Дорогой и т. д.

Думаю, что сегодня все прошло хорошо и гладко. Вот только боюсь, не наговорил ли я кому нибудь лишнего. Ну, надеюсь, Люси присматривала за мной и не позволила бы мне совершить бестактность. Насколько я помню, с генеральным директором мне удалось заговорить всего два раза: в начале вечера, когда ему представляли всех приглашенных, я с ним поздоровался, а позднее, когда вечер был уже в разгаре, мне удалось вставить в общий разговор одну фразу: «Да, на мой взгляд, во всем, что касается развлекательных программ и комедий, мы явно находимся на подъеме». Не думаю, что эту сентенцию, а также сообщение о том, что вечер, мол, добрый, можно истолковать каким бы то ни было ошибочным образом. Хотя, если разобраться… а не почувствовал ли он в моем заявлении какой-то иронии? Впрочем, с какой бы это стати? Нет, уверен: никакой двусмысленности в этом не было.

Я абсолютно в этом уверен.

Кроме того, я так же твердо уверен, что не провел весь этот вечер, разглядывая грудь той женщины, в чем меня кое-кто обвиняет без каких- либо на то оснований. Отрицать не буду: они там присутствовали. То есть та женщина и ее грудь. И были они не где-то в одном конкретном месте, а повсюду, занимая собой все свободное пространство. Я просто физически не смог бы избежать одного-двух взглядов в их направлении. Господи, нельзя же весь вечер просидеть, ни с кем не общаясь и глядя только в потолок.

Да, чуть не забыл: вот еще одно утверждение, в истинности которого я уверен на сто процентов. Я не напился. Я внимательно следил за собой в этом отношении. Как-никак, я прекрасно помню, что завтра с утра пораньше мне предстоит одно приятное дело: потрахаться с Люси. У меня есть твердое намерение сделать это как следует, от души. Я ведь очень ее люблю и уже сейчас сгораю от нетерпения. Я люблю ее даже вместе со всеми ее недостатками, в частности, с прогрессирующей паранойей по поводу грудей других женщин. Я только что сообщил ей об этом и в ответ услышал, что, оказывается, я напился. Ничего подобного. Я просто люблю ее — вот и все тут. Люблю, люблю, люблю — и завтра с утра займусь с ней любовью, и сделаю это так страстно и так нежно, что она запомнит это навсегда. А все почему? Потому что я ее люблю.

Дорогая Пенни.

Сегодня утром у меня было, не побоюсь этого слова, самый отвратительный секс за все тринадцать с половиной лет более-менее регулярных занятий любовью. Не сомневаюсь, я запомню это надолго. От Сэма жутко разило перегаром, и вдобавок он постоянно портил воздух. К тому же я никак не могла забыть, что весь вчерашний вечер он просидел, тупо уставившись в бездонную пропасть между двумя глыбами женской плоти (он-то, конечно, по-прежнему все отрицает).

К сожалению, выбора у нас не было. Посткоитальное обследование было назначено на десять утра, а с расписанием, которое установлено организацией, подчиненной Министерству здравоохранения, не поспоришь. Как только мы с Сэмом проснулись, стало ясно, что ни о каком эротическом удовольствии — по крайней мере для меня — и речи быть не может. Сэм нанес на редкость шумный визит в туалет и, вернувшись, объявил, что у него жутко болит голова, но никак не с похмелья, потому что вчера он почти не пил. Еще одним «приятным сюрпризом» стало то, что у нас почти нет времени: благодаря Сэму мы выбились из графика. Накануне он поставил будильник на полчаса раньше обычного (впрочем, как правило, на это мероприятие у нас уходит не больше пятнадцати минут). Но по какой-то причине (само собой, не потому, что он был пьян — он ведь практически не пил) нужная кнопка оказалась не нажатой и будильник не зазвонил. Слава богу, мы по привычке проснулись почти в то же самое время, что и в каждый будний день.

Я собрала в кулак всю силу воли, заставила себя абстрагироваться от плотным облаком окутывавшей Сэма перегарно — сероводородной вони и даже приступила к некоторому подобию предварительных эротических ласк. По крайней мере, я сделала все, что было в моих силах. А он и говорит: «Ты, конечно, извини, дорогая, но нам бы надо того… поторопиться. А то у меня важная встреча на работе». Надо же так все испортить!

