Здесь уместно упомянуть о бездумно практикуемом обычае заставлять только что рукоположенного дьякона или священника («ставленников») служить ежедневно утром и вечером даже без дней отдыха в течение длительного срока, часто до сорока дней сразу по их посвящении. Помимо разрушительного действия этой практики на семейную жизнь ставленника, чаще всего вступившего в брак незадолго до рукоположения, она почти неодолимо отрицательно действует на психику ставленника, вызывая у него неизбежную усталость, переходящую в противление и мечту о скорейшем завершении такого стажирования. А это исключает усердие, радость служения, даже искреннюю сердечную молитву. К несчастью, архиереи и настоятели кафедральных соборов не заботятся о духовном состоянии и развитии ставленников, стараясь лишь в кратчайший срок натренировать их в точном выполнении писаных и неписаных правил чинопоследования, в результате чего начинающий священнослужитель чувствует себя к концу стажировки крайне истомленным и уже надолго неспособен к сознательному, благоговейному и радостному дальнейшему служению.

Однако вернемся к мирянину, стоящему в глубине храма. Если он пришел к литургии с искренним желанием отрешиться на время богослужения от повседневной суеты и усердно, без помех помолиться, то он в большей или меньшей степени испытывает разочарование. Так, если он пришел вовремя, первое впечатление будет от чтения часов — как правило, монотонного, обычно торопливого чтения прекрасных глубоких молитвословий, само содержание которых остается, однако, в основном недоступным: славянский язык создает барьер, непреодолимый для слушателя псалмов и молитв, если он не имел счастья с детства посещать церковь. Но даже и среди целожизненных посетителей есть множество таких, кто давно потерял надежду понимать привычное, но лишенное для них реального смысла чтение.

Отрадой для молящихся является первая половина собственно литургии (так называемая «литургия оглашенных»), когда дьякон произносит с амвона краткие, содержательные прошения, именно по своей лаконичности и единообразию сравнительно более понятные. Условием для этого являются, конечно, достаточная громкость, неторопливость и особенно отчетливость произнесения, что, к сожалению, далеко не всегда бывает.

Восприятие последующих частей литургии, где важнейшая часть молитвенных текстов произносится священниками, кроме прочего, очень затруднено почти постоянным пребыванием священника в алтаре, т.е. за иконостасной преградой, притом при закрытых царских вратах: иконостасы, особенно древнего массивного стиля, более чем наполовину поглощают звук.

Но есть факторы, нарушающие молитвенное состояние посетителя храма в течение всего богослужения: это, прежде всего, шум. Основной источник шума — голоса многих из находящихся в храме православных христиан, голоса тех, кто пришел сюда, казалось бы, для молитвенного общения с Богом, однако ведет себя неподобающим и несоответствующим этой цели образом.

Ведь сотни (а в больших храмах и в дни больших праздников тысячи) стоящих в храме людей можно разделить на две категории: одна (это, к счастью, меньшинство, хотя часто многочисленное) состоит из женщин, преимущественно пожилых, многолетних посетительниц богослужений, лишенных чувства благоговения, ведущих себя в церкви развязнее и раскованнее, чем дома или в каком–либо другом месте. Многие из них, может быть, подсознательно, относятся к храму как к месту свидания со знакомыми, как к месту, где можно в соответствии с поговоркой «людей посмотреть и себя показать». Они не молятся и почти не помышляют о молитве, подчас даже не представляют себе возможности духовного обращения к Богу с просьбой, благодарением или тем более с прославлением, а отмеченная выше невозможность сознательного восприятия произносимых или поющихся молитвенных текстов создает благоприятные условия для бездумного, рассеянного времяпровождения, для праздных разговоров, иногда переходящих в болтовню базарного типа. Если число таких «молящихся» оказывается значительным, обстановка в храме становится поистине ужасающей: в храме поднимается гул, иногда начисто заглушающий чтение и даже пение.

