А отец Тома… Кей со злостью пнула лежащий у обочины камень. Мать могла унизить, обозвать, или, уйдя в загул, напрочь забыть о существовании детей. Отчим их воспитывал. Метод воспитания у него был всего один, но он считал его самым действенным. Он бил Кей, и Тома, за любую ошибку — за то, что крутятся под ногами, за то, что хлопнули дверью. Особенно злым он становился, когда хотел выпить, а выпивка заканчивалась.

Несколько раз Кей и Том прятались в старых сараях на пустоши, что начиналась сразу за их домом. Кей припасала там немного еды и одеяло, чтобы не замерзнуть. В сараях они с братом переждали не одну семейную бурю, когда отец выяснял отношения с матерью. Понимали, что под горячую руку лучше не соваться, вот и сидели в сараях. Мать нисколько не волновало — почему дочь и сын не приходили на ночь домой. Если бы они с братом навсегда ушли из дома, она бы, наверное, и не сразу заметила, а заметив, не горевала. Мысль сбежать совсем нередко посещала Кей в детстве, но Том был маленький — куда с ним пойти? А когда брат подрос — Кей уже понимала, что идти, собственно, им и некуда.

Их тайное убежище в сараях отчим все-таки обнаружил — не долго они им пользовались. Правда, Кей к тому времени была успела подрасти и поумнеть. Она пригрозила Риверсу социальными службами и полицией, и тот поутих, оставил их в покое.

Родной городок Кей был крошечным, материнский дом стоял на отшибе, в самом конце длинной улицы, за поворотом. Мать — развязная, крикливая женщина — общалась только с такими, как она сама. Ее подруги ничем не отличались от нее, разве что детей у них не было. Видать, вовремя аборты делали. И как-то получилось, что судьба Кей и Тома никого в городе не волновала. Дети и дети. Мать немного странная, но дети всегда на виду — живые, здоровые. Катаются во дворе на велосипедах или на качелях. Конечно, одеты скромно, но чисто. Наверное, соседи думали, что их мать — старательная, аккуратная женщина. Кей хмыкнула. Свою одежду она сама заправляла в старую, скрипящую и трясущуюся стиральную машину лет с шести. Ну, а когда появился Том, то и его вещи тоже.

Кей встряхнула головой. Воспоминания накрыли ее темным покрывалом, точно как в детстве, когда играли с братом в палатку. Она приезжала сюда только ради него. Когда-нибудь у нее будет работа и квартира, и тогда Том сможет жить с ней. Она говорила себе это много раз, и когда училась в другом городе, и когда изредка приезжала сюда навестить брата. Говорила и сейчас, пока шла по длинной, серой, асфальтированной дороге, приближаясь к дому матери. Она успела купить пару маленьких машинок, печенья и молока для своего мальчика. С деньгами было трудно, но Кей экономила практически на всем, чтобы выкроить на поездку к брату и на маленькие гостинцы.

Наконец, за поворотом показались верхушки кипарисов, тех самых, на которые выходили окна детской спальни. Ее бывшей спальни.

Кей занервничала, поправила еще раз свою сумку, зачем-то застегнула молнию пайты почти до горла. Здесь ничего не изменилось, здесь все так же горбиться выбоинами асфальт и все так же высокие клены закрывают вид парадной двери. Здесь она снова становится маленькой девочкой, которая боится идти домой, потому что мама станет ругать за испачканные джинсы, а отец накажет на позднее возвращение.

Окна, лишенные жалюзей, стыдливо темнели на фоне облупившихся стен. Одно, на первом этаже, без стекла — видимо, разбили. Мать будет вставлять стекло только тогда, когда совсем похолодает. Вот и веранда — с деревянных ступенек и столбиков давным-давно сошла краска.

Кей постояла немного за деревьями. Она очень надеялась, что отчима в это время нет дома. Том наверняка уже вернулся из школы. Она хотела погулять с ним где-нибудь на пустоши, за домами, так, чтобы им никто не мешал. Машины Риверса — так звали отчима — в гараже не было, и Кей, не таясь, вошла в дом.

Тома она нашла в комнате на втором этаже — он что-то сосредоточенно искал в коробке с игрушками. Увидев сестру, мальчик обрадовано повис у нее на шее, а Кей, глядя в его темные и радостные глаза, почувствовала себя почти счастливой.

