- Вов! Ну скажи, как ты это делаешь? Я никому не скажу.

- Капитана забыл выгнать из комнаты.

Гена с размаху бьёт себя кулаком по голове.

- А король?

- Что король? Я сам чуть не офигел.

16. Взаимопомощь.

Генерал был такой сволочью, что вторую такую в радиусе многих километров не найти. Каким-то боком он касался нашей бригады и регулярно приезжал с так называемыми проверками. Скорее всего, его просто выгоняла из дому генеральша. И он жил в нашей гостинице неделями, питался в нашей столовой. Причём из солдатского котла не ел. Брезговал. Просто каждый день заказывал прапорщику, заведующему столовой, того, чего ему хотелось бы откушать. Прапор со слезами жаловался нам, что уже и сам не может взять продуктов домой, потому что эта толстая скотина сжирает по курочке в день.

Насытив своё чрево, генерал усаживался в беседку посреди части, рядом с помещением дежурного и устраивал себе развлечения в виде чтения нотаций какому-нибудь офицеру, на свою беду посмевшего пройти неподалёку. Весь офицерский состав передвигался по части короткими перебежками, от одного угла к другому. Либо обходили опасное место через автопарк. И только солдаты веселились, глядя на эти новации.

Принесли черти этого генерала и на наши учения. Привычек он менять не стал. Закусив курочкой, опять сел в центре лагеря и ловил зазевавшихся офицеров. Я иду по своим делам и вижу группу офицеров, спрятавшихся за толстым деревом и мрачно переговаривающихся. Подхожу и выясняю, что генерал поймал опять офицера и "беседует" с ним, а они как раз хотели выкушать немного огненной воды из старых запасов.

- И сколько уже беседуют? - спрашиваю.

- Полчаса уже. И конца этому не видно. Хрен ли этому козлу, чем заниматься!

Я выглянул из-за дерева. Генерал, помахивая ладонью чего-то вешал на уши вытянувшемуся перед ним подполковнику. Дай, думаю, отличусь. И прошу офицеров дать мне какую-нибудь красную папку. Нашли. Затем снимаю свои погоны (наша полевая форма это допускала) и отправляюсь бегом к центру поляны. Генерал оживился сменой декораций и поднял вопросительный взгляд мне навстречу. Я, не представляясь, бросаю руку к околышу.

- Товарищ генерал! Штаб округа подполковника в секретку, - и, небрежно, большим пальцем показываю на вытянувшегося по стойке смирно офицера.

- Разрешите идти, товарищ генерал! - рявкает подполковник.

Получив разрешение, мы крутанулись на каблуках и с места взяли крупной рысью. Скрывшись за бугром, я хватаю подполковника за полу бушлата.

- Стоять, товарищ подполковник! Это была шутка. Народ там ждёт.

Тот протаскивает меня по инерции метра три. Останавливается, соображает и с размаху врезает ребром ладони по стволу дерева. Смеясь, мы присоединяемся к тем, что были в засаде. Некоторое время офицеры возмущённо обсуждают тему и затем подполковник протягивает мне руку.

- Спасибо, Володя! Ну, сука! Я ему сейчас покажу! Ты с нами примешь на душу? Приглашаем.

- Не, народ, я не пью.

Через пол-часа в лагере поднялась суматоха. Забегали солдаты в полном снаряжении, заревели моторы, а затем колонна выдвинулась из лагеря на большой скорости по разным направлениям, забыв генерала с его автомобилем, который, к тому же, категорически отказывался заводиться, не смотря на то, что два солдата по очереди крутили ручку. Генералу было лень пройти сотню метров пешком до уезжающих, чтобы спросить, что случилось, а посланный солдат, вернувшись, сообщил, что его послали на три буквы. Ужинал в этот день генерал гораздо позже.

17. Оскорбление.

