И грудью прикрыл Севастополь родной
Моряк, пехотинец и летчик.
У крепкой стены обороны стальной
Могилу находит налетчик…
Военный совет Черноморского флота обратился к защитникам города с призывом: «К Севастополю приковано внимание не только народов СССР, но и внимание народов всего мира, которые день и ночь следят за битвой под Севастополем, за героизмом его защитников. До последней капли крови защищайте наш родной Севастополь! Родина ждет от нас победы над врагом. Победа будет за нами!».
Фашисты ввели в бой семь дивизий, две горнострелковые бригады, полторы сотни танков и большое количество артиллерии. Особенно жаркие бои разгорелись в районе горы Азиз-Оба и в Бельбекской долине, где противник силами двух дивизий наносил главный удар.
Оборонялись здесь части 8-й бригады морской пехоты полковника Вильшанского и 95-й стрелковой дивизии генерал-майора Воробьева.
С первого же дня штурма нам было приказано поддерживать эти части.
Став на позиции у Шавровой выемки, бронепоезд по приказанию начальника артиллерии Приморской армии полковника Рыжи открыл огонь по наступающей пехоте противника в районе горы Азиз-Оба. Командовал бронепоездом помощник командира старший лейтенант Чайковский. Капитан-лейтенант Харченко пока не вмешивался в управление огнем.
— Я еще денек-другой присмотрюсь, пройду стажировку, а уж потом приму командование, — откровенно сказал он. — У нас в гражданскую войну не было таких орудий, а о минометах мы и понятия не имели.
Огонь мы вели почти беспрерывно. Били залпами с короткими промежутками. Эхо раскатисто проносилось в долине и, сливаясь с новым залпом, создавало грозную мелодию боя. Фашистские снаряды то и дело разрушали полотно железной дороги, но отважные ремонтники под огнем врага восстанавливали положение, и бронепоезд снова и снова мчался к передовой.
Перевес в силах был на стороне врага. Несмотря на героизм людей, фашисты продвигались к городу. Линия фронта подошла к Камышловскому мосту. Зона действия бронепоезда сократилась. Все чаще и чаще нам приходилось вводить в дело минометы — так близко от нас противник. Пушки стараемся беречь — очень уж они изношены.
В последующие дни бронепоезд использовал и станковые пулеметы. Когда вражеская пехота наступала на северных склонах Бельбекской долины, бронепоезд выскакивал из Мекензиевой выемки и прямой наводкой из минометов и пулеметов открывал огонь. Три-пять минут ураганного огня — и враг бежит, оставляя убитых и раненых. А бронепоезд снова исчезает в укрытие до следующего налета.
Конечно, это рискованно. Но у Михаила Федоровича риск основан на точном расчете. Вот когда мы убедились в отваге нашего нового командира!
— Используем опыт гражданской войны, — сказал он. — Будем применять все оружие, какое только у нас есть, вплоть до винтовок.
Контрольные площадки бронепоезда тоже превратились в огневые точки. Их борта обложили мешками с песком. Все, кто не был занят у орудий и минометов — железнодорожники, связисты, хозяйственники, — располагались здесь, как в окопах, с винтовками и гранатами.
22 декабря критическое положение создалось на участке 388-й стрелковой дивизии, оборонявшей Мекензиевы горы. На помощь ей была брошена 79-я отдельная бригада морской пехоты под командованием полковника Потапова, только что прибывшая на кораблях из Новороссийска.
Чтобы дать бригаде развернуться, командир бронепоезда приказал лейтенанту Головенко и мне взять всех свободных бойцов и задержать гитлеровцев у Мекензиевого кордона.
Через несколько минут у входа в Цыганский тоннель стояли тридцать пять моряков, вооруженных автоматами и гранатами. Головенко повел нас по каменистой дороге к кордону. Не прошли мы и километра, как из-за пригорка показались отступающие бойцы. Они отходили к тоннелю.
На высотах и станции Мекензиевы горы повсюду шла пальба. Не утихая, гремела артиллерийская канонада. Наш взвод цепью шел навстречу отступающим. В это время из тоннеля выскочил бронепоезд и, набирая скорость, двинулся к станции.
Головенко остановился и крикнул в мегафон, обращаясь к отходящим бойцам:
— Стой! Ни шагу назад!
