Новый Завет уделяет внутренней чистоте главное внимание, полагая, что «для чистого все чисто, а для оскверненных и нечистых нет ничего чистого; осквернены ум их и совесть» (Титу, I, 15). Источник нечистоты в самом человеке (Мт., XV, 19)… Новый Завет говорит о внутренней чистоте в разных отношениях (Лк., XI, 41; Иак., III, 17; I Пет., III, 2 и т. д.); святость должна обнимать все стороны человеческого существа. Но более всего говорится о чистоте сердца (Лк., VII, 15; II Пет., I, 22, II Тим., И, 22 и т. д.). Сердце на языке Писания означает средоточие человеческой личности, наше «я» в его последней глубине, как первооснову всей нашей жизни. Если источник жизни чист, то и вся жизнь наша будет чиста. Чистота нашего «я» есть чистота нашей воли, нашей свободы, чистота глубочайших устремлений нашего сердца. Человек с чистым сердцем, если даже согрешает, живет все же внутренне преданный чистоте и свету, обращенный к Богу и Его Царству. Поэтому Христос и обещает чистым сердцем, что они узрят Бога (Мт., V, 8).

Бесстрастие, бодрствование и трезвение духа. Человек стал одержим страстями, потому что исказил свое знание о Боге, «осуетившись в умствованиях» и погрузивши самое свое сердце в мрак бессмыслицы и безумия (Рим., I). Люди «не заботились иметь Бога в разуме (точнее — в знании) и Бог предал их превратному уму делать непотребства». Страстность и порочность являются, следовательно, прежде всего плодом злонамеренно извращенного понимания Бога. Ап. Павел указывает на язычество, но современный материализм и гуманизм — такое же обожествление тварного, как и язычество. Результат всегда будет тот же: человек теряет Меру истины и добра, теряет представление об абсолютном и даже, вообще, духовном бытии, умствует в потьмах и развращается от того, что вместо жизненной правды делает началом своего поведения произвол и погоню за наслаждением. Идеал жизни — в Боге и от Бога, потому и нельзя знать правды без Бога. Ап. Павел отмечает, что развращенные своими умствованиями люди ненавидят Бога и делают зло, даже если знают, что по суду Божиему они бы заслуживали смерти.

В христианине страсти должны были бы умирать не потому, чтобы мы искореняли их упорным усилием воли, но потому, что христианин живет в той духовной реальности, где страстям нет места. Если мы отреклись от мира, «распяли плоть со страстями и похотями», если мы живем и поступаем «по духу», по образу жизни Христовой, то страсти отмирают в нас вместе с нашей зависимостью от падшего мира (Рим., VII, 5–6; Гал., V, 13–26; Кол., III, 1–17). Иначе говоря, по учению ап. Павла бесстрастие есть скорее плод нашего духовного возрождения и приобщения к Царству Божию, чем предварительное условие для вхождения в него. В Царство Божие вводят нас положительные силы — вера, любовь и благодать Божия.

Но тем не менее нельзя жить одновременно во Христе и в страстях: одержимость страстями подчиняет нас диаволу, а не Богу.

По мере преображения нашего духа мы освобождаемся от страстей. Но нужна постоянная бдительность, чтобы не потерять приобретенное духовное богатство и чтобы быть всегда готовым к встрече с Богом. Правда, Христос говорит, что «дух бодр», следовательно, стяжавший духовную, благодатную жизнь естественно обладает внутренней бдительностью и трезвостью, но «плоть немощна», т. е. земная жизнь и слабость плоти постоянно усыпляют и развлекают нас и самая духовная сила может нас покинуть, когда мы о ней забываем… Призыв к бодрости соединяется в Новом Завете с призывом к молитве (Лк., XXI, 36; I Пет., IV, 7). Все отвлекает нас от молитвы; для многих из нас пока не придет несчастье, любое занятие легче молитвы. Борьба с рассеянностью — одна из труднейших задач в духовной жизни.. Вместе с тем, с религиозной точки зрения, когда человек забывает о Боге и не предстоит перед Ним, он уже «спит», потому что мир без Бога так же призрачен и фантастичен, как сон. Подлинная трезвость достигается в свете Божием, в котором все становится ясным человеку. Предстоящий перед Богом охранен и утвержден самым присутствием Божиим… Тысячи искушений окружают нас и диавол «ищет кого бы поглотить» (I Пет., V, 9). Только непрестанная собранность и трезвенность духа может спасти нас от падений, но где начало единства нашего духа? То, на чем мы сосредоточиваемся, неизбежно становится для нас главным. Поэтому сосредоточение