— Совпадает, — пробормотал Куп, скорее, отвечая каким-то своим мыслям, а не обращаясь к ней.

— Совпадает с чем?

Он щелчком отправил ей по столу пожелтевшую от времени дактилоскопическую карту. Дарби взглянула на имя, напечатанное вверху: «Кендра Л. Шеппард. Белая женщина». Ни возраста, ни других сведений на карте не было.

— Кто такая эта Кендра Шеппард?

— Она… она была родом из Чарльстауна, — ответил он. — Ее арестовывали пару раз за проституцию. Когда мы с тобой вошли в дом и я ее увидел, то решил, что память сыграла со мной злую шутку. Что все это мне привиделось.

Дарби вспомнила, как Куп остановился посреди столовой, вытирая вспотевший лоб, и лицо его стало белым, как бумага.

— Когда ты вышла, чтобы поговорить с Пайном, я решил повнимательнее рассмотреть лицо Эми Холлкокс, — продолжал Куп. — У Кендры была небольшая родинка на щеке. Я еще говорил ей, что она — точная копия Синди Кроуфорд, только блондинка. А еще у Кендры был шрам под нижней губой. Она заработала его, когда ей было восемнадцать. Мы тогда выходили из дома Джимми ДеКарло, и она, пьяная, упала на разбитое стекло. Мне даже пришлось отвезти ее в больницу, чтобы ей наложили швы. — Он улыбнулся своим воспоминаниям, а потом сделал глубокий вдох и сказал: — Но даже после этого я не поверил в такое совпадение. Вернувшись в лабораторию, я взял из картотеки отпечатки пальцев Кендры. Я хотел удостовериться сам, прежде чем рассказать тебе обо всем.

— И что, никаких сомнений не осталось?

— Никаких. Эми Холлкокс — это Кендра Шеппард.

Куп скрестил руки на груди, и тугие канаты мускулов напряглись под тонкой тканью его рубашки с короткими рукавами и открытым воротом. Он думал о чем-то своем.

— Все это время я считал ее мертвой. И вот теперь, двадцать лет спустя, я нахожу ее привязанной к стулу и с перерезанным горлом… — Он тряхнул головой, словно пытаясь отогнать непрошеные мысли. — Чертовски странно, ты не находишь?

Дарби в который уже раз кивнула и положила дактилоскопическую карту обратно на стол.

— Почему Кендра сменила имя и фамилию?

— Я знал ее только как Кендру, — ответил Куп. — Одно время она была моей девушкой. То есть моей первой серьезной девушкой. Пожалуй, так будет правильнее.

Дарби задумчиво присела на краешек стола.

— Она была неплохой девчонкой, — сказал Куп, не отрывая взгляда от дактилоскопической карты Кендры Шеппард. — Хотя умом не блистала, особенно когда речь заходила о реалиях жизни в Чарльстауне: она была начисто лишена здравого смысла и навыков выживания на улице.

Куп жил в Чарльстауне и знал здесь всех, что совсем не трудно, когда округа по площади занимала всего-то одну квадратную милю. Он с тремя старшими сестрами вырос в историческом районе, где состоялось одно из первых сражений Американской революции, при Банкер-Хилле, а потом, в восьмидесятые годы, ставшем колыбелью ирландской мафии. Купу было всего тринадцать, когда его отец погиб под колесами автомобиля — дело так и осталось нераскрытым, — и самой Дарби было столько же, когда убили ее отца. Эта общая утрата скрепила их дружбу в те давние уже времена, когда оба только начинали работу в криминалистической лаборатории.

— У Кендры было доброе сердце, — продолжал он, — но, боже ты мой, она была начисто лишена тормозов! Любила вечеринки, обожала спиртное и травку. Я сквозь пальцы смотрел и на кокаин, поскольку она была дьявольски соблазнительная. Но когда я узнал, что ее привлекли к ответственности за занятия проституцией, то не выдержал и порвал с ней. Словом, это не самый приятный период в моей жизни.

— Почему ты считал, что Кендра умерла?

Он растерянно заморгал, словно приходя в себя после затяжного сна.

— То есть?

— Ты только что сказал: «Все это время я считал ее мертвой».

— Ее родителей убили. Застрелили, когда они спали.

Это соответствовало тому, что рассказал Шон.

— Когда это случилось?

