Она, улыбнувшись, посмотрела ему в глаза, и от этого взгляда пол закачался у него под ногами. Неужели он когда-то мог думать, что способен прожить без этого?

Он снова приник к ее губам, наслаждаясь их вкусом, ощущая их нежность. Пальцы его погрузились в тяжелый шелк волос. Поцелуй все длился, лишая его сознания, и, когда он услышал ее стон, окружающий мир словно исчез, растворившись в сладострастном соприкосновении.

Под ладонями струилась шелковистая ткань платья, такая тонкая, что он ощущал жар ее кожи. Только этого ему уже недостаточно. Если он не поостережется, то просто порвет эту чертову застежку у нее на спине.

Он чувствовал, как она все теснее прижимается к нему, ощущал скользящие касания ног сквозь грубую ткань джинсов. Казалось, его вовлекает в мощный поток, неудержимый, как океанская волна.

Разве так это должно было произойти? Он думал, что у них будет музыка, китайские блинчики, неспешная беседа. Но когда она выгнулась ему навстречу, запрокинув голову, когда он так близко увидел нежную белую шею, зовущую к поцелуям, ему стало понятно, что им, ни к чему все эти ухищрения. Вот оно — средоточие его мечты, исполнение его желаний.

Челсия едва сознавала, как очутилась у него на руках. Спустя мгновение Ник бережно опустил ее на кровать и прилег рядом. Она свернулась у него под боком, согреваясь его теплом.

Он ласкающим движением откинул ей волосы и пристально посмотрел в глаза. Опьяненная его взглядом, она чувствовала себя на верху блаженства. Счастье переполняло ее.

— Ты так хороша… — выдохнул он в благоговейном изумлении.

— И ты. — Косточкой указательного пальца она провела по шершавой щеке. От легкого прикосновения он вздрогнул, как от боли, и тут же склонился над ней, чтобы прижаться губами к ее губам.

Он продолжал ее целовать, и страсть их разгоралась все жарче, пока Челсия совсем не потеряла разум. Она и не предполагала, что их вечер окажется таким бурным. Ужин давно остыл, они лежат вместе в кровати, одежда ее в беспорядке.

Но, в конце концов, кому до этого дело? Ник — вот он, рядом с ней, и это самое главное.

В голове забрезжила смутная мысль: куда это их заведет? Но ей казалось — она уже знает. Боже всемогущий, они лежат в одной кровати! Когда это нахлынуло на нее, невозможно было остановиться на полдороге. Никаких ужинов. Никаких разговоров. Просто естественное самовоспламенение. Она никогда не испытывала ничего подобного. Нужно ли ей останавливать его? — колеблясь, думала она, слыша шорох расстегиваемой молнии. И достанет ли у нее на это самообладания?

Ник осторожно стянул ей с плеч платье, не переставая целовать с таким жаром, что нервная дрожь волнами пробегала у нее по телу.

Остановить его? — спросила она себя снова. И ответ пришел сам собой. Она больше всего на свете хочет сделать его счастливым. Много ли радостей пришлось ему видеть за последние несколько лет?

Дыхание у нее прерывалось, когда она просунула руки ему под футболку и ощутила горячие, напряженные мышцы спины. В следующий момент он одним махом сбросил с себя футболку, и жесткие темные завитки волос, покрывающие ему грудь, проникли сквозь кружево лифчика, щекоча кожу. Челсия откинулась на подушки, сжигаемая неведомым прежде чувством невыразимого сладострастия.

— Мне… мне так нравится твое тело, — произнесла она робко, любуясь изгибом мускулистой шеи.

Отклик не заставил себя ждать.

— Челси, ты уверена, что не будешь жалеть?

— О Ник! — слабо вскрикнула она, прижимая его к себе. — Конечно, уверена. Я тебя люблю. Я люблю тебя. — Слова слетали с губ, словно птицы, слишком долго томившиеся в клетке.

Он лежал очень тихо, прижавшись щекой к ее уху. Челсия ждала, а потом попыталась шевельнуться. Ей хотелось получить в ответ на признание поцелуй, улыбку — хоть что-нибудь! Но он будто оцепенел, и даже дыхания его не было слышно.

Когда он осторожно отодвинулся и лег на спину, его глаза были закрыты, но она все равно видела в них боль. И тут же поняла, что совершила роковую ошибку.

