— Я серьезно, сержант, — сказала я. — Я заплачу, у меня есть деньги.

— Много? — оживилась Шушу.

— Не твое дело, — отрезал сержант. — Выкидывайте свои коробки, он показал рукой на мусорные баки, — и вон машина. — В сторону машины он только кивнул.

— Не, Грийо, — остановился папаша Матье, — нам они нужны. Мы без них никак. Мы их с собой возьмем.

— Где ж мы завтра-то такие хорошие сыщем? — добавил Рыжий. — Это ж их отсюда в момент унесут. Апартаменты!

Сержант застонал и схватился руками за голову. Он так резко дернул плащ, что я чуть не упала.

— Проваливайте! — прорычал он. — Я с ними ношусь, как с родными, а они!.. Коробки!.. Апартаменты!.. Мужья!.. Сволочи!..

— Ну, тогда пока, — миролюбиво сказал Матье. — Мы пошли.

— Если я вас через полчаса тут увижу!.. — Сержант тяжело перевел дыхание. — Мало вам не будет! В последний раз предупреждаю, чтобы на мой участок ни ногой!

— А на вокзал, значит, можно? — встряла Шушу.

— Нельзя! Твердишь им, твердишь, а все одно и то же! Проваливайте! Пойдемте, мадам, я подвезу вас.

Он резко развернулся и зашагал к автомобилю — я опять чуть не потеряла равновесие.

— Садитесь, мадам. — Он распахнул передо мной дверцу полицейской машины и сам сел за руль. — Пашешь тут за всех, пашешь, как каторжный, даже шофера не дают, не то, что напарника. Да еще эти клошары. Это невозможные люди, мадам. Как весна начинается, покою от них не жди. Грязь и зараза… Ведь не засадишь же никого на всю жизнь за ворованную булочку. А в приютах жить не желают, свободные, видите ли, граждане… Взять хоть папашу Матье. Ведь образованный человек, наборщиком в типографии работал, книжек прочитал сколько… Вы-то сами как тут очутились? Вы же не из них, я теперь точно вижу…

— Это недоразумение, сержант. Я случайно заснула в электричке после дежурства, я не спала почти двое суток. — От тепла в машине и от ворчливого монолога полицейского я опять погружалась в сон.

— Так вы, что, неужели тоже из полиции? Что же вы сразу-то не сообщили! Я еще смотрю, вроде мадам высокая, спортивная, без крашеных ногтей и лишнего не болтает, как это я сразу не догадался, что из наших! Простите, не представился. Сержант Грийо. А друзья называют…

Я хотела сказать, что работаю не в полиции, а в больнице, но, наверное, так и не сказала, потому что он разбудил меня, когда машина стояла возле какого-то дома, в раскрытой двери которого, как в раме, помещалась маленькая седая старушонка и протягивала сержанту огромный, особенно рядом с ее тщедушной фигуркой, черный мужской зонт.

— Вот, мама, познакомься, — более торжественным тоном, чем требовалось, начал представлять меня этой старушке сержант Грийо, под защитой зонта препроводив меня из машины в дом, — это Клер…

— Клер Лапар, — сказала я не понравившимся мне севшим, скорее всего от простуды, как, впрочем, и от несуразности ситуации, голосом.

С какой стати Грийо привез меня к своей маме? Я же просила в гостиницу…

— Мадам Лапар, та самая, которая едет в Дакар? — На румяных щечках старушки появились ямочки.

— Сперва мадам Лапар идет в ангар, — радостно поправил мамашу сержант, — а в Дакар потом.

Угораздило же меня выйти замуж за человека именно с этой фамилией из детской песенки! Друзья и коллеги давно не обращают внимания на мою фамилию, но, стоит мне представиться новому человеку — кому угодно, от консьержки до профессора с мировым именем, — все обязательно вспоминают этот стишок про редкую женщину мадам Лапар!

Я старательно улыбнулась. Все как обычно. Восторг по поводу моей фамилии даже в этой весьма деликатной ситуации: я не ожидала, что окажусь в гостях у мамы полицейского, которая, в свою очередь, еще меньше ожидала принимать среди ночи легендарную мадам Лапар. Улыбка лучше, чем недовольство. Я же никогда в жизни больше не увижу ни сержанта, ни его матушку, переночую, расплачусь и навсегда исчезну из их жизни, как и они из моей.