— В апреле восемьдесят третьего, — ответил Куп. — Я запомнил эту дату, потому что как раз тогда получил водительское удостоверение. Я знаю, что Кендры не было дома, когда их убили, потому что полиция искала ее. Не знаю, где она была. К тому времени мы уже не общались. Она не пришла ни на поминки, ни на похороны… просто исчезла, ну, я и предположил самое худшее.

— У нее остались родственники в Чарльстауне?

— Дядя и тетя. Хитер и Марк Бейс. Но они больше здесь не живут. После убийства они собрали вещи и переехали куда-то на Средний Запад, по-моему.

— Шон рассказал мне, что его дедушку и бабушку убили.

— Шон?

— Это настоящее имя Джона Холлкокса.

Дарби не успела пересказать Купу свой разговор с мальчиком, равно как и эпизод с коричневым фургоном, который приключился сегодня утром. Поговорив с патрульными из Белхэма, прибывшими по ее вызову, она вернулась в Бостон, чтобы осмотреть тело Эми Холлкокс до вскрытия.

— Шон сообщил мне, что его дедушка и бабушка были убиты, но сказал, что мама отказывалась рассказать ему, как они умерли и где они жили, — продолжала Дарби. — Он как раз начал говорить о том, что произошло в доме, как вдруг выключил магнитофон и заявил, что его настоящее имя — Шон. А потом в палату вломился этот малый, представившийся федеральным агентом, со сказочкой о том, что его мать разыскивают за совершение преступления в другом штате и…

— Подожди, ты хочешь сказать, что этот парень не был настоящим федералом?

— Да. Но он выглядел и действовал, как самый настоящий агент: у него было служебное удостоверение и значок. Пайн говорит, что видел у него судебный ордер на арест и что выглядел тот вполне официально. Я сама только сегодня утром узнала, что он был подставой.

— Господи…

Куп облокотился на стол и принялся растирать лоб ладонями.

— Мне следовало заподозрить, что дело нечисто, когда мнимый федерал исчез из больницы. — сказала Дарби. — Я-то решила, что он убрался, чтобы спешно созвать совещание на предмет оценки причиненного вреда, — ты же знаешь, что эти федералы готовы оберегать свой имидж любой ценой.

— Значит, Эми не была беглой преступницей.

— Нет. Я проверяла базу НЦКИ, все это чушь собачья. Этому парню был нужен мальчик.

— Для чего?

— Еще не знаю.

Куп посмотрел на нее.

— Наверное, он знает что-то. Иначе зачем двенадцатилетнему подростку носить при себе пистолет?

— Согласна. Не знаю, кто этот человек, но он почти наверняка работает с людьми, которые следили за мной сегодня утром. — Она рассказала Купу о коричневом фургоне и о том, что Тед Кастонгвей обнаружил на видеопленках из больницы и фотографиях. — Что там с отпечатками пальцев, которые ты снял в доме?

— Пока мы с тобой разговариваем, их проверяют по базе данных. Что же касается собранных улик, то мы только-только начали с ними работать. Что еще рассказал тебе Шон?

— Он сказал, что людей, которые убили его дедушку и бабушку, так и не поймали.

— Он прав.

— А вообще кого-нибудь подозревали? Ты не помнишь ничего на этот счет?

— Нет, сейчас ничего не приходит в голову.

Дарби схватила планшет и ручку, лежавшие на столе, открыла чистый лист бумаги и записала имена родственников Шона.

— А как звали родителей Кендры?

— Сью и Донни.

— У Кендры остались друзья, которые живут в этом районе?

— Не знаю.

— Она не говорила тебе, почему вышла на панель?

— Нет.

— И что, ни разу не пыталась объясниться?

— Почему же, пыталась. И неоднократно, если хочешь знать. Она постоянно звонила мне домой, заходила несколько раз и даже в школе пыталась отвести меня в сторонку и поговорить. Но я игнорировал ее. Мне было неинтересно знать, почему она этим занимается.

— Но до тебя наверняка доходили разные слухи. Чарльстаун — маленький городок…

— Я не хотел знать, почему она стала проституткой. Когда кто-нибудь заговаривал об этом, я выходил из комнаты. В сущности, я старательно прятал голову в песок. Мне было всего семнадцать, когда я узнал, что моя девятнадцатилетняя подружка трахается с парнями по всему городу в мотелях и автомобилях. — Он бросил на нее сердитый взгляд. — Я не желал знать подробностей. Я был зол и растерян, понятно?