Она любит его? Он закрыл лицо руками и твердил себе, что ему пригрезилось. Но, разумеется, знал прекрасно, что слышал это наяву. Жар остывающей страсти был еще ощутим, точно так же как и холодная испарина тревоги, закравшейся в сердце.

Молчание длилось. Любит ли он ее? Скажет ли ей об этом? Прямо сейчас? Дьявол! Этого не должно было случиться. Если бы он только был верен своему плану, поговорил бы с ней, поставил четкие границы, честно рассказал, чего им следует ждать. Так нет, он с ходу пустился во все тяжкие, забыв о какой бы то ни было осторожности. И получил по заслугам.

— Ник? — Голос Челсии раздался словно издалека. Он, повернув голову, посмотрел на нее, желая, во что бы то ни стало изгладить из памяти — и из жизни — последние несколько минут. — Ник, кажется, кто-то стучится в дверь.

— Странно. — Он сел, ощущая холод и пустоту. — Да, верно. — Быстро натянув футболку и пригладив рукой волосы, он спросил: — Ты в порядке?

Челсия привстала, не глядя на него, и кивнула. Платье складками сбилось вокруг узенькой талии. Губы будто накусаны пчелами, темные, почти черные волосы взъерошены. Только выглядит она еще более соблазнительно, чем когда-либо. Лишь бы стереть с ее лица это страдальческое выражение, причина которого — в нем.

— Дай я застегну тебе молнию.

— Нет. Я справлюсь сама. — Ему совсем не понравилось, что она избегает его взгляда. — Иди, открой дверь.

Он шумно вздохнул.

— Хорошо. Я сейчас вернусь.

Ник торопливо вышел. Это становится серьезным. Но он справится, хотя пока не знает как. Должен справиться. Челсия слишком важна для него. Он сделает все, вот только выпроводит незваного гостя, который столь настойчиво к нему рвется.

Он распахнул дверь, и сердце у него упало. Перед ним стояла Грейс Локвуд, уперев руки в бока и глядя на него с убийственной злобой.

Глава двенадцатая

Челсия застегнула молнию и снова села на кровать. Слезы унижения жгли ей глаза. Неужели она действительно сказала Нику, что любит его? Неужели настолько утратила самообладание, что не смогла удержаться? Никогда прежде ей не приходилось произносить этих слов. Зачем, ну зачем она их сказала? И именно теперь.

Она полагала, что все могло бы быть по-иному, если б Ник ответил, что тоже любит ее. Но он промолчал, и в этом все дело. Он ее не любит. Понятно, что она не вправе требовать этого. Но все-таки так больно сознавать, что он оттолкнул ее, как будто она сделала что-то отвратительное. Очень больно. Если бы произошло чудо, если бы время повернуло вспять и они снова оказались бы там, где она была так счастлива, пока с ее губ не сорвались эти неосторожные слова.

Она прижала дрожащие пальцы к глазам, моля судьбу сжалиться над ней и помочь исправить то, что порушилось по ее вине. Но, наверное, уже слишком поздно, со страхом подумала она.

Донесшийся до нее звук заставил ее замереть. Она могла бы поклясться, что слышит голос Грейс. Да, это Грейс. Стоит у дверей, разговаривая с Ником. Челсия совершенно забыла, о ее существовании. Даже не подумала о ней, оказавшись в объятиях Ника. Не подумала? А может, просто гнала от себя всякую мысль о ней как о чем-то незначительном. Как бы там ни было, Челсия почувствовала себя очень неуютно.

В глубине души она никогда не верила, что Ник любит Грейс, и потому, признаться, не испытывала особых угрызений совести. Но Грейс и Ник связаны друг с другом, и, как, ни тонка эта связь, Челсия обязана была принять ее во внимание.

Неважно, что Ник сам пренебрег этим обстоятельством. Челсия не может нести ответственность за то, как он себя ведет. Но она обязана отвечать за себя, и ее поведение заслуживает самого строгого осуждения.

Челсия встала с кровати, чувствуя в ногах неприятную слабость. Грейс, должно быть, знает, что она здесь. Ее фургон стоит прямо под окнами. Поверит ли Грейс, данным ей объяснениям? Сочтет ли их правдоподобными? Челсии хотелось по возможности выяснить, как та ко всему этому отнесется.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: