На Уокера в упор смотрели преданные темные собачьи глаза.

— Я могу немного поскулить и полизать тебе руку.

Уокер не смог сдержать улыбку.

— Не знал, что собаки способны на сарказм.

— Ты шутишь? Мы — мастера этого жанра и так хорошо им владеем, что вы, люди, даже не замечаете, когда мы смеемся и потешаемся над вами. Так что скажешь?

Еще один взгляд в сторону зловещего темного коридора, в котором таился неведомый кошмар.

— А как виленджи? Они не будут возражать против такого тесного общения двух подопытных экземпляров?

Джордж беспечно пожал плечами:

— Есть один-единственный способ это узнать. Если они будут возражать, то мы ничего не сможем с этим поделать.

Уокер встал с камня. С заходом «солнца» температура воздуха стала стремительно падать.

— Знаешь, на самом деле я и сам хотел попросить тебя остаться, — признался он.

Пес заговорил, старательно обнюхивая вход в палатку:

— Мы, земляне, должны держаться друг друга. По крайней мере, до того дня, пока не узнаем, что виленджи от нас хотят.

Несмотря на скуку, чувство изоляции и подавленности, Уокер, входя в палатку, желал только одного — чтобы этот день не наступал как можно дольше.

— У меня большая палатка. В ней много свободного места. Буду рад, если ты составишь мне компанию, но хочу сразу сказать тебе одну вещь.

Джордж поднял голову.

— По своим делам я буду выходить на улицу, если ты имеешь в виду это. Я не приучен выходить из дома, потому что у меня никогда его не было, но никогда не мочусь там, где сплю.

— Я не об этом. — Уокер с трудом подыскивал слова, чтобы сказать то, что ему никогда в жизни не приходилось раньше говорить. — Ну, ты не возражаешь, если я иногда буду тебя гладить?

Пес улыбнулся, широко раскрыв пасть, и, великолепно подражая голосу оптового торговца, ответил:

— На самом деле я сам собирался просить тебя об этом.

Когда среди ночи Уокера разбудила фальшивая сова, он почувствовал, что к нему прижимается теплая масса. Пес каким-то непостижимым образом сумел вползти в спальный мешок, не разбудив спавшего в нем хозяина. Первым желанием Уокера было вытряхнуть незваного гостя из мешка под полог палатки. Но вместо этого он обнял мохнатый ком левой рукой и еще теснее прижал к себе. Джордж сонно засопел, но потом снова затих. В таком положении они проспали всю ночь. Правда, во второй раз оптового торговца разбудил пес, так как начал лягаться задними лапами. Уокер решил потерпеть и не реагировать на толчки. Наверное, постепенно он к ним привыкнет.

Однажды у него была подруга, храпевшая во сне, но до сих пор никто еще не лягал его по ночам.

На следующее утро Уокер подумал, что пришельцам, по-видимому, абсолютно не важно, где спит Джордж. Вероятно, они даже довольны возможности изучить новый вид отношений. Впрочем, Уокеру не было дела до их интересов. После нескольких недель полной изоляции он был рад обществу, и дружелюбная собака — это лучше чем ничего. Еще лучше — словоохотливая говорящая псина с высоким IQ.

Тюремщики, наверное, и правда были довольны. На завтрак они подали не только обычные брикеты, но и тонкостенные металлические чашки с мелкими пищевыми кубиками. Возможно, из-за присутствия Джорджа это блюдо неприятно напомнило Марку собачий корм. Однако по вкусу кубики не были похожи на собачью еду. Синие кубики имели вкус курятины. Розовые походили на синие. Желтые, голубые, зеленые и золотистые напоминали вареную брюссельскую капусту, что говорило о том, как мало виленджи разбираются в человеческих пищевых пристрастиях. Правда, было и приятное разнообразие: два серебристо-сапфировых кубика не отличались по вкусу от бананового пудинга.

Как только один из этих кубиков коснулся нёба, Маркус принялся медленно смаковать еду, а на лице его появилось выражение блаженства, едва ли не экстаза. Поможет ли это представление получить дополнительную пайку банановых кубиков, Уокер не знал, но попытаться стоило. Он не подумал о том, что комедия, которую он сейчас ломал для пришельцев, была, по сути, эквивалентом собачьего виляния хвостом. В дополнение к обычному цилиндру с водой Уокер получил еще один, меньший по размеру цилиндр, наполненный светлой красноватой жидкостью, которая, хотя и отдавала слабой колой, вполне могла сойти и за шампанское. В конце концов Уокер чувствовал себя так, словно позавтракал в лучшем ресторане Нового Орлеана.

Вдруг он заметил, что Джордж не сводит с него странного взгляда.

— В чем дело? Что-то не так? — спросил Уокер.

— Все так, — ответил пес. — Разве я высказал недовольство?

— Ты странно улыбался. Я уже знаю это выражение.

— Какой ты понятливый. Ладно, я скажу, но тебе это не понравится. Я внимательно наблюдал за тобой, пока ты ел, особенно эти серебристые кубики. Ты в это время попрошайничал. Ты, конечно, не становился на задние лапы и не размахивал передними, ты не вывалил изо рта язык, но все равно ты попрошайничал.

Уокер отвел взгляд.

— Я не попрошайничал, — проворчал он.

— Зачем отрицать очевидное? Не стоит стыдиться своих действий, если ты знаешь, что и зачем ты делаешь. Люди все время что-нибудь выпрашивают. Выпрашивают хорошую работу, сексуальные удовольствия, одобрение сотоварищей. Или все это выше, чем выпрашивать еду? Почему ты вдруг решил, что это ниже твоего достоинства?

До Уокера дошло, что он был так занят новой едой, что не подумал об этом, но подсознание все сказало за него.

— Ты просто хочешь с ними сотрудничать. Ты же не сотворил никаких глупостей вроде попытки самоубийства. Ты конструктивно общаешься со мной. И наоборот. Кстати, я тоже получил более вкусную еду.

— Но я пытался бежать и даже напал на одного виленджи, — возразил Уокер, допивая напиток из маленького цилиндра.

— Это не глупость, это вполне ожидаемый поступок, — не колеблясь резюмировал Джордж.

— Я собирал камни, чтобы швырять ими в пришельцев.

Пес открыл пасть, вывалил язык и от души расхохотался.

— Ты полагаешь, что существа достаточно разумные для того, чтобы построить такой корабль и охотиться по всей Вселенной за такими экземплярами, как ты и я, не способны защититься от недовольных? Вспомни электрический барьер. Чем глубже в него проникаешь, тем сильнее он бьет.

— Это я знаю, — произнес Уокер. — Я пытался пройти сквозь него.

Джордж кивнул:

— Все пытались, в том числе и я. Среди нас был один субъект, очень неказистый и маленький, но он мог плеваться ядовитой кислотой. Это куда страшнее, как мне думается, чем швырять какие-то камни. Если же ты сможешь углубиться в электрическое поле, то оно в конце концов сожжет тебя до костей. То же самое произойдет и с камнями или с ядовитой слюной — все равно. Виленджи большие, безобразные, грубые, но они отнюдь не глупы.

Мало того что у тебя ничего не получится, — продолжал Джордж, — ты еще и лишишься дневного рациона. У меня сложилось впечатление, что виленджи хотят сохранить взятые ими экземпляры в целости и сохранности, но это не значит, что пришельцы их не накажут, если сочтут это нужным. Например, лишив еды или еще строже, как в случае с трехногим.

Сидя на берегу и болтая ногами в холодной воде, Уокер доел последний стандартный брикет.

— Значит, нас вознаграждают за хорошее поведение и наказывают за плохое. Вариантов у нас нет? — Его вдруг охватило дурное предчувствие. — Они не пытались тебя дрессировать? Научить каким-нибудь трюкам?

Джордж мотнул головой и почесал глаз.

— Пока нет, но думаю, я бы без труда научился.

— Конечно научился бы, — поддакнул Уокер, — ты же собака.

Джордж посмотрел на Маркуса ясным взглядом:

— А ты — человек. Не пытайся убедить меня в том, что люди не поддаются дрессировке. Ты же работаешь, не так ли? Я мог бы и сам тебя дрессировать.

— Хоть ты умеешь говорить и думать, не особенно задавайся, — посоветовал псу Уокер. — Люди дрессируют собак, а не собаки — людей.

— Неужели? А как насчет сегодняшней ночи? Ты же собирался выкинуть меня из спального мешка, не так ли?