«Ах, вот как? Ну извини, — сказала я. — Где уж нам со своими примитивными и инстинктивными желаниями обзавестись потомством — у человека, понимаешь ли, встреча на работе, а я тут лезу со всякими капризами. Может, мне стоит позвонить твоей секретарше и договориться, чтобы она внесла нашу сексуальную жизнь в твой ежедневник? Пусть хоть карандашиком. Я, конечно, ни в коем случае не настаиваю, чтобы это расписание было для тебя обязательным. Мало ли какие более важные дела свалятся на тебя неожиданно!» По-моему, получилось убийственно саркастично. Уж во всяком случае лучше, чем просто наорать на него, к чему я склонялась в первый момент.

Мне казалось, что язвительное, но справедливое замечание не может поколебать уверенность мужчины в своих силах. В конце концов, от здоровой критики еще никто не умирал. Так нет же: с Сэмом случилось как раз то, чего я в тот момент меньше всего хотела. Его главный для данного дела инструмент спрятался так далеко, что его и видно-то не было. Я предложила вспомнить вчерашнюю мисс «Сштрите-все-на-мои-сисъки» и даже представить себе, что он занимается сексом с носительницей этих раблезианских бурдюков, но Сэм только разозлился и заявил, что и думать не желает о других женщинах. Он пояснил, что даже с любимой женой трахаться по заказу и заранее составленному графику — вовсе не такое легкое дело, как я это по своему скудоумию представляю.

В общем, сокращая и без того не слишком длинную историю, могу сказать, что в конце концов у него что-то вроде бы получилось. Именно вроде бы. Сэм сказал, что не уверен, является ли произведенное им количество материала достаточным для обследования, но доктор Купер уверял меня, что дело тут вовсе не в количестве. Так что думаю, что все будет нормально. По правде говоря, мне даже немножко жаль Сэма. Я ведь вижу: он понял, что не смог сегодня ни вдохновить, ни порадовать меня как мужчина, и, конечно, очень переживает по этому поводу. Чтобы его ободрить, я сказала, что не надо так себя изводить: ведь в конце концов, он не виноват, что у него такой маленький и ненадежный член.

Говоря это, я хотела хоть как-то успокоить Сэма. Не знаю почему, но он обиделся на меня и расстроился еще больше.

В общем, Сэм оделся и направился на свою деловую встречу. А я прямым ходом двинула в клинику. По дороге меня занимала только одна мысль: как бы полученный для обследования материал не вывалился оттуда, куда он попал с таким трудом. Ужасная мысль. Смешать эти две жидкости нам стоило таких трудов, что мне совершенно не хотелось вновь проходить через весь этот кошмар: я имею в виду пред-посткоиталъный секс. Не знаю, есть ли какой-нибудь смысл в этом нагромождении слов.

Стараясь не кашлять, я мелкими-мелкими шажочками добралась до машины. Но там дело пошло еще хуже. Рулить самой в таких обстоятельствах — чистейший идиотизм, если, конечно, в машине не автоматическая коробка передач. Каждые три секунды выжимать сцепление, держа при этом ноги скрещенными, просто физически невозможно, а ехать всю дорогу на третьей передаче, прямо скажем, затруднительно, особенно тронуться с места на перекрестке. Комментарии по поводу моих водительских способностей, которые обрушивались на меня из соседних машин, разумеется, не слишком поднимали мне настроение.

Когда я наконец добралась до клиники, въезд на стоянку оказался перекрыт машиной со включенной аварийной сигнализацией.

Ненавижу аварийную сигнализацию.

Ее нужно запретить ко всем чертям! Люди почему-то считают, что, включив аварийку, можно вести себя так, как взбредет в голову. Они думают, что с включенными аварийными огнями можно парковаться посреди проезжей части, ехать задним ходом по автомагистрали, заезжать прямо в супермаркет, вторгаться в Польшу… «Все нормально, ребята, — сказал Гитлер командирам своих танковых дивизий. — Нам за это ничего не будет. Главное — не забудьте включить аварийную сигнализацию». Да что же это творится, я вас спрашиваю?! Так какой-нибудь с ног до головы покрытый блатными наколками рецидивист возьмет да и подаст в суд на полицию за то, что она осмелилась отвлечь его от увлекательной прогулки на угнанной машине или вздумала преследовать после ограбления банка или инкассаторского броневика, несмотря на то что он не забыл включить аварийную сигнализацию!

