Он поинтересовался, собирается ли Леня забирать его жену и сына на собственное попечение. На что тот только расхохотался, и сказал, что ему "эта" и так даст, сама прибежит. А постоянно под боком Анька ему сто лет не нужна.

Аня расплакалась, начав устраивать очередной скандал.

Но никого ее пьяные слезы не тронули.

Тарасу она уже тоже не была нужна.

В один момент женщина, во имя которой он делал всё на протяжении взрослых лет своей жизни - оказалась той, которой ее и называла мать Тараса.

Он испытывал отвращение и к Аньке, и к себе, в равной мере, за то, что позволил водить ей себя за нос и использовать, как "запасной вариант", пока Леня не позовет. И винить было некого.

Не сказав этим двум больше ни слова, он ушел, забрав Женьку, и отнес ребенка к матери Аньки, ничего не объяснив. Но тетя Маша и так все поняла.

Она плакала, просила Тараса не бросать ее дочь, говоря, что тогда та совершенно пропадет. Тарас мог бы сказать ей, что и он не собирается больше спасать Аньку.

Но когда тетя Маша упомянула внука, Тарас задумался.

Этот ребенок не был его сыном. Да и привязаться к нему он особо за четыре месяца не успел. Но…все-таки. Что-то было.

И потом, Тарас не единожды видел в своем городке кошмар, в который превращается жизнь ни в чем не повинных детей, с такими матерями, какой стала Анька, если малышам не на кого было больше рассчитывать.

Он ничего не ответил на слезы своей тещи. Только сказал, чтобы она покормила ребенка.

И ухал на рыбалку на три дня.

Нельзя сказать, что Тарас так уж был озабочен тем, чтобы ловить рыбу. Просто нуждался во времени и пространстве, чтобы хоть как-то переосмыслить свою жизнь теперь, когда все столпы его взгляда на мир рассыпались гнилой трухой.

Когда Тарас вернулся домой, его мать, уже знавшая все, надеялась, что уж теперь-то сын точно разведется. Но Тарас не подал на развод.

И сам до конца не смог бы, наверное, объяснить, почему. То ли из-за мольбы тети Маши, то ли из-за Женьки, то ли просто потому, что ему все, совершенно все в жизни стало совершенно безразлично.

Он не общался с Анькой. Даже не замечал, порою. Она перестала для него существовать, превратившись в пустое место.

Тарасу не было дела до того, что она все больше и больше скатывается вниз, попадая в зависимость от алкоголя, собственной неудовлетворенности жизнью, и глупости. Его не волновало, что его жена превратилась в банальную шлюху. Но Тарас и не собирался спускать ей с рук, если та совершенно теряла меру.

Анька знала, что если Тарас сорвется, то уже ни на что не посмотрит.

Ни для кого не было секретом, что в их городке физическое "воспитание" жен имело место. И именно так ему советовали поступить многие знакомые.

Тарас не думал, что сможет когда-то поднять руку на женщину. Даже на такую, как эта.

Но вот припугнуть угрозой - он был вполне в состоянии.

Да и потом, у него имелись на нее иные методы воздействия. Анька полностью зависела от него, так и не сумев ни получить образования, ни прижиться на тех работах, куда пыталась устроиться после школы.

Так они и сосуществовали.

Большую часть этих трех лет Тараса не интересовало ничего, кроме данного, конкретного времени. Он просто жил каждым новым днем, получая удовольствие от того, что любил. Ездил с друзьями на рыбалку и охоту, работал, встречался с девушками, если те вызывали его интерес, не считая, что совершает какое-то преступление. В понимании Тараса - у него не было жены.

А развестись с ней ему мешало, вероятно, только банальное нежелание ввязываться во всю эту волокиту, да опасения за судьбу пасынка.

Там, в той комнате, глядя на этих двоих, Тарас понял одну вещь - он не был великим и могущественным героем из детской книжки. Нет.

Тарас оказался самым обычным человеком. Который так же совершал ошибки, игнорировал хорошие советы, а порою, стыдился и боялся признать собственный просчет, просто игнорируя проблему.

