— С мотоциклом?

— Именно. Ты можешь себе это представить? Она была совершенно чокнутая. Участвовала в каких-то идиотских гонках. Ники постоянно из-за этого с ней сражался. Это был очень несчастливый брак, знаешь ли. Он не говорит об этом, но брат мне кое-что рассказывал. Да и какая из нее была жена? Ты не можешь себе вообразить, как благодарен Ники за самую незатейливую домашнюю стряпню. — Грейс вскинула голову. — И хорошо, что она умерла. Ничего, кроме страданий, Ники от нее не видел.

Челсия знала, что Ник ей враг, но слова Грейс привели ее в содрогание. Как можно такое говорить? Ведь в этой жуткой катастрофе он потерял жену и чуть не лишился дочери. Его прошлые несчастья отозвались в душе необъяснимой горечью.

Внезапно Челсия вспомнила, с каким неистовством он набросился на нее тем субботним утром на площадке, где они приземлились, и у нее словно открылись глаза. Для Ника она была олицетворением опасности, грозящей Кэти. Она догадывалась об этом и раньше, но не понимала причины, не осознавала, насколько остро он воспринимает угрозу. До теперешнего момента. Великий Боже! Он отождествлял ее со своей женой!

Боль в голове становилась невыносимой, она пульсировала даже в глазах. Челсия, сощурясь, посмотрела на Грейс — такую спокойную, такую понятную и предсказуемую. Такую безопасную!

— Грейс, можно, я задам тебе один не очень скромный вопрос? Вас с Ником связывают какие-то отношения?

— Ну, разумеется. Разве это не очевидно?

Рот у нее пересох, язык стал совершенно ватным.

— О, конечно. Я могла бы сразу заметить. — Она сглотнула. — Это серьезно?

— Думаю, да.

— Вы поженитесь?

— Ну… — Грейс пожала плечами и засмеялась.

Челсия хотела сказать, что она рада за Грейс, но не могла вымолвить, ни слова. Переполнявшие ее чувства грозили разразиться взрывом.

— Ну, спасибо, что проводила. — Она распахнула дверь и поспешно вышла, всей грудью вдыхая прохладный ночной воздух.

Челсия не сразу села в джип. Она немного прошлась, размышляя о случившемся. Почему ее так задело, что у Ника кто-то есть? Она не ищет никаких романов, и уж тем более с ним! Этот человек ей совершенно не нравится. Он скрытный, он вздорный, и вдобавок ко всему он разрушил ее жизнь. Он может встречаться с кем угодно, ей это совершенно безразлично!

Но по дороге к дому она почувствовала боль в груди и поняла, что ей не все равно. Совсем не все равно, как это ни грустно.

Ник стоял в своей конторе у большого окна, занимавшего все пространство от пола до потолка, и прислушивался. Контора располагалась над пунктом проката лыжного снаряжения, и Ник представил царящие тут зимой шум и сутолоку, топот тяжелых башмаков и гул голосов. Но сейчас только шорох майского ветра в кронах сосен да песенка Кэти, играющей в тени деревьев, нарушали тишину. Из окна он мог видеть сторожку у ворот, часть автомобильной стоянки и несколько широких зеленых полос скошенной травы, в другое время года представляющих собой скоростные трассы. Лыжная база без снега всегда кажется каким-то нарушением миропорядка, особенно в этих местах, где весна такая бурная и благоуханная.

Ник нахмурился. Прошло уже много лет с тех пор, как он перестал ощущать сладкие запахи весны, замечать нежную дымку золотисто-зеленых березовых листочков, вздрагивать от пробуждающихся надежд под пение малиновки. Он так долго жил под тяжестью гнетущего его горя, что забыл все свои прежние ощущения.

Конечно, его не оставляла надежда на перемены. Только поэтому он и переехал в Беркшир. До сих пор ему, однако, казалось, что он сделал это исключительно из-за Кэти. Хотелось увезти ее из большого, шумного города с его жутким воздухом, преступностью, сумасшедшим темпом жизни, дать ей возможность вырасти на просторе. И он никак не ожидал, что переезд может так подействовать и на него самого.

Разумеется, он рассчитывал, что его жизнь изменится к лучшему, потому что у него будет другая работа, и он избавится от шума и уличных пробок. Но здесь произошло и нечто нежданное. Обострилось восприятие, с глаз словно спала пелена. Он чувствовал себя человеком, пробудившимся от тяжелого сна, вызванного наркозом.