Остальные — те, кого действительно можно назвать молящимися или хотя бы желающими молиться, оказываются жертвами поведения своих единоверцев, распущенность которых мы только что пытались описать, хотя по своим масштабам и по степени кощунственности она нередко превосходит возможности всякого описания и даже воображения. Некоторым оправданием любительниц церковной болтовни, нарушающей молитвенную атмосферу, может считаться длительность православных богослужений, которую нельзя не назвать непомерно большой. В самом деле, даже обычная воскресная литургия, совершаемая неспешно и благоговейно, с исполнением музыкальных произведений необиходного характера, длится не менее двух с половиной–трех часов, а всенощное бдение (никогда своего наименования не оправдывающее), продолжается не меньше трех–четырех часов, а в канун особо торжественных дней достигает во многих храмах и монастырях пяти и более часов. Практикуемое только в Русской Православной Церкви уставное выстаивание всего богослужения от многих, особенно пожилых, старых и больных прихожан требует значительных усилий, а для страдающих хроническими заболеваниями и физически слабых оказывается вообще непереносимым [16]

Основной, так сказать, органически–структурной причиной этой исключительной, иногда превышающей нормальные человеческие возможности длительности православного богослужения в России, является многократное повторение одних и тех же элементов текста богослужения — тем самым игнорируются слова Спасителя: «Молясь, не говорите лишнего, как язычники» (Мф 6:7). У нас же при чтении часов в начале Божественной литургии (3–й и 6–й час) «Трисвятое» с сопровождающими его молитвами («Пресвятая Троице», «Слава и ныне», «Отче наш») повторяется троекратно, а перед совершением в Великом посту литургии Преждеосвященных Даров — шесть раз! Молитва «Иже на всякое время и на всякий час» повторяется за утренней великопостной службой не менее четырех раз; «Просительная» ектения за каждым бдением и за каждой литургией произносится дважды; что касается «малой» ектений, то она за время бдения повторяется шесть раз, а при совершении некоторых богослужений (в частности, за утреней Великой пятницы) — двенадцать раз, ибо этой ектенией сопровождается каждое из двенадцати евангельских чтений.

Одним из основных эпицентров шума и непристойной развязности приходится признать пространство в задней части храма, прилегающее к свечному ящику, где продаются свечи, иконы и пр. где ведется прием записок с именами живых и умерших для их поминовения, т.н. «заздравных» и «заупокойных». В дни большого скопления прихожан, особенно по «родительским субботам», там образуются очереди иногда в десятки метров длиной. Стоящие в очереди, в большинстве женщины, нередко совершенно забывают, что находятся не в магазине, а в храме; здесь можно услышать все, что привычно слышать в любой бытовой очереди: споры, взаимные упреки, оскорбления, подчас даже ругань. Сплошь и рядом стоящие за ящиком церковные служащие дают неизбежные пояснения несдержанно и раздраженно, а порой и вовсе кричат. Если процесс продажи–купли свечей, составляющий основной вид деятельности за свечным ящиком, является источником мешающего молитве шума, то не меньшей помехой следует признать последующий процесс доставки свечей от ящика к подсвечникам.

Наиболее естественным, так сказать, классическим, способом попадания приобретенной свечи к месту ее поставления следует признать совершение этого действия самим приобретающим свечу прихожанином. Многие так и делают. Православному человеку, вообще говоря, приятно самому решить, перед какой святыней (иконой, крестом или мощами) поставить свечу, самому свечу возжечь от пламени уже горящих тут же других свечей, самому ее установить, после чего к святыне приложиться, совершив крестное знамение и поклоны. Однако большая часть свечей приобретается во время начавшегося уже богослужения, когда храм заполнен народом и достигнуть намеченной иконы или другой святыни можно только, протиснувшись сквозь толпу молящихся, что обременительно для них и для владельца купленной свечи. Обычным способом преодоления этой трудности является передача свечи из рук в руки с неизбежным похлопыванием свечой по плечу стоящего впереди человека, чтобы обратить его внимание, побудить повернуться к источнику беспокойства, принять свечу и передать ее таким же образом дальше. Передача сопровождается устным указанием целевого назначения свечи, т.е. для какой иконы она намечается. Все это не только увеличивает общецерковный шум, но само по себе нарушает молитвенное состояние и молитву многих прихожан. Ведь путешествие каждой свечи требует внимания и активного участия в нем десятков лиц, стоящих на трассе от ящика до выбранной иконы. В особенно тяжелом положении, почти исключающем возможность сосредоточенной молитвы, оказываются те, кто встал на прямой линии — кратчайшем пути от ящика до иконы. Конечно, ни о какой молитве не может быть и речи, если тебя то и дело, иногда каждую минуту похлопывают по плечу или по руке, заставляют оборачиваться, выслушивать информацию о назначении свечи и передавать ее вместе со свечой дальше, теперь нарушая молитву уже других прихожан.