Штабные офицеры и прапорщики стояли на разводе штаба. Это такое мероприятие, где командиру удавалось увидеть всех своих управленцев трезвыми и непомятыми до того, как они попрячутся в своих кабинетах или других, принадлежащих им заведениях, в раздумьях, чем подсластить очередной день, защищая Отечество.

В отличие от солдатского строя в первой шеренге стояли не молодёжь, а самые старые и уважаемые лица. Во второй же переминались с ноги на ногу так называемые не уважаемые. Время было раннее, занудные рассуждения командира части и начштаба их не особо интересовали. Возраст позволял ещё делать шутки, равнозначные средней школе. Да, ко всем тому, до открытия магазина было довольно много времени.

Рассказав последние новости и анекдоты, молодые прапорщики обратили внимание на старого прапора, стоявшего впереди них, с руками, сложенными за спиной. Он был самый старый прапор нашей части. И знал командира ещё лейтенантом. Поэтому и мог себе позволить такую вольность. Даже, по команде "Смирно", он не размыкал рук, а только слегка приподнимал подбородок.

Перемигнувшись, один и молодых прапоров расстегнул ширинку и, дождавшись последней команды "Равняйсь! Смирно!", вложил содержимое в руку старому прапорщику. Тот машинально сжал ладонь, не поняв, что ему поклали, перехватил несколько раз пальцами и, только по последовавшей команде "Вольно! Разойдись!" повернулся поглядеть, что это такое несдвигаемое ему дали. Отдёрнул руку и захлебнулся воздухом от возмущения и вида двух покрасневших от натуги, чтобы не засмеяться громко, прапоров, один из которых методично продевал пуговицы в петли.

Большая часть офицеров уже удалилась и тут хохот вырвался наружу, добив и без того невысокое моральное состояние старого служаки. Когда же он брезгливо бросился к газону вытирать ладонь, прапорщики, еле держась на ногах, поспешили по своим служебным делам.

Старый прапор добежал до кабинета командира части, но в приёмной не нашёл ничего умнее, как сказал, что ему нужно по личному делу. Был тут же просветлён по части Уставов ВС СССР. Прежде всего, надо было обращаться к своему начальнику. Делать нечего, пошёл к майору, заведующему отделом.

- Товарищ майор, меня оскорбили действием!

Майор задержал дыхание, расслабил галстук, оттянул ворот рубашки, приподняв одновременно выпяченную нижнюю челюсть. Все эти процедуры позволили ему остаться невозмутимым. Затем он выпил воды из графина и произнёс:

- Будем докладывать об этом по команде.

И повёл несчастного прапора к начальнику штаба. Оставил его в приёмной и вошёл в кабинет. Минут через двадцать старый хрыч не выдержал и приоткрыл дверь молчаливого кабинета. На столе лежали в беззвучной истерике два старших офицера, махая друг на друга руками, чтобы не шуметь.

Прапорщик злобно хлопнул дверью, плюнул на пол и ушёл.

18. Разбор прыжков.

Капитан, приехавший с ГСВГ был крутее варёного яйца. Сразу нашёл общий язык с начальником спортивной команды и на первых же прыжках, уже примерял на себя Т-4 чужой укладки.

- Ты погляди, как он напяливает на себя подвесную, - буркнул один из солдат-спортсменов проходя мимо меня.

Капитан и в самом деле напяливал.

В самолёте, как обычно... начальник команды прыгает первым для того, чтобы было больше времени для укладки парашюта. Следующим я выпускаю капитана. Тот мешком вываливается из двери и его тут же забрасывает на сальто.

Скрестив руки на груди и сжав ноги вместе, он свистит вниз, делая уже седьмой переворот. Я и прапор глядим на него сверху.

- Пипец! - повернулся ко мне прапор.

- Нет, я ему прибор с превышением выставил...

Но закончить фразу я не успеваю, потому что капитан, уже изрядно приблизившийся к планете, рванул кольцо запасного парашюта. После того, последний раскрылся, сзади выпала оранжевая колбаса основного.