— Я не могу больше. Это много. Можно, я сразу лягу?

Она с сомнением посмотрела на меня снизу вверх и вдруг с интонацией рентгенолога произнесла:

— Раздевайся. Ложись. Я тебе спину разотру.

Может быть, в другой ситуации я стала бы возражать или хотя бы поинтересовалась, откуда она узнала про мою спину, но сейчас послушно разделась и легла.

— Я думала, ты тощая, а ты справная, мадам Лапар, — одобрила она меня и, как собаку, похлопала по боку. — Это у тебя кость неширокая, так то и лучше. Которые бабы тонкокостные, те силой-то послабей, а вот духом всегда крепче.

И ее маленькие ручки, неожиданно оказавшиеся очень энергичными и уверенными, принялись растирать мою несчастную спину от шеи до самого копчика какой-то валерьяново-мятно-пахучей мазью, возникшей неизвестно откуда. Я хотела спросить, что это за средство, но вдруг, тоже неизвестно откуда, появилась большая круглая полосатая кошка, вероятно, привлеченная ароматом мази.

— Пожалей, Молет, пожалей нашу принцессу на горошине, — велела кошке мадам Грийо.

Я подумала, что у мадам Грийо все большое, кроме нее самой, но кошка вдруг превратилась в полосатую и, конечно же, большую рыбу, и я поплыла за ней по чудесной ласковой воде…

Я проснулась и с закрытыми глазами лежала на спине, наслаждаясь теплом и покоем. В общем-то, я представляла, где я сейчас, хотя, учитывая смутно забродившие в моей памяти вчерашние события, мне не следует сильно удивляться, если, открыв глаза, я вдруг окажусь в полутемной электричке или — хуже всего — в омерзительной гостинице рядом с Бруно.

Нет, глупости, какие! Я в гостях у маленькой мадам Грийо, она напоила меня горячим вином, волшебным снадобьем растерла мою спину и, чтобы я не простудилась, уснув с мокрой головой, надела на меня какую-то шапку. Я сейчас сниму эту шапку, мне даже жарко от нее, и еще чуть-чуть понежусь в постели.

Я потянулась рукой к шапке и все-таки открыла глаза. Серый потолок с потрескавшейся штукатуркой и разводами сырости… От прикосновения мохнатая шапка томно замурчала и завозилась лапами в моих волосах.

В коридоре зазвонил телефон. От неожиданности я вздрогнула, а кошка стремительно метнулась к двери, как если бы это звонили именно ей, и она давно ждала этого звонка. Я села на кровати, а кошка поскреблась в дверь и, повернув голову, укоризненно посмотрела на меня: дескать, чего мешкаешь, разве непонятно, что ты, по меньшей мере, должна открыть мне?

Я опустила ноги на пол, они оказались в огромных шерстяных носках. Милая мадам Грийо, благодарно подумала я. А телефон все звонил. Кошка недовольно сказала: «Мя-а-а!» — и заскреблась еще энергичнее.

Телефон продолжал звонить долго и настойчиво. Странно, неужели в доме я одна, не считая, кошки? Подойти?

Я приоткрыла дверь в коридор. Кошка метнулась к телефону. Он висел на стене и все еще звонил. Я уже не удивилась бы, если бы кошка сняла трубку, но она опять укоризненно мяукнула и посмотрела мне в глаза. А телефон звонил. Вдруг действительно от этого звонка зависит что-то очень важное?

— Слушаю вас, — сказала я в трубку.

Кошка потерлась о мои ноги, направилась в сторону ванной и юркнула в неплотно прикрытую дверь. В ванной отчетливо шумела вода.

Женский голос попросил Клода. Наверное, так зовут сержанта, подумала я, но на всякий случай уточнила:

— Мсье Грийо?

— Пусть будет мсье Грийо, — почему-то развеселилась женщина. — Опять не с той ноги встала, Эмма?

Я промолчала. Глупо было бы объяснять, что я не Эмма.

— Это я, Жаклин, — сказала женщина. — Не узнаешь, что ли?

— Одну минуту, — пробормотала я. Пусть думает, что я Эмма, которая встала не с той ноги. — Сейчас позову. — Я пошла к ванной, прикрывая рукой телефонную трубку и планируя свои дальнейшие действия.

Естественно, я не собиралась заглядывать. Сержант ведь может стоять под душем. Я просто подойду, постучу и передам трубку. Но дверь вдруг сама распахнулась настежь. Нет, конечно, не сама, это натворила вышедшая из ванной кошка. И мне сделалось очень неловко, потому что я увидела широкую спину мужчины, склонившегося над умывальником, и полотенце, обернутое вокруг его бедер. А больше на нем не было ничего.