Красноармейцы остановились.
— За мной, вперед! — продолжает командовать Головенко и первым устремляется к высоте. — Ура!
И сразу у людей исчезла растерянность. Ободренные, они вместе с моряками ринулись за лейтенантом.
А справа набирает скорость бронепоезд, нацелив жерла орудий на станцию.
Гитлеровцы не ожидали такого натиска. И хотя они еще яростно сопротивляются, бойцы отбивают у них одну позицию за другой. Тем временем подоспели и морские пехотинцы из бригады Потапова. Они вливаются в ряды красноармейцев, и все мы ускоряем свой бег, стараясь не отстать от бронепоезда. А он уже влетает на станцию, где скопились вражеские войска. Впервые вижу свой бронепоезд со стороны. Окутанный огнем и дымом, он обрушивает на врага всю мощь своих орудий, минометов и пулеметов. Вокруг него все падает, рушится, горит.
Дерзкий налет «Железнякова» ошеломил гитлеровцев. Им и в голову не приходило, что мы рискнем ворваться в самую гущу их войск. Они по-хозяйски разместили на станции колонны танков и автомашин с военным имуществом. Даже походные кухни подвезли к обеду.
Бронепоезд вел огонь с обоих бортов, сметая и сокрушая все на своем пути. Гитлеровцы в ужасе разбегались от железной дороги, не оказывая никакого сопротивления. Они даже не успели завести танки — и их колонна так и осталась на шоссе. В тупике взорвалась огромная цистерна с горючим, и все вокруг заполыхало огнем.
Вслед за нами на станцию ворвались пехотинцы и, не задерживаясь, устремились вперед, тесня гитлеровцев к Камышловскому мосту. Утерянные ранее позиции были восстановлены.
На подступах к Камышловскому мосту железнодорожное полотно было разрушено, и бронепоезд остановился. Наш взвод, выполнив свою задачу, вернулся на бронепоезд, где все носило следы только что закончившегося боя: платформы бронеплощадок были завалены гильзами, на раскаленных орудийных стволах дымилась краска. Несмотря на резкий морозный ветер, стволы не успевали охлаждаться, и наши девушки накидывали на них мокрые одеяла и шинели…
Пользуясь коротким затишьем, железняковцы подводили итоги боя. Особенно отличились орудийные расчеты Данилича и Дроздова. Это они с нескольких выстрелов подавили артиллерийскую батарею на подступах к станции и открыли путь бронепоезду. У орудий Данилича в самый разгар боя вышел из строя замковый механизм, но комендоры не прекратили огня: вручную открывали замок и продолжали стрелять по фашистам.
Не сплоховали в бою и Лаврентий Фисун, Борис Гришко и Василий Терещенко. Когда один из танков развернулся для стрельбы по паровозу, они в упор расстреляли его из своей стомиллиметровой пушки.
Морские пехотинцы от души благодарили железняковцев. Один из командиров подошел к нашей бронеплощадке.
— Спасибо вам, дорогие товарищи, от всех наших бойцов, — волнуясь, сказал он. — Если бы не вы, трудно бы нам пришлось… Земной вам поклон…
Дав потаповцам закрепиться на новом рубеже, «Железняков» вернулся на станцию Мекензиевы горы. Здесь все носило следы всесокрушающего огня крепости на колесах: черная, опаленная земля усеяна трупами, возвышаются догорающие остовы танков и автомашин. Повсюду груды разного имущества, брошенного в панике противником.
Да, не поздоровилось фашистам!
Бой за станцию Мекензиевы горы и окрестности длился четыре часа. Это был один из самых удачных наших налетов на врага за время обороны. На это направление враг бросил более трети своих сил под Севастополем. Но не перевес в силе и технике решил победу, а сила духа, воля к победе наших советских моряков-черноморцев. И хотя на некоторых участках нашим войскам все же пришлось потесниться на 300–400 метров, эти метры были усеяны сотнями фашистских трупов.
Бронепоезд уже готовился вернуться в Цыганский тоннель, когда по бронеплощадкам разнеслась страшная весть: на станции в одном из заброшенных сараев найдены шесть изуродованных трупов наших бойцов. Комиссар Порозов распорядился: каждый член экипажа должен увидеть то, что совершили фашистские изверги.