Что за небом вполне можно наблюдать с помощью каменных курганных оградок, предполагали давно. Но, даже подробно описывая такие оградки, даже проводя раскопки, ученые не исследовали вопрос: могли ли такие оградки быть каменными календарями в древние времена? Наша задача — провести замеры на курганных оградках и выяснить, могли ли древние люди использовать их как обсерватории, Если с курганных оградок можно было наблюдать за важнейшими астрономическими событиями года — за наступлением дней равноденствия и зимнего и летнего солнцестояния, это говорит о многом.

На Салбыкском кургане мы должны найти точку, с которой древние люди наблюдали за небом. Если предположение ученых верно — в этой точке и должно находиться недокопанное погребение. А кроме того, мы будем заниматься еще одним, и очень необычным делом… — Тут Виталий Ильич чуть усмехнулся и немного рассказал о костяных человечках и о камнях в курганных воротах — камнях с выемкой. — Если мы найдем курганы, при входе в оградку которых стоят такие камни, — будем раскапывать. Есть и другие признаки, кроме камня с выемкой, что в погребении лежит человек не вполне обычный. Мы с Владимиром Кирилловичем знаем, что это за признаки…

Володя следил за реакцией. Ребята из Малой Речки слушают очень серьезно — и парни, и девушки. Разве что Лиза, кажется, не очень понимает сказанное. Ограниченная девушка, что тут поделать.

Новосибирцы слушают вполуха, им интереснее иронически поглядывать на малореченцев: мол, мы-то еще не то знаем! И самые ироничные взгляды бросает Толян, самый малоопытный из них. Толян ему не нравился: эта поза отдыхающего денди, развалившегося на досках, нога на ногу, небрежные движения руки с папироской, откровенное пренебрежение к тем, кто не живет в большом городе — например, в Новосибирске… Ох, и намучимся мы с ним!

— Я слышал, на курганах происходят иногда странные вещи… Например, стрелка компаса перестает показывать на север или люди куда-то уходят… сами не могут объяснить — куда. Мы это будем изучать? — задал вопрос Андрей, и новосибирские студенты тут же уставились на него, как на трехлапого цыпленка или квадратное яйцо. «Это же надо, каков! Ну и выскочил!» — ясно говорили их взгляды.

— Если представится возможность, то да. А откуда ты знаешь про эти явления?

— От Михалыча, — ответил Андрей, и Епифанов одобрительно кивнул.

— Есть и такая теория, что курганные оградки могут быть местами перехода из одного параллельного пространства в другое. Романтики даже думают, что в этом другом пространстве, куда можно попасть, и сейчас царит эпоха, в которую строились курганы. То есть пройти в такие ворота — это почти как путешествие на машине времени. «Почти», а не совсем, только по одной причине — потому что ведь совершенно неизвестно, как возвращаться обратно. Тема эта вообще очень интересная, непростая, но специально заниматься этим очень трудно… Я даже и не представляю, как проверить, можно ли использовать эту курганную оградку как ворота в другое время или никакие это не ворота.

— Получается, будем изучать, только если случайно наткнемся, — подытожил Андрей.

— А не боишься, что это на нас натолкнутся? — полюбопытствовал Виктор. Крупный, рослый, в красивом спортивном костюме, он резко отличался от плотного, широколицего Андрюхи. Да и старше его лет на шесть — в этом возрасте разница огромная.

— Думаешь, они сами могут нами заняться? Чего мы лезем в их астрономические оградки? — Андрей на секунду задумался и бросил уже Епифанову: — А если и правда займутся нами?

— Не исключено… Риск есть, и я вас честно о нем предупреждаю. Хотите вернуться домой?

Андрей усмехнулся и отрицательно замотал головой, а на лицах студентов вспыхнули улыбки: понимающая у Виктора, самая злоехидная у Толяна.

— Но, ребята, тема это бесконечная. Сейчас давайте решим самые главные вопросы о том, как мы будем тут жить. Об этом вам Владимир Кириллович расскажет.

— Значит, жить будем так… Подъем в восемь часов вас устроит?

— А может, все-таки попозже? — это спросил, конечно же, Толян.

— Виталий Ильич, вы как насчет подъема в девять?