Но последние несколько месяцев что-то стало исподволь грызть его. Что-то заставляло Тараса вновь и вновь возвращаться в мыслях к прошлому. Обдумывать, анализировать.

Он понял, что хочет от жизни большего. Но пока опасался признаться даже себе в этом, испытывая страх, что и такое желание может оказаться очередным крахом.

Но, все же, странным образом поддался случаю и купил эту квартиру, когда подвернулась возможность. Теперь, возвращаясь в город, он все чаще оставался именно в ней, понемногу перевозя сюда вещи.

А сегодня… сегодня, он впервые ощутил настолько выраженные эмоции.

Впервые за последние три года понял, что еще может ощущать что-то внутри, кроме ехидства и снисхождения к миру и устремлениям людей, населяющих его.

Он почувствовал себя живым.

Черт. Даже занимаясь в эти годы сексом с разными девушками, он не чувствовал и толики той бури эмоций, которую вызвало простое прикосновение к Наде.

Тарас не мог не думать о том, что бы ощутил, поцелуй он ее, поддайся желанию, и пойди дальше… И почти неконтролируемо хотел попробовать.

Но, кроме этого, кроме всего того взрыва ощущений, он не мог забыть взгляд ее серо-голубых глаз, который просто кричал, что она хочет его. Именно его. Пусть они встречались лишь дважды. И не как "запасной вариант". А как самый желанный. Даже, если только в этот момент.

На него так не смотрел никто.

И сейчас, вспомнив выражение глаз Надежды, он отбросил вилку, резко схватив бокал, и глотнул коньяка полным ртом, обжигая горло. Тарас давно научился опасаться таких надежд, какие всколыхнули в нем глаза Нади.

"Надежда", Тарас задумался.

Слишком уж символичным показалось ему имя этой девушки, а может коньяк уже начал действовать, одурманивая разум. Он не был суеверным, несмотря на долгие истерики матери. Но так много мелочей…

Глупо, конечно. Но когда Тарас поднялся сегодня днем на двадцать пятый этаж, в поисках нотариуса, чтобы урегулировать вопросы по квартире, он впервые остановился, задумавшись над словом, которое обсуждали сидящие в очереди женщины.

Те говорили о разводе.

Дожевав отбивную, которая оказалась вполне сносной, Тарас помыл тарелку.

Прихватив свой бокал, он опять вышел на балкон, рассматривая вид района в наступающих сумерках. И сам не заметил, как уперся бессмысленным взглядом в окна дома, стоящего за магазином, снова и снова вспоминая последние три года.

Вернувшись в квартиру через час с пустым бокалом, Тарас наконец честно признался сам себе, что не хочет так прожить всю жизнь.

Через два дня

Надя смотрела вслед уходящему клиенту, чувствуя, что щеки уже сводит от приветливой улыбки, которую приходилось удерживать неимоверным усилием.

Как же она устала!

И даже не столько физически, сколько морально. А дополнительная нагрузка по управлению целым отделением во время отсутствия Влада - ни капли не облегчила этого состояния, скорее усугубила.

Радовало только то, что сегодня начальник позвонил и заверил ее в "неотвратимости своего возвращения" в понедельник. А так же разрешил Наде взять отгул на этот день вместо загубленного отдыха в среду.

Три дня. Целых три дня отдыха.

Надя даже боялась думать об этом, чтобы не сглазить, не дай Бог. Но все равно, предвкушала выходные с непередаваемым восторгом.

Но до той счастливой минуты, когда Надя сможет, наконец-то, облегченно вздохнуть, предстояло еще отработать и пережить большую часть дня.

Потерев руками щеки, на которых даже покалывала кожа от перенапряжения, она откинулась на спинку кресла и пару минут просто сидела под прохладным воздухом кондиционера, наслаждаясь кратковременной передышкой. Потом, с некоторым волнением, совершенно неуместным, надо заметить, но с которым никак не могла совладать, потянулась за папкой очередного договора.