— Я свободна после двух, так что можешь оставить Габи со мной, если хочешь.

— Боюсь, мы не успеем. Ведь сначала тебе придется ехать сюда через весь город, а потом мне гнать обратно в офис О'Коннел.

— Верно, тем более, что на дорогах могут быть пробки.

Задумавшись, Джейн медленно поднесла бутылку к губам, Рон тут же представил, как целует Джейн: сначала осторожно, чтобы лаской и нежностью победить беспокойство, а затем настойчивей, чтобы почувствовать, какие поцелуи ей нравятся больше. Долгие и сухие? Или крепкие и влажные? Он не пустит в ход язык — нет, не сразу. Только когда точно поймет, что она решится на такую близость. Рону вдруг показалось, что в комнате стало гораздо жарче, и он допил пиво двумя большими глотками.

— Я бы встретила тебя там и забрала Габи, — предложила Джейн, вмешиваясь в соблазнительные видения Рона.

— Или вы обе подождали бы меня, а потом мы бы где-нибудь пообедали, и тебе не пришлось бы готовить.

Она хмурилась почти так же обворожительно, как и улыбалась.

— Сомневаюсь, Рон. — Их взгляды встретились. — Боюсь, Габи слишком мала для подобных выездов.

Он пожал плечами.

— Тебе лучше знать.

— Пожалуйста, перестань это повторять! — воскликнула Джейн. — Я не умею обращаться с младенцами, как и ты. Совсем не умею.

— Но ты разбираешься в них лучше, чем я.

Выпрямившись, Рон подошел к небольшому письменному столу и бросил пустую бутылку в корзину для бумаг — скорее из желания размяться, чем из стремления к порядку. У него самого в доме было чисто благодаря придирчивой и властной миссис Уолкер, которая приходила раз в неделю, но порядка все равно не было.

— Если хочешь, я дам тебе почитать книжки по детской психологии, — сказала Джейн. Не сводя с него своих зеленых широко посаженных глаз. — Скоро будешь знать не меньше, чем я.

— Между «знать» и «уметь» есть разница.

Помедлив, Рон присел на край ее кровати и сразу почувствовал легкий аромат духов. Он не хотел, чтобы они ему нравились. Он не хотел, чтобы Джейн ему нравилась. А больше всего он не хотел, чтобы ему нравилось сидеть здесь, в спальне, рядом с этой женщиной и с малышкой. Это было слишком похоже на ту жизнь, от которой он отрекся. Однако он собирался оставить у себя Габи, а опыт юриста подсказывал, что, не имея подходящей жены, на это рассчитывать не приходится.

— Сандерс, я не мастер на психологические игры, — сказал он резко, чем явно озадачил Джейн.

— Ты считаешь, что мы играем?

Рон уставился на пушистый ковер.

— Мы с Вирджинией поженились слишком быстро, и я не успел толком выяснить, как ухаживают за женщиной. Если ты ждешь тонкого и любезного обхождения, то учти: я не тот мужчина, который тебе нужен.

Ведает ли Рон, думала Джейн, как отстраненно сейчас звучит его голос и каким напряженным он выглядит. Сидит неподвижно, словно испытывает необъяснимый страх перед ней, Джейн захотелось коснуться большой руки Рона, сказать, как она жаждет любить его и как необходимо ему быть любимым. Но Рон ранен слишком глубоко, чтобы верить словам.

— За мной ухаживали, — тихо сказала Джейн. — Цветы каждый день, романтические обеды при свечах, шампанское. Надо признаться, мне это очень нравилось.

Он поджал губы.

— Как большинству женщин, я полагаю.

— Роберт и я были женаты почти два года, когда умер наш ребенок. Девочка была полностью доношена и совершенно нормальна во всех отношениях. Мы назвали ее Виктория. Просто врачам не удалось заставить ее дышать, и никакая новейшая техника не помогла. Воля Божья, как выразилась одна сестра, когда они уносили мою малышку.

— Да, тяжело, — отрывисто сказал Рон. — По правде говоря, если бы я это знал, то не стал бы просить тебя о содействии.

Она кивнула.

— Эта история известна очень немногим: Энн, моим маме и папе и, конечно, родителям Роберта. Они меня так поддерживали все эти годы.

Рон прищурился.

— Ты забыла упомянуть своего мужа.

Джейн глубоко, прерывисто вздохнула и, наклонившись, поставила бутылку на ночной столик.

