Этому-то первосвятителю и суждено было для Восточнорусской Церкви, уже около восьми лет не имевшей у себя патриарха, поставить нового патриарха, а вслед за тем и для Западнорусской Церкви, еще более лет бедствовавшей под властию униатских митрополитов, поставить нового православного митрополита. Но здесь мы должны остановиться, чтобы предварительно обозреть состояние Западнорусской митрополии с того времени, как она принуждена была подпасть под владычество униатских митрополитов.

ГЛАВА II

Уния в Литве или, вернее, в Западнорусском крае началась анафемою. Православный Собор в Бресте изрек 9 октября 1596 г. анафему на владык, изменивших православию и принявших унию, низложил их и послал к королю Сигизмунду III просьбу, чтобы он дал своим православным подданным нового митрополита и епископов на место изменников. Собор униатов и латинян там же и в тот же день изрек анафему на православных, духовных и мирян, не захотевших принять унии, низложил оставшихся в православии двух епископов (Львовского Гедеона и Перемышльского Михаила) и все духовенство и просил короля утвердить это решение и привести в исполнение. Первая анафема была совершенно справедлива: православные признали и объявили низложенными и отлученными от православной Церкви тех своих владык, которые уже сами отлучились и отделились от нее, изменив православию. Последняя анафема была совершенно несправедлива и даже не имела смысла. От какой Церкви униаты и латиняне могли отлучить православных в Литве? От Римской? Да православные эти и не принадлежали к Римской Церкви, и еще прежде ею же самою признавались схизматиками, т. е. отлученными и отделенными от нее. От православной? Но отлучать от православной Церкви униаты и латиняне и все их духовные власти не имеют ни права, ни возможности. А отлучить православных от православной Церкви и низложить православных епископов и пресвитеров за то только, что они остались верными своей Церкви, не захотели изменить ей и последовать за другими владыками-изменниками с митрополитом во главе - это верх несправедливости и безрассудства. И однако ж, король Сигизмунд III принял сторону униатов, а не православных. Он утвердил определение униатского Собора, признал православных епископов и прочих духовных, не согласившихся на унию, лишенными сана и отлученными от Церкви, оставил митрополита и других владык, принявших унию, архипастырями в тех самых православных епархиях, которые подчинены были им прежде, и издал универсал (15 декабря 1596 г.) ко всему православному литовско-русскому духовенству и мирянам, чтобы они не считали Гедеона Балабана и Михаила Копыстенского, пребывших твердыми в православии, за своих владык, как проклятых и низложенных, не брали у них благословения и не имели с ними никакого общения, но чтобы, напротив, оказывали полное послушание митрополиту Рагозе и другим владыкам, принявшим унию, как своим законным пастырям и ни в чем против них не возмущались. Таким образом, к одной неправде против православных - неправде церковной со стороны униатских иерархов присоединилась другая неправда - гражданская со стороны короля. Король не дал православным, несмотря на их просьбу, нового православного митрополита и владык на место отпадших в унию и запрещал повиноваться даже двум остальным владыкам, не изменившим православию; напротив, приказывал повиноваться митрополиту и владыкам-изменникам, принявшим унию, т. е. приказывал, чтобы и все православные принимали унию, - этим он открыто нарушал коренные законы своего государства, которыми предоставлялась полная свобода вероисповедания всем подданным короля, в том числе и православным, и в соблюдении которых он дал присягу при самом своем короновании. И эта двойственная неправда, церковная и гражданская, положенная в основу литовской церковной унии, прошла потом чрез всю ее историю.

Около четверти столетия с появления в Литве унии (1596 - 1621) Западнорусская Церковь не имела у себя православного митрополита и принуждаема была оставаться под гнетом униатских митрополитов, с которыми и вела непрерывную борьбу. Митрополит и владыки, принявшие унию, возвратились с Брестского Собора на свои прежние православные епархии, делали все, что могли, для привлечения подведомого им духовенства и мирян к излюбленной унии, поддерживаемые самим королем и другими латино-польскими властями. Православные же имели у себя только двух епископов, которых притом не признавало светское правительство, и еще вдалеке, в Константинополе, своего верховного первосвятителя - патриарха и могли находить для себя поддержку только в лице доблестного князя Константина Константиновича Острожского и других православных дворян и властей. Нападающими в этой борьбе были постоянно униаты, православные же старались только защищать и охранять свою веру и Церковь. Степень нападений и самый характер их обусловливались преимущественно личными качествами униатских митрополитов, которые владычествовали тогда в Западнорусской митрополии и заправляли всем делом распространения и утверждения унии среди православной паствы.

