— Рэйчел Свенсон держали почти пять лет — она выжила. Терри Мастранжело провела там два года. Похоже, у нас есть немного времени.

— Сейчас одна из жертв лежит в палате госпиталя. Если у него есть хоть капелька мозгов, он убьет Кэрол, закопает ее тело там, где ее никогда не найдут, и смоется из города.

— Тогда зачем ему вся эта морока с прослушивающими устройствами?

— Думаю, он просто хочет выяснить, что нам о нем известно, и на основании этого изменить тактику в будущем, — сказал Эван. — У тебя есть какие-то другие соображения на этот счет?

— Мне он кажется очень организованным и последовательным. Думаю, он долгое время наблюдает за жертвой, изучает ее привычки и распорядок дня — в случае с Кэрол он открыл дверь ключами. Затем он увозит женщин в какое-то уединенное место, где их никто не увидит и не услышит.

— И что он там с ними делает?

— Понятия не имею.

— Какие-то половые извращения?

— У нас нет доказательств этого. Но в подобного рода делах без половых извращений, как правило, не обходится. Банвиль рассказывал вам об уликах, которые мы нашли в доме?

Эван кивнул.

— В нашей лаборатории до сих пор исследуют тот фрагмент краски.

— Вы как будто совсем не удивились, узнав о посылке от похитителя Кэрол.

— Он пытается взять ситуацию под контроль. Многие психопаты, если их припереть к стенке, так поступают.

— Так вот за кого вы принимаете нашего похитителя — за психопата!

— Сложно сказать, кто он на самом деле, — ответил Эван. — Я не любитель навешивать ярлыки.

— А я-то думала, вы там все специалисты по части ярлыков и аббревиатур. Одни только AFIS и CODIS чего стоят.

Эван усмехнулся.

— Не существует ярлыков на все случаи жизни, как и на все модели поведения. Тебе никогда не приходило в голову, что этот человек может похищать женщин исключительно из любви к самому процессу?

— В основе любого поведения лежит мотивирующий фактор. Ничего не делается беспричинно.

— Почему ты вдруг заинтересовалась этим вопросом?

— Вы пытаетесь меня анализировать, специальный агент Мэннинг?

— Ты уходишь от ответа.

— Еще в школе я прослушала курс по криминальной психологии. Меня это очень заинтересовало.

— Банвиль говорил, что ты собиралась получать докторскую степень по криминальной психологии.

— Я ее пока не получила, — сказала Дарби. — У меня еще не готова докторская диссертация.

— И чему она посвящена?

— Мне нужно выбрать какое-нибудь дело и проанализировать его.

— Поэтому ты выбрала дело Грэйди!

— Вот только не знаю, как к нему подступиться.

— А в чем проблема?

— В деле есть кое-какие пробелы, — сказала Дарби. — Риггерс, детектив, который работал по этому делу, в своих записях не стал вдаваться в детали.

— Я почему-то не удивлен. Этот парень был не просто идиотом, а ленивым идиотом. Расскажи, что тебе известно, и я попытаюсь восполнить недостающую информацию.

— Я просмотрела файлы с уликами: пропитанная хлороформом тряпка, которую Грэйди выбросил прямо за моим домом, и синие ворсинки в спальне у двери. Кроме того, я читала копию заключения экспертизы, сделанной в лаборатории ФБР. Я знаю, что им удалось определить производителя ткани. Это позволило сузить поиск до автомагазинов в Массачусетсе, штат Нью-Хэмпшир, и на Роуд Айленд. Синие ворсинки походили на волокна ткани, которая шла на изготовление рабочих комбинезонов. В таких комбинезонах ходили работники автомагазина в Северном Андоувере. В этом же магазине работал Виктор Грэйди.

— Нам все это стало известно только после смерти Грэйди.

— Я читала об этом, — сказала Дарби. — И читала об уголовном прошлом Грэйди. За ним числятся две попытки изнасилования.

— Верно.

— В деле было написано, что в круг подозреваемых входило около дюжины людей. Почему Риггерс все-таки остановился на Грэйди?

— Поступил звонок на «горячую линию», звонивший дал наводку на Грэйди. Звонил постоянный клиент автомастерской, в которой работал Грэйди, с сообщением, что видел нитку жемчуга на дне машины Грэйди. На жемчуге обнаружили следы крови.