Ник неуверенным движением провел рукой по волосам. У него не было убежденности, что ему нравится его новое состояние, даже если это всего лишь способность услышать малиновку и заметить молодую листву. Он не был готов. Новые надежды, закравшиеся в сердце, пугали его. Все хорошее в жизни так мимолетно, так эфемерно. За мгновением счастья всегда следует новый удар. К этому его приучила Лаура.

Он не жалел о переезде. И никогда не пожалеет, потому что сделал это ради Кэти. Ему только хотелось избавиться от внезапно возникшего ощущения беззащитности. Ирония заключалась в том, что только часть его души готова была вернуться в убежище, в панцирь эмоциональной нечувствительности, образовавшийся после смерти Лауры. Там безопасно. Там можно не ждать нового удара.

Звук мотора прервал его размышления. У них с Четом сегодня должна была состояться беседа с молодым парнем из Колорадо, которого они хотели взять главным инструктором по лыжному спорту на «Сосновую гору». Он вытянул шею, пытаясь рассмотреть, кто едет. По подъездной дороге к базе приближался джип с открытым верхом. Ник, наклонившись вперед, едва не выпустил из рук нагретый на солнце стакан. Нет, это был не новый инструктор. Это была Челсия Лаутон!

Челсия поставила джип прямо под его окнами. Он отпрянул назад, когда она, подняв голову, взглянула в его сторону, неловкими руками оправил рубашку и пригладил волосы. До него донесся звук ее голоса, ее негромкий заразительный смех. Он снова подошел к окну, стараясь, чтобы его не заметили. Она стояла посредине площадки для игры в «классики», расчерченной Ником накануне, и дружески болтала с его дочерью. Кэти, смеясь, раскачивала низко спустившуюся ветку.

Сегодня Челсия была в блузке, отделанной кружевами, и юбке из батика ручной выделки, вобравшего в себя всю гамму оттенков бледно-лилового цвета, что неожиданно заставило его вспомнить о гиацинтах. Блузка из тонкой ткани, тоже бледно-лиловая, мягко подчеркивала округлость ее груди. Ему понравился ее наряд. Какой-то необычный. Наверняка она сшила его сама. Он заметил, что ее привлекают вещи своеобразные, особенные, например африканские деревянные украшения из тика, которые она надела в тот вечер у Локвудов… или ярко-голубые заколки, что были у нее в прошлую субботу. Ник поймал себя на том, что невольно улыбается.

Она настоящий хамелеон, меняющий свою внешность так же легко, как… Хотя нет. Хамелеоны приноравливаются к тому, что их окружает, а Челсия Лаутон держит себя, как ей хочется, и делает то, что ей нравится. И очень жаль, что ей нравятся эти полеты на воздушных шарах. Ник прижал стакан ко лбу и вздохнул. Странно, но он питал какую-то смутную надежду, что она бросит это занятие.

Но вовсе не потому, что он отбирает у нее лужайку. Он вынужден это сделать. У него нет выбора. Еще меньше он был доволен тем, что лишает ее дома. Хотелось бы знать, куда она переедет. Хотя просто нелепо, что его это заботит. Да наплевать ему, куда. Это ее проблемы. Она сама загнала себя в угол, выбрав такую профессию. И, в конце концов, это ведь ее слова, что все будет в порядке. Чет, однако, был расстроен, и это огорчало Ника. Старик, видимо, к ней привязан. Они соседи, он знает ее семью. А Грейс так даже училась с ней в одном классе.

Ник в раздражении с силой растер лицо рукой. Ему не хочется, чтобы Локвуды чувствовали себя виноватыми или несчастными из-за Челсии Лаутон. Но именно так получилось. И он только усугубляет ситуацию. Ему не стоило вести себя так грубо, и уж тем более он ни за что не должен был говорить, что она собирается присосаться к «Сосновой горе» паразитом. Может быть, это и правда, но с его стороны это было низостью, и он сказал так только потому, что все еще был зол на нее из-за происшествия с Кэти.

Видимо, следует принести извинения. Тогда ему легче будет смотреть Локвудам в глаза. Он не имеет права разрушать старинную дружбу из-за собственных сложностей. А потом пусть мисс Лаутон топает своей дорогой — он очень надеется никогда ее больше не увидеть.