Забавно было рассматривать принесенные вещи и слушать, на что только не шли люди, чтобы их достать. Одна хрупкая рыжеволосая девушка, консультант по сюжетам одного из телесериалов, призналась, что ей пришлось подкупить охранника на студии, чтобы добыть парик а-ля Джордж Вашингтон.

Были истории о том, как кто-то стучал в витрины магазинов после их закрытия и умолял о чем-нибудь бездушных продавцов; о том, как удалось напасть на след бывшего учителя старших классов, чтобы взять на время Декларацию независимости; о том, как пришлось перерыть все пластинки у приятеля-меломана, чтобы найти запись гимна республики.

Но никому не удалось переплюнуть рассказ Эндрю о том, как он похитил с улицы живую Бетси Росс.

— И если ты не дурак, ты ее удержишь, — сказала Кэри Рейнольдс, когда все уселись со стаканами шампанского; все, кроме Оливии, пившей минеральную воду. — Она единственная женщина из всех, кого я знаю, кто смог сидеть здесь и вежливо выслушивать все наши истории, и ей удалось не только не уснуть, но еще и сохранять заинтересованный вид.

— О, после того, как вам пришлось бы справляться с целой бандой ребятишек, вы сумели бы преодолеть что угодно, — сказала Оливия. Щеки ее вспыхнули, когда все в комнате расхохотались.

— Ну, мы рады, что кто-то видит нас такими, какие мы есть, — весело отозвался голос с другого конца комнаты.

— Я никого не хотела обидеть…

Обычно, если ей случалось допустить подобную оплошность, Оливия готова была сквозь землю провалиться, но здесь она чувствовала, что ее приняли — и даже сочли остроумной.

— С другой стороны, мои детишки были бы в восторге от подобной охоты.

— Должен признать, мы стали этим заниматься не только с благотворительными целями, но и забавы ради.

Эндрю выглядел по-мальчишески молодым, глядя на нее с гордостью и восторгом.

У Оливии начала кружиться голова. Это не могло быть от шампанского — она старательно избегала его — или от жары, так как в доме везде были кондиционеры. Она ощущала странную легкость, как если бы плыла по комнате, ловя обрывки разговоров, кружившихся вокруг нее. Единственным якорем, единственной связью с реальностью был Эндрю, сидевший рядом с ней, бедро его прижималось к ее бедру, а рука легонько обнимала ее за талию.

Он на мгновение вышел, затем вернулся с тарелкой деликатесов.

— Попробуйте вот это, — предложил он. Пальцы чуть скользнули по ее губам, когда он вложил ей в рот тонкий ломтик незнакомого пряно-сладкого плода.

— О, вкусно!

Оливия сама не поняла, говорит ли она о фрукте или о том ощущении, которое оставили на ее губах его пальцы.

— Что дальше? — Он изучал содержимое тарелки. — Макадамские орешки. — Прежде чем она успела возразить, он уже начал вкладывать ей в рот хрустящие вкусные орехи. — Они превратят вас в «наркоманку» быстрее, чем любое зелье в Голливуде, а это кое-что значит.

Было ли дело в том, что он кормил ее, или в том, что его руки касались ее лица, или в том, что Эндрю находился от нее в волнующей близости, но только Оливии казалось, что они ведут себя шокирующе интимно. Подняв глаза, она с облегчением убедилась в том, что их как будто никто не замечал. Все разделились на группки или же на пары, как она и Эндрю.

Что же в нем было такого, что сорвало с нее все защитные покровы и заставило почувствовать себя ребенком на праздновании Рождества, ожидающим приятных сюрпризов? Эндрю склонился вперед, чтобы поставить тарелку на столик, а Оливия принялась пристально изучать его. Лицо его было в одно и то же время подвижным, настороженным и задумчивым. Он снял треуголку и пригладил коротко стриженные волосы.

Обернувшись к ней, Эндрю сказал:

— Становится поздно, а мне бы не хотелось пугать вашу подругу. Может быть, пора отвезти вас домой?

Конечно, он был прав. Она знала: действительно, пора возвращаться.

— Хорошо.

Оливия попрощалась со всеми, понимая, что не узнает никого из них, если встретится снова.