— Эй, — затараторил мальчик, — здорово, что ты приехала! А мамы нет дома, она уехала на неделю к своей подруге, и я сам тут хозяйничаю.

— Ты сам с Риверсом? — Кей нахмурилась. Опять мамочка бросила мальчишку и укатила неизвестно куда.

— Да, мы сами, — махнул рукой Том и тут же выпалил свою главную новость, — у меня есть щенок, его мне подарил мой друг из класса.

Мальчик побежал вниз и откуда-то с веранды притащил коробку, в которой сидел очень маленький, но уморительно толстый черный щенок — смесь колли и дворняги. Кей и Том, оба присели у коробки. Мальчик сморщил нос и грустно сказал:

— Риверс велел отнести его обратно, еще позавчера велел. А я так не хочу. Мне жалко его. Ты посмотри, Кей, какой он славный. Он — мой, и Джордан сам сказал, что он мне его подарил. А Риверс опять ругался и сказал, что надо унести щенка.

Когда Том разговаривал с Кей, он всегда называл своего отца Риверсом, а не папой. Потому что сама Кей так назвала его, и брат принимал ее правила.

Щенок суетливо вертелся, тыкался носом в братовы ладони и усиленно вилял хвостом. Куда девать такого глупыша?

— Ну, хочешь, Томми, я заберу щенка с собой, — предложила Кей, — когда я буду к тебе приезжать — буду и щенка привозить.

— Ну, ладно, — согласился мальчик и глянул на нее из-под золотисто-русой челки карими, и немного грустными глазами.

Кей бодро улыбнулась и потрепала его по макушке.

— Вот увидишь, Том, твоему псу у меня понравится, — пообещала она, хотя довольно смутно представляла себе, что станет делать с собакой.

Том поставил коробку со щенком наверху, возле своей комнаты. Он сообщил, что два дня прятал собаку от отца под верандой и «ужас как боялся», что Риверс ее отыщет. Кей хорошо понимала, почему брат боится. С раздраженным отчимом лучше не связываться…

Брату недавно исполнилось восемь, но для своего возраста он был очень маленьким. В парикмахерскую мать посылала его не часто, и он зарос так, что челка опускалась ниже бровей, на самые глаза, и загорелые края ушей прикрывали прядки русых волос.

— Может, пойдем, где-нибудь посидим или погуляем, — сказала Кей и брезгливо переступила через сваленные в кучу коробки из-под пива.

— Да, давай пойдем, — подхватился Том, — только я сбегаю на кухню, принесу чего-нибудь поесть для щенка.

Мальчик быстро спустился по лестнице и его золотистая макушка исчезла в дверном проеме.

Кей зашла в комнату Тома и осмотрелась. На пыльном подоконнике сложены стопкой какие-то книжки и тетрадки. Рядом с ними — грязные носки и одноразовые стаканчики. Под кроватью — кроссовки Тома с кусками прилипшей грязи. На старом письменном столе — тарелка с раскрошенными кусками булки и конфетными бумажками. Попробуй, предложи матери навести порядок — столько криков будет. Мать тут же выдворит ее из дома. Мол — выросла, и до свидания, нечего сюда приезжать.

В этот момент Кей услышала звук открывающейся входной двери и грубый, с еле заметной хрипотцой голос Риверса. Дернулась к коридору, закусила губу и вцепилась пальцами в сумку. Надо было ему вернуться так не вовремя…

Теперь будет очень сложно увести Тома. При матери Риверс вел себя более сдержанно, а без нее неизвестно, какая блажь придет ему в голову.

Кей встала за дверью так, чтобы не попасться отчиму на глаза и осторожно заглянула в коридор. Риверс был пьян и зол — он ругнулся, споткнувшись о материны туфли, пнул их ногой и, качнувшись, уперся в дверной косяк. Была бы мать дома — наверняка получился бы славный скандальчик — невесело подумала Кей. Это отвлекло бы обоих родителей, и дало им с братом возможность незаметно улизнуть.

Но матери нет, а ее собственному появлению в доме Риверс не очень-то обрадуется. В последний свой визит она крепко поругалась с ним. Рассказала ему, кто он такой на самом деле и что она о нем думает. Приятно иногда говорить с отчимом на чистоту.