— Уже одиннадцать лет, как Роберт умер.

— Ясно.

Рон вопросительно взглянул, но промолчал. Не склонный к откровенности сам, он не требовал ее и от других.

— В больнице, когда до нас наконец дошло, что все кончено, я не выдержала. То билась в истерике, то впадала в тяжелую депрессию и проклинала всех: Бога, врачей и даже Роберта за то, что он не хотел ребенка. А Роберт держался, как скала — спокойный, все понимающий, и старался помочь.

— Наверное, неплохо, когда рядом такой человек.

— Да, но мне было нужно совсем другое. Я ждала, чтобы он страдал — так же, как и я. Чтобы его тоже душили боль и ярость. Но этого не было, и тогда я стала обвинять Роберта в равнодушии и даже в том, что он… втайне радуется смерти малышки.

Джейн остановилась, чтобы перевести дыхание.

— Он не приехал за мной, чтобы забрать домой из больницы. Я долго ждала, потом вызвала такси. Войдя в нашу квартиру, я нашла его в детской, рухнувшим на кроватку. Он… Он застрелился. — Она вновь перевела дыхание и попробовала улыбнуться: — До сих пор меня тошнит от запаха свежей краски.

Рон внимательно разглядывал свою руку.

— А меня — от запаха медицинского спирта, — сказал он. — Сразу кажется, будто я снова лежу пластом на больничной койке, проклиная Господа, весь свет и себя самого. Есть вещи, которые лучше навсегда забыть.

— Это как раз труднее всего, — прошептала Джейн. — Такие воспоминания подстерегают, где бы ты ни был, что бы ни делал.

Рон удивленно посмотрел на нее.

— Но ведь это и есть твоя работа — прогонять призраки прошлого!

— В каком-то смысле, да.

— Почему же ты не помогла себе?

— Я помогла. Но потребовалось почти два года, чтобы я перестала просыпаться каждое утро в слезах. Просто однажды я поняла, что устала он жалости к себе и от тоски по не сбывшимся мечтам. И тогда я решила посвятить себя работе с детьми.

Он чуть заметно улыбнулся.

— Что ж, логично.

— Да, но это не значит, что я себе все простила. — Джейн опустила глаза. — То, что я наговорила Роберту, было ужасно. Он этого не заслуживал. — В ее глазах отразилась давняя острая боль. — Он так меня любил…

Рону стало неловко, как всегда, когда кто-нибудь упоминал при нем о любви.

— Если он так сильно любил тебя, то почему заставил увидеть весь этот кошмар?

Джейн едва не задохнулась.

— Твои слова ужасны!

Он пожал плечами.

— Возможно, но, по-моему, твой муж хотел, чтобы ты почувствовала себя виноватой.

— Нет, нет! Роберт был очень раним, и мне следовало понять, как сильно он страдает. Я должна была, подумать о нем.

— Вот как? Но ведь он-то о тебе не подумал, скорее даже предал тебя.

— Ну, что ты! Ты не представляешь, как он обо мне заботился, как поддерживал!

Рон покачал головой.

— Если бы он по-настоящему любил тебя, то никогда не оставил бы одну.

Она собиралась возразить, но в его словах действительно была доля правды, о которой она прежде просто не хотела знать. Чтобы отвлечься от мыслей о себе, Джейн деловито спросила:

— Ты когда-нибудь помышлял о самоубийстве?

От неожиданности Рон на секунду оцепенел, а потом ответил:

— Да. И не раз, черт возьми.

— Когда тебя покинула жена?

Его лицо окаменело.

— Ну, в общем, да.

— И что тебя остановило?

— Выйти из игры, когда тебе худо, значит проиграть, а этого я не мог допустить.

Как поразительны отвага и сила духа этого человека, думала Джейн. Рон — победитель, и останется им всегда. Он не прятался от боли, а боролся с ней. Как и многие ее пациенты. Как она сама уже долгие годы.

Джейн даже зажмурилась от неожиданного гнева. Рон был прав. Она любила Роберта и никогда бы не бросила его столь чудовищным образом.

— Я… никогда не думала, что Роберт сдался или предал меня. Хотя, в каком-то смысле… это так. — Признаваться в этом было мучительно.

Рон вдруг взял ее за руку. Его теплая, крепкая, надежная ладонь успокаивала и вселяла уверенность.