Они проехали около полумили вниз по холму, и тут Эндрю подъехал к обочине и остановился. Со своего сиденья Оливия видела весь Лос-Анджелес. Перед ней в небе расцветал фейерверк, озаряя ночь красными, желтыми и синими всполохами.

— Я подумал, что вам понравится вид, — сказал Эндрю.

— Здесь так красиво, — прошептала она. — И даже фейерверк виден.

Оливия повернулась к нему. Глаза ее встретились с его горящим взором, и она забыла обо всем, попавшись, как бабочка в сачок, когда он склонился к ней для поцелуя.

Его рука обняла ее за спину и мягко притянула поближе, ее руки обвились вокруг его шеи. Каждое их прикосновение словно порождало электрический разряд. Точно искры засверкали в мозгу Оливии, когда его губы сомкнулись с ее губами, уговорили их раскрыться, так что его язык проник ей в рот.

Только то, что они были в тесной машине, помешало дальнейшему сближению.

— Почему в рекламах говорится, что «порше» сексапильны? Не знаю ничего менее эротичного, чем заниматься любовью с переключателем скоростей.

Оливия засмеялась.

— У вас очки запотевают, — сказала она.

Застенчиво улыбнувшись, Эндрю снял очки и положил их на щиток.

— Говорят, любовь слепа.

Она провела пальцами по его щекам и потерла маленькие вмятины, оставшиеся от очков на переносице. Собственная решительность удивила ее. Обычно она ждала, пока мужчина сам сделает первый шаг. Но трогать Эндрю было удивительно приятно, и она не могла себе в этом отказать.

— А вы неплохо знаете, как вести себя в подобной ситуации. Для школьной учительницы это удивительно, — поддразнил он.

Вместо ответа Оливия сама поцеловала Эндрю. Его сильные руки сомкнулись вокруг нее приподнимая. Ему бы удалось пересадить ее к себе на колени, если бы не непреодолимое препятствие в виде руля.

— Моей следующей машиной будет «кадиллак», — пробормотал он.

Оливия сама поразилась тому, как ей хочется сейчас быть в другой, более просторной машине, а еще лучше — не в машине вообще. Знаки внимания со стороны мужчины обычно вызывали у нее мало эмоций, разве что напряженное терпение. Даже с Джимом, парнем, за которого она так глупо выскочила замуж, едва закончив школу, было лишь несколько кратких вспышек желания, но не такой дразнящий, длительный, нарастающий чувственный голод.

— Я ведь с вами едва знакома, — промолвила она, скорее выражая изумление, чем протест.

— Вы правы. — Эндрю застонал и опустил ее обратно на сиденье. — Я слишком увлекся. Должно быть, дело в шампанском.

Он завел машину и плавно вывел ее на дорогу.

Увидев, как легко он пришел в себя и успокоился, Оливия почувствовала, что в груди ее словно затрепыхалась бабочка боли, а затем последовал суровый выговор самой себе: «Ты уже большая девочка. Знаешь, что он, должно быть, встречается с множеством женщин. Почему же ты должна значить для него нечто большее, чем другие, тем более что вы совсем недавно встретились?»

Но сердце ее отказывалось этому верить. Возникший между ними поток чувств был почти осязаем. Не могло же такое случаться с ним каждый раз, как только он выпьет несколько бокалов вина и останется наедине с женщиной.

Это для нее слишком, решила она, погружаясь в мягкое сиденье и пытаясь сосредоточиться на разноцветных огнях, танцующих в праздничном небе Лос-Анджелеса. Ей ничего не известно о мужчинах, подобных Эндрю Карру, что они чувствуют, чего ожидают от женщин.

Хорошо, что он оказался джентльменом. Она не была уверена, что стала бы сопротивляться, если бы он довез ее до дома и внес внутрь. Да, такая ночь надолго бы запомнилась, подумала она с болью сожаления.

Эндрю был знаком район Вествуд, и он быстро нашел тот адрес, который она ему назвала. Ей повезло, ведь она понятия не имела, как туда добраться с этих холмов ночью.

Он подрулил к дому.

— Мне бы хотелось снова вас увидеть. — Голос его в темноте звучал хрипло. — Завтра вечером?

Оливия очнулась наконец. Она вспомнила о том, что собиралась предпринять. К завтрашнему вечеру ее жизнь могла полностью перемениться.