истории.

— Это не одно и то же. Ты не был виноват.

— Да и ты не изменился после аварии.

Рон уставился на лежащий под ногами коврик, искусно сотканный руками восточных мастериц. Да, раньше он ощущал себя мужчиной — медали, призы, зарубки на спинке кровати свидетельствующие об одержанных победах. А кто он теперь? Рон не знал, а возможно, и боялся узнать.

— Вероятно. Я все-таки реалист.

Рон поднял глаза и увидел прямой взгляд Алана.

— Это правда, Бартон. Именно поэтому ты будешь бороться и с внешними трудностями, и с собственными сомнениями, — чтобы иметь право удочерить девочку, которая, может быть, даже не скажет тебе спасибо, когда вырастет.

— Послушай, Алан. Я уже вел об этом речь с Сандрес и…

Но тут резко зазвонил телефон и прервал разговор. Алан поднялся и снял трубку.

— Доктор Чейн слушает.

Между тем Рон подошел к камину и принялся рассматривать фотографии, расставленные на каминной доске.

Вот его самая любимая, сделанная на крестинах маленького Рона Чейна. Джейн держала его на руках и улыбалась в камеру, но в глазах затаилась странная грусть. Интересно, размышлял иногда Рон, может ли мужчина влюбиться в женщину по фотографии, но тут же напомнил себе: для этого нужно верить, что любовь вообще существует.

— Хорошо, ждите меня через десять минут.

Решительный голос Алана вернул Рона к действительности. Повернувшись, он спросил:

— Проблемы?

Алан кивнул, лицо его помрачнело.

— Нечастный случай на дороге. Двое погибли, двое в критическом состоянии. У четырехлетней девочки переломы грудной клетки. Она на пути в госпиталь.

Рон подумал о хрупком детском тельце и о том, что с ним могут сделать обломки железа да и разбитое стекло.

— Бедный ребенок. Надеюсь, она выкарабкается.

Алан вытащил из ящика стола ключи от машины.

— Надо идти. Увидимся, когда вернусь.

— Удачи тебе.

— Спасибо.

Алан открыл дверь как раз в тот момент, когда вошла Джейн. Он наклонился, поцеловал ее в щеку и кивком указал на Рона.

— Прости, я должен уехать на некоторое время. «Папаша» все тебе объяснит. — И не дожидаясь ответа, сбежал по лестнице в холл.

Одетая в футболку и джинсы, позаимствованные у Энн, Джейн сейчас мало походила на известного детского врача-психолога.

— Случилось дорожное происшествие, — сказал Рон, — и Алана вызвали оперировать маленькую девочку с переломами грудной клетки.

В глазах Джейн появилось неподдельное сочувствие.

— По крайней мере, она в хороших руках.

— Если ее довезут живой до госпиталя.

Даже если все обойдется, малышке придется пройти через ад страданий, пока срастутся раздробленные кости и невыносимая боль перестанет терзать израненную плоть. Будь стойкой, детка, мысленно пожелал Рон, ты справишься.

Тяжелые воспоминания невольно заставили его спрятать руку в карман. Он с трудом выжал из себя улыбку.

— Как Габи? Все обошлось?

— Спит, как ангелочек.

— Значит, сухая?

Джейн улыбнулась.

— Мелкий выпад в адрес ангелочка. Кстати, я пришла предупредить вас с Аланом, что мы с Энн собираемся в магазин.

— В магазин?

Она кивнула.

— За детскими вещами. Энн составила список того, что тебе понадобится.

— Да, конечно. Я не подумал об этом… Возьми мою кредитную карточку.

— Мне будет проще воспользоваться своей, а потом мы рассчитаемся.

Он кивнул.

— Вы ненадолго?

— На пару часиков, не больше.

Рон нахмурился.

— А как же девочка?

— Я оставлю в холодильнике бутылочку. Подогреешь до комнатной температуры, только не забудь перед этим снять с нее соску.

Рон представил себе жуткую картину обожженного детского горла.

— А если молоко будет слишком горячим?

Джейн в это время расправляла закатанные рукава футболки. Мягкий трикотаж придавал ей какой-то трогательно беззащитный вид. Подняв голову, она быстро улыбнулась Рону, и он вспомнил, как подростком жутко стеснялся, поглядывая на хорошеньких женщин.

— Тогда прежде проверь молоко. Капни несколько капель на руку и поймешь.

Рон выпрямился.

— Да-а-а? — протянул он, вложив в свои слова весь сарказм, на какой был способен. — И как, ты полагаешь, я это сделаю — зубами?

Он ожидал неловких извинений, смущенного взгляда, осторожной жалости, которую ненавидел так же сильно, как свое отражение в зеркале в полный рост.

Однако вместо этого Джейн состроила нетерпеливую гримаску.

— Если это поможет, попробуй зубами. — И посмотрев на часы, холодно добавила: — Мы рассчитываем вернуться к шести, а если запоздаем, пеленки найдешь на комоде возле кроватки.

Не дожидаясь ответа, она повернулась и вышла.

Джейн держала крохотную — как для куклы — рубашечку с маленькими розовыми оборками.

— Тебе нравится?

Энн перестала перебирать плюшевые конверты для новорожденных.

— Очень хорошенькая, — ответила она подруге с нежной улыбкой, — но, боюсь, уже через неделю или две будет слишком мала.

Джейн нехотя сложила прелестный крохотный наряд.

— Почему я чувствую себя так, словно сильно поглупела?

Энн рассмеялась.

— Когда я носила Ронни, то прочла все книги, не пропустила ни одной лекции для молодых матерей в клинике, даже самостоятельно составила идеальный распорядок дня для новорожденного. Если хочешь знать, я была основательно подготовлена.

— Мне ли не знать? — заметила Джейн холодно. — Вспомни, как ты разбудила меня в три часа ночи, потому что не могла решить, какие подгузники лучше — непромокаемые или матерчатые. — Джейн покачала головой. — Если честно, мне в тот момент было решительно все равно, какие ты выберешь.

Щеки Энн залила краска.

— Да, но ты же помнишь все наши разговоры о том, что от подгузников бывает сыпь, что они вредны и тому подобное.

Джейн подняла руку.