— Так ведь пока вроде не жарко…

— Действительно, обычно стараются вставать пораньше, чтобы не работать в жару (это Володя отряду, специально для новеньких)… Пока не жарко. Так что если Виталий Ильич не возражает — встаем в девять. На работу выходим в десять, обратно — в пять. В чем состоит работа, вы уже поняли: на каждой курганной оградке надо будет сделать несколько измерений. С собой на работу берем перекус: хлеб, консервы, чай. А плотно обедать будем в лагере. Вечер — свободное время, если Виталий Ильич не захочет ничего рассказать.

Епифанов благостно покивал, ясно показал, что он непременно захочет, и Володя продолжал:

— Особой опасности для членов отряда я здесь не вижу, но все-таки мы работаем на местности. Поэтому так: в любой момент или я, или Виталий Ильич должны знать, где находится и что делает каждый член отряда. Знаете, чем хорош маленький отряд? (Напряженное внимание большинства.) А тем, что в отряде до 13 человек можно держать под контролем каждого… Если людей больше, кто-нибудь всегда исчезает из поля внимания, о ком-нибудь да забываешь. Это требует специальной системы контроля, управления. У нас не будет специальной системы, я сам буду такой системой. Теперь о дежурствах. Дежурить будут парень и девушка. Продукты выдает завхоз. Передается дежурство по вечерам…

Володя еще какое-то время говорил, объяснил, что отбой в двенадцать часов не означает, что все должны ложиться спать. Но кому хочется петь песни — те должны уйти подальше от лагеря и там наслаждаться привольем, а в лагере шуметь нельзя.

Он говорил и следил, как относятся к его фразам. Парни из Малой Речки слушали спокойно, без особых эмоций, задавали умные вопросы. Равнодушно — Сергей с Олегом. Эти будут работать с Виталием Ильичем, старательно выполнять все правила, но со своими целями; они скорее будут использовать экспедицию, чем ее строить. А Толян все лежал, закинув руки за голову, глядя в потолок и порой ехидно улыбаясь. Этому распорядок дня, дисциплина, работа — все не особенно нужно. А если и нужно, то как плацдарм для самоутверждения — чтобы нарушать, пакостить, настаивать на своем и получать извращенное удовольствие от того, что вот он — не как все и может вызвать напряжение и у Володи, и у Епифанова.

У девушек то же самое: новосибирские красотки близки к Сергею с Олегом — от них не будет ни вреда, ни пользы для жизни отряда. Наташа и Ольга — помощницы, как и Андрей с Димой, а вот Лиза — особая статья; очень уж она невзрослая. Когда Володя поговорил с ней в сторонке, объяснил, почему запрещает уходить одной, ребенок посмотрел обиженно и произнес что-то в духе: «Ведь все равно ничего не случится». Она и впрямь не понимает, что случиться как раз может все, что угодно, и не с кем-то, а именно с ней.

— Лиза, а если бы ты сейчас сломала ногу? Мы бы и не знали, где искать. Так и лежала бы, пока не найдем… Если найдем.

— Да ничего ведь не будет…

И с ней, и с Толяном будут проблемы, хоть и разные.

Пока же происходило маленькое чудо, хорошо знакомое Володе: из разных людей на глазах складывался отряд, и уже было ясно — кто тут будет помогать, а кто мешать.

Как будто на улице голоса?! Володя вылетел на крыльцо: и правда, двое конных пастухов о чем-то беседовали с Фомичом. Дальше, на фоне бирюзового неба, за кошарой маячили еще два всадника; ручеек овец вливался в распахнутые ворота.

— Здравствуйте, хозяева!

— Какие мы хозяева… Сам здравствуй, коли не шутишь.

— Мы археологи, тут будем работать. А вы кто будете? Вас как зовут?

— Пастухи мы. Я — Сашка, он — Петька.

Пастухи спустились с лошадей, стояли около Володи, и ему странно было видеть — какой убогий, жалкий народ встречается еще на земле. Какой-то весь перекрученный, кособокий Сашка с воспаленными глазами и ногами разной длины; нелепый длинный Петька с явной психической клиникой, дико запавшими глазами, оба одетые в серые несвежие лохмотья.