— Простите, мсье, вас к телефону…

Мужчина обернулся. Я еще не успела подумать, что это вовсе не вчерашний полицейский, как вдруг поняла, нет, даже не поняла, а просто знала, как если бы знала всегда: это Тот Самый Мужчина… Я на секунду прикрыла глаза от своего ошеломительного открытия. Он не очень молод, не очень красив, немного грузноват, но это Тот Самый!

— Вот. — Я протянула трубку. — Просят Клода.

— Да, спасибо. — Он улыбнулся и взял трубку. — Привет, Жаклин! — весело сказал он женщине на том конце провода, снова улыбнулся мне и без стеснения, в одном лишь полотенце и босиком, вышел в коридор. — Конечно, Жаклин, не беспокойся, обязательно приеду. Пока. — Он повесил трубку на аппарат и совсем по-свойски спросил меня: — Вы и есть та самая мамина принцесса на горошине? Как спалось?

— Как в детстве.

— Вы летали во сне по небу?

— Нет, плавала в море. — Я испытывала невероятное расположение к этому мужчине и почему-то была абсолютно уверена, что продолжение неизбежно, и оно обязательно будет хорошим.

— Ванна свободна, она, конечно, не море… — В его взгляде я радостно читала отражение собственных чувств. — На полке лежат чистые полотенца. Умывайтесь, позавтракаем, и я отвезу вас домой. Я прибил каблуки к вашим туфлям.

Он говорил так, как если бы так все и полагалось: прибить каблуки, позавтракать, отвезти меня домой, словно мы были знакомы давным-давно и очень близки. Кошка поочередно терлась у наших ног.

— Вы подружились с Молет? — Он наклонился и взял кошку на руки. Она громко замурчала.

— Да, она спала у меня на голове.

— Хорошо, — он улыбнулся, — что вы любите животных.

Мы стояли на пороге ванной и гладили кошку, и — смешно сказать — не хотели расставаться. Нет, правда, это же очень смешно: два взрослых человека видят друг друга впервые в жизни и гладят кошку, чтобы не расстаться на четверть часа! Причем оба, и я была абсолютно уверена в этом, готовы оказаться в объятиях друг друга, и прямо здесь в ванной… А почему бы и не в ванной? Набрать воды, напустить пены?..

И вдруг я увидела наше отражение в зеркале над умывальником: Клода — в одном полотенце и с серой кошкой на руках, и себя — в совершенно немыслимом стеганом халате мадам Грийо, с остатками косметики на лице и с неправдоподобно взъерошенными волосами.

— Ой, простите! — Я невольно прикрыла голову руками. — Мне нужно привести себя в порядок.

— Да, конечно, извините, я вас задерживаю, вон мыло, фен, шампунь, — он виновато засуетился, — располагайтесь, мы уходим. — Он по-прежнему держал на руках кошку. — То есть я ухожу. — Он опустил кошку на пол. Она обиженно пошла к лестнице. — Я принесу вашу одежду. Мама все высушила. Да. Я уже ушел. Располагайтесь. Не жалейте воды… Я принесу ваши вещи к вам в комнату. Да, да… — Он потянул с вешалки халат и уронил его, наклонился и чуть не потерял полотенце. — Извините меня.

Не оглядываясь и смущенно пряча глаза, он вышел и захлопнул дверь. Большой, сильный, полуголый, растерянный мужчина. Я промолчала, потому что чувствовала себя не менее смущенной и виноватой, словно я невзначай раздавила первый робкий подснежник или случайно разбила что-то чужое — очень дорогое и хрупкое.

Я встала под душ и вдруг обрадованно подумала, что это даже хорошо, что вот так сразу все закончилось, даже не начавшись. Как я выглядела бы потом, если бы сейчас действительно поддалась этой волне физиологического желания? Как? Как полная идиотка и развратная женщина. Ну и что? Ведь никто, кроме нас двоих, никогда бы об этом не узнал, может быть, все получилось бы так замечательно, что я никогда бы не пожалела?

А если нет? Получила бы еще одну порцию пошлости… Как с Бруно. Нет уж, с Бруно теперь покончено навсегда! Именно теперь, именно в эту минуту! Почему? Потому что есть Клод! Да какое он ко мне имеет отношение? Никакого! Просто он есть, и я знаю, что он есть! Можно жить дальше, потому что есть Тот Самый Мужчина!