I

Первые два действия против православных: одно униатского митрополита Михаила Рагозы, другое короля Сигизмунда - нам уже известны. Митрополит тотчас после Брестского Собора объявил окружною грамотою (10 октября 1596 г.) по всей православной митрополии, что епископы Львовский и Перемышльский и все архимандриты, игумены, протоиереи и священники, не последовавшие за ним, своим архипастырем, в унию, преданы проклятию и лишены сана навсегда и что потому православные не должны считать их за своих епископов или пресвитеров как проклятых, а кто станет считать, тот сам да будет проклят со всем своим домом. Король также издал приказ (15 декабря) ко всем православным, чтобы они не признавали Гедеона и Михаила Копыстенского своими епископами и не имели с ними никакого общения как с низложенными и проклятыми, а признавали своими законными архипастырями митрополита Рагозу и других владык, принявших унию, и оказывали им совершенное послушание во всем. Чем же отвечала на это православная церковная власть? Уполномоченный Цареградского патриарха протосинкелл и экзарх Никифор, находившийся тогда в Литве, немедленно разослал свою окружную грамоту (11 октября), в которой, напоминая православным, что митрополит Рагоза и с ним другие епископы за отступничество в унию преданы православным Собором "конечному отвержению", благословлял всех оставшихся верными православию священнослужителей невозбранно совершать свои священнодействия по всей митрополии и поминать в молитвах вместо митрополита и владык-отступников имя одного Цареградского патриарха, а епископам Львовскому и Перемышльскому разрешал принимать всех православных, которые будут приходить к ним по своим церковным нуждам, следовательно, и из других епархий, оставшихся без православных архипастырей. В то же время православные отправили список деяний своего Брестского Собора к самому Вселенскому патриарху. К счастию, на Цареградскую кафедру только что вступил тогда в качестве местоблюстителя Александрийский патриарх Мелетий, иерарх ученый, благочестивый, ревностный к своему долгу и, главное, хорошо знакомый с положением Западнорусской митрополии, с которою не раз сносился и прежде. Он рассмотрел соборное деяние и в письме на имя князя К. К. Острожского и всех православных в Литве (от 27 апреля 1597 г.) вполне одобрил этот Собор, признал низвержение отпадших в унию митрополита и епископов законным и каноническим, выражал свою скорбь об отступниках и радость о праведном соборном суде; поручал православным молить короля своего Сигизмунда, чтобы он позволил им жить по отеческим обычаям и догматам; убеждал православных пребывать непреклонными в своей вере и удостаивать особой чести защитников ее, каков словеснейший дидаскал, протосинкелл и экзарх Вселенского патриарха Никифор, которого несправедливо оглаголали как соглядатая и шпиона, и просил освободить его от всякого навета и беды. Спустя немного патриарх Мелетий в письме на имя Гедеона, епископа Львовского, и всего православного духовенства и народа в Малой России (от 4 августа) приказывал избрать Собором нового митрополита и епископов на место отпадших в унию и учредить при всякой епархиальной кафедре "академии, сиречь училища", особенно во Львове, а до того времени, пока не будут поставлены новые митрополит и епископы, назначал в Литве трех экзархов Вселенского Константинопольского престола: епископа Львовского Гедеона, своего александрийского протосинкелла, архимандрита Кирилла Лукариса, находившегося тогда в Литовском крае, и князя К. К. Острожского этого последнего с тою целию, как объяснял в данной ему грамоте на экзаршество, чтобы он "в случае надобности имел благословный повод защищать отеческие предания". Этим трем своим экзархам завещевал патриарх молить короля и сенат, да позволено будет православным жить по отеческим догматам и обычаям и не держаться григорианского календаря, так как король дал клятву во время своей присяги не нарушать никаких прав всех своих подданных, и да позволено будет приходить в Литву, когда понадобится, патриаршим уполномоченным по делам церковным. Еще чрез несколько времени Мелетий писал к православным братствам в Литве (от 24 августа), называл их "утверждением Христовой Церкви" и как бы щитом для нее и убеждал их не ослабевать в трудах и подвигах на защиту ее среди восставшей бури от бывшего митрополита Киевского и его соотступников; писал к православным князьям Адаму Вишневецкому и Кириллу Ружинскому и всему православному духовенству и народу, благословлял их за их твердость в православии и увещевал их неизменно хранить сокровище веры, а всего чаще писал к князю К. К. Острожскому, восхвалял его как славного поборника за православие, уподоблял Константину Великому и просил не уставать в своих подвигах за веру и присоединить к ним еще один - "воздвигнуть училище, эту наилучшую ограду благочестия".