Мне пришлось сдавать задним ходом через пол-улицы (этот же маневр пришлось проделать всем скопившимся за мной машинам; водители показывали мне разные знаки пальцами, как будто я была виновата в этом идиотизме!). Каким-то чудом мне удалось припарковаться возле тротуара на свободном кусочке пространства, дюйм в дюйм совпадавшем с габаритами моей машины. Как мне это удалось, сама до сих пор не понимаю. По-моему, это просто выдающееся достижение, и потребовалось для этою всего-навсего семьдесят два маневра вперед-назад, что, учитывая некоторые ограничения в подвижности нижней части моего тела, можно считать рекордным результатом. Хвала тому, кто изобрел гидроусилитель руля!

Я выбралась из машины и посеменила к зданию клиники, стараясь по возможности не разжимать колени. Проходя мимо машины с включенной аварийкой, я дала волю своим чувствам и наорала на мужчину, сидевшего за рулем: «Кретин, ты же весь проезд перегородил!» — сообщила я ему, хотя это и так было очевидно. Само собой, не прошло и минуты, как я почувствовала себя виноватой. Оказывается, он просто подъехал поближе, чтобы вы ходившей из клиники пациентке на костылях не пришлось далеко идти. Ну, не знаю. По правде говоря, он мог бы повесить на машину специальную наклейку со значком «инвалид». С другой стороны, нельзя быть такой агрессивной и несдержанной, особенно не разобравшись, в чем дело.

Насквозь вспотевшая и в отвратительнейшем настроении, я добралась до стойки регистратуры и сообщила сотруднице клиники фамилию и цель своею появления. Очаровательная сцена:

— Здравствуйте. Мне назначено обследование на предмет того, не уничтожает ли содержимое моего влагалища сперматозоиды моего мужа.

Нет, конечно, прямым текстом я этого не сказала, но девушка за стойкой регистратуры прекрасно все поняла. Она устало улыбнулась и предложила мне подождать в холле. Там уже сидели две или три женщины, и, честно говоря, мне не хотелось находиться рядом с ними. Мы все отлично понимали, что каждую из нас всего час-другой назад поимел муж, и теперь нас больше всего беспокоит, чтобы сперма не вытекла оттуда, куда попала естественным путем.

Клиника оказалась на удивление хорошей, и очередь продвигалась довольно быстро. Я едва успела пролистать номер какого-то женского журнала и дочитать до середины статью о нежной привязанности принца Эндрю к ею новой невесте Саре Фергюсон, которую все друзья называют попросту Ферджи. Должна сказать, что холлы и залы ожидания в медицинских учреждениях — необычайно ностальгические места. Только здесь можно забыться и представить себе, что принцесса Диана по-прежнему жива. По правде говоря, я до сих пор плачу, когда вспоминаю то кошмарное воскресенье, когда она погибла.

Наконец пришла и моя очередь отправляться в камеру пыток. Раз-два, ноги задрать, расставить пошире, а обо всем остальном позаботятся промежных дел мастера. Все что надо разведут, разомкнут и что куда нужно вставят. «Вот, — думала я, смиренно принимая очередную порцию унижений, — еще один день, еще одно бесцеремонное вторжение в мои окончательно обесчещенные, лишенные какой бы то ни было защиты и сакральной тайны внутренности». Само собой, и на этот раз не обошлось без очередного студента-практиканта.

Ненавижу!

Ну не выношу, не выношу я этого. Я прекрасно понимаю, что им нужно учиться, но если кого-то интересует мое мнение, то я вполне могу прожить без того, чтобы очередной прыщавый юнец суетливо пыхтел, заглядывая мне между ног. Чем- то это напоминает мне школьные годы, причем не самую лучшую их сторону.