— Мама, позаботься о Клер, — попросил сержант, — а мне уже пора. Представляешь, опять объявилось это трио.

— Шушу со своими мужьями? — уточнила мадам Грийо. — Они же каждую весну возвращаются.

— Ну да. Как птицы. Только проблем побольше. Выпроводить бы их мне поскорее.

— А Эмма в курсе? — невпопад спросила мадам Грийо.

— Про что? — растерялся ее сын.

— Про принцессу на горошине. — На розовых щечках опять появились ямочки, а глазки прищурились за толстенными стеклами очков.

— Про кого? — непонимающе пробасил сержант.

— Про ту, которая промокла под дождем и постучалась в дверь.

Вероятно, мамаше нравились изысканные аллегории, но ее сын растерялся окончательно и в поисках поддержки смотрел на меня.

— Которая так и не смогла попасть в Дакар, — не унималась красноречивая мадам Грийо.

— А! — До сержанта дошло, когда я ткнула пальцем себя в грудь. — Я ей завтра скажу. Это моя жена, но она пока ушла к маме, — загадочно пояснил он. — Так что вы не волнуйтесь, мадам Лапар, спите спокойно в моей комнате. Я всего час назад заступил, можете спать хоть до полудня. Спокойной ночи, мама. — Он наклонился и звонко чмокнул розовую щечку. — Позаботься о ней.

— Проходите, деточка. — Крошечной ручонкой старушка поманила меня в гостиную. — Присаживайся к огню.

Надо же, настоящий камин с настоящим огнем и кресло под цветастым пледом! Но если я сейчас туда сяду, без сомнения, тут же усну, а это будет совсем невежливо, подумала я. И еще подумала, что удивительно, как у такой маленькой женщины такой огромный сын, и что, впрочем, это не редкость. На более серьезные размышления я была уже не способна, кружилась голова и основательно начало ломить спину. Вполне вероятно, что ломило ее уже давно, а я от усталости даже не осознавала боли.

— Спасибо, мадам Грийо, — вежливо поблагодарила я и добавила: — У вас очень уютно. Но нельзя ли мне сразу лечь спать? Я была бы вам очень признательна…

— Ты не выпьешь со мной горячего вина? — расстроилась старушка.

— Выпью, конечно, выпью! Это именно то, что мне сейчас нужно!

Я радостно говорила еще что-то, засыпая буквально на ходу. Потом в моих руках оказался большой горячий бокал, и ничего более вкусного и живительного я не пила в жизни.

— Спасибо, мадам Грийо, потрясающе! Как вы только догадались?

Она повела меня на второй этаж, снабдив вторым бокалом такого же напитка. Я очень боялась пролить его, неуверенно поднимаясь по лестнице.

— А ты замужем? — вдруг спросила старушка.

— Разведена.

— Одна живешь?

— Нет, у меня сын.

— Работаешь?

— Да.

— Не хвораешь?

— Некогда, мадам Грийо.

Я с трудом поддерживала этот странный разговор, похожий на анкету. Не сообщать же ей, что у меня, как у многих хирургов, от перенапряжения случаются приступы радикулита, а уж после сегодняшних приключений я вообще не понимала, как еще держусь на ногах.

— Есть хороший жених.

Мне стало смешно. Неужели она может рассматривать меня в качестве потенциальной невесты? Для кого? Для своего сына-полицейского, жена которого «пока ушла к маме»?

— Чего молчишь, мадам Лапар? Или есть кто на примете?

— Это забавно, мадам Грийо.

— Ничего забавного, деточка. — Она вздохнула. — Если есть кто, так и скажи.

Я виновато улыбнулась и промолчала. У меня слипались глаза, я не нашла что сказать даже из вежливости.

— Проходи. — Старушка распахнула какую-то дверь и включила лампочку над кроватью. — Начнет твой сынок девочками интересоваться, вот тогда-то ты меня и вспомнишь.

Давно интересуется, подумала я, но опять только улыбнулась.

— Вот именно. — Она вздохнула, словно прочитав мои мысли. — Держи, мадам Лапар. — Старушка вытащила откуда-то стеганый халат и байковую ночную рубашку.

— Спасибо.

— Ванная в конце коридора. Ты все мокрое сними, я посушу, и переоденься. И вино допей, ведь дрожишь как лист осенний.