— Но почему он позвонил не в полицию, а по телефону «горячей линии»?

— Потому что на одной из пропавших женщин, Таре Харди, в день исчезновения был розовый свитер с надетой поверх ниткой жемчуга, — пояснил Эван. — Ее фотография неделями не сходила с газетных страниц. Ее постоянно показывали по телевизору. Звонивший думал, что жемчуг в машине мог принадлежать ей. Звонившие обрывали телефоны «горячей линии». Каждому хотелось получить вознаграждение.

— И что же случилось потом?

— Риггерс решил поиграть в героя и отправился в дом Грэйди. Он обнаружил там одежду нескольких пропавших женщин и ушел, чтобы позже вернуться с ордером на обыск. Но тут возникла небольшая загвоздка: один из соседей Грэйди видел, как Риггерс проник в дом.

— Сделав тем самым найденные улики недействительными.

— Если бы он с самого начала играл по правилам, мы бы успели взять Грэйди до того, как он наложил на себя руки.

— Вам его самоубийство не показалось странным?

— Только поначалу. Позже мы выяснили, что у него наследственное психическое заболевание. Его мать страдала раздвоением личности. Его дед, если не ошибаюсь, тоже совершил самоубийство.

— В деле есть соответствующие записи.

— Я думаю, что визит Риггерса изрядно потрепал нервы Грэйди. В день, когда было совершено самоубийство, мы пришли в автомастерскую, где он работал, с ордером на обыск. Я думаю, он почувствовал, что кольцо сжимается все плотнее, и решил таким образом избежать расплаты.

— Из материалов дела я поняла, что Риггерсу очень не понравился пожар, — сказала Дарби. — Он считал, что кто-то убил Грэйди, а потом поджег дом, чтобы замести следы.

— Пожар и у меня вызвал кое-какие подозрения. Но больше всего мне не понравилось оружие, из которого Грэйди застрелился, — «двадцать второй».

— Не поняла.

— Обычно копы расценивают «двадцать второй» как смертельную «игрушку». Ты когда-нибудь слышала звук выстрела из него? Еле слышный хлопок — и все. Даже если кто-то пробрался в дом Грэйди и застрелил его, соседи за включенными телевизорами и радиоприемниками ничего бы не услышали. Ходили слухи, что Грэйди сначала оглушили. Думаю, тебе это известно.

— Нет.

— Я был возле дома Грэйди в ночь, когда начался пожар, — сказал Эван. — Я наблюдал за домом. Если бы там был кто-то посторонний, я бы заметил.

Дарби довелось однажды видеть дом Грэйди. Спустя месяц после возвращения домой она в одиночку наведалась туда. Она надеялась, что черный от копоти «скелет» дома поможет ей избавиться от ночных кошмаров. Но не тут-то было.

— Пожалуйста, ответьте мне на один вопрос, — попросила Дарби.

— Ты хочешь знать, был ли голос Мелани Круз на какой-то из этих кассет?

— Записи были направлены в лабораторию ФБР на экспертизу. Никто не потрудился переслать копии в полицию Бостона.

— Пламя значительно повредило, а то и вовсе уничтожило большую часть кассет. Потребовались месяцы, чтобы их восстановить. Мы попросили семьи потерпевших предоставить записи-образцы с голосами жертв, чтобы было с чем сравнивать. Из-за качества кассет наш эксперт не берется утверждать точно, но с большой долей уверенности предполагает, что голос на кассете вполне мог принадлежать Мелани Круз. Родители его мнение не разделяют.

— Они слушали запись?

— Да, они настояли на этом. Я дал им прослушать отрывок, где Мелани… звала на помощь. Мать «вырубила» магнитофон и заявила, что это не ее дочь. Она твердила, что ее дочь жива и мы обязаны ее отыскать.

У Дарби перед глазами снова всплыла картина, как миссис Круз, повернувшись спиной к ветру, прижимает к груди плакаты с фотографией Мел, стараясь уберечь их от непогоды.

— Мел что-нибудь говорила на кассете?

— Насколько я помню, ничего, — сказал Эван. — В основном она кричала.

— От боли?

— Скорее от страха.

Дарби чувствовала, что он чего-то не договаривает.