В общем, настроение у меня и без того было препаршивое, а тут за меня взялись еще и эти садисты. Началось все, казалось бы, с ерунды — какой-то абсолютно ледяной смазки. Затем доктор извлек откуда-то очередное, совершенно чудовищ ного вида достижение медицинской техники и вознамерился посредством этого отвратительного (разумеется, ледяного) бура — или крюка? — поскрести мою многострадальную шейку матки. И как вы думаете, что он при этом сказал? Разумеется, то, что гинекологи всегда говорят в таких случаях:

— Постарайтесь расслабиться.

Ну да, конечно. Чуть не забыла. Посторонний человек засовывает вам внутрь холодную и жирную железяку, сам влезает туда чуть ли не с головой, озабоченно цокает языком и интересуется у какого-то недоросля, что тот думает по этому поводу, а ты при этом должна «постараться расслабиться».

Мне всегда хочется в таких случаях сказать: «Знаешь, приятель, попробуй сесть задницей на фонарный столб и постарайся расслабиться». По- моему, это был бы блестящий ответ, на который и возразить нечего, но, к сожалению, у меня никогда не хватает духу.

Я очень порадовалась за себя и, главное, за Сэма, узнав, что он все-таки не подкачал. Нужной субстанции во мне было достаточно. Еще больше меня поразило, что результат обследования выдали мне, что называется, «не отходя от кассы». Обычно итоги подобных обследований присылают тебе к тому времени, когда ты уже выходишь из детородного возраста. Но на этот раз доктор вытащил из меня каким-то очередным лопатообразным инструментом комочек слизи, размазал его по стеклянной пластинке, разглядел в микроскоп и буквально через минуту посвятил меня в результаты своих умозаключений. Удовлетворительно — таков был его вердикт. Значит, все обошлось, причем довольно малой кровью. Это, конечно, если не считать всех страданий на кресле и еще одной, с позволения сказать, мелочи. Каждый раз, когда из моего чрева извлекалась очередная железка, она издавала омерзительный чавкающий звук, от которого меня просто выворачивало наизнанку. Все дело в этой смазке, которой они пользуются и которой мой доктор воспользовался слишком щедро. Он настолько не поскупился, что по дороге домой, стоило мне затормозить, я то и дело соскальзывала с сиденья.

Так, ближе к делу (вот-вот начнется очередная серия «Жителей Ист-Энда»: у них там новая буфетчица как раз подумывает о том, не заняться ли ей проституцией, чтобы прокормить ребенка. Слезу хотят вышибить или что?), новости у нас хорошие. Мы с Сэмом с химической точки зрения вполне совместимы. Выделения моих гениталий не отторгают и не убивают его сперматозоиды (впрочем, учитывая, какой скотиной он был в последнее время, я бы не удивилась, если бы именно так все и происходило). Я, конечно, очень рада этим новостям, потому что, какой бы свиньей Сэм ни был, я ею люблю, и мне вовсе не улыбается перспектива обращаться за помощью к нашему голу бому приятелю и просить у него полный соусник спермы.

Судя по всему, проблема не в нашей совместимости. А также не в моей овуляции и не в подвижности его сперматозоидов.

Так почему же я до сих пор не беременна? ПОЧЕМУ? Почему, черт побери?

Все это наводит меня на самые печальные мысли. Мы перепробовали почти все. Неужели мне придется идти на лапароскопию? Черт! У меня коленки дрожат от одной мысли о том, что врачи засунут мне в живот телекамеру прямо через пупок! Я вообще с этой точкой своего тела не слишком-то в ладах: ну, щекотно мне там, и все. Я, наверное, даже Сэму не позволила бы целовать мой пупок (впрочем, он никогда и не предлагал), а теперь, значит, туда залезет целая съемочная группа Си-эн-эн и будет ежечасно передавать прямо из моих яичников выпуски новостей в прямом эфире.

Странное дело: в жизни бы не поверила, что доживу до такого, так нет же — вот видишь, Пенни, сижу и пишу тебе об этом. Нужно будет подробнее расспросить Друзиллу об энергетических линиях на вершине Примроуз-Хилла. Она так уверенно и убежденно обо всем этом рассказывала. Может быть, секс в Хайгейте на самом деле не совпадает с ритуалами плодородия, в отличие от секса на вершине этого чертова холма? Друзилла, конечно, ведьма, но ведьма не злая. А это, считай, почти что добрая волшебница, ничего общего не имеющая со зловредными колдуньями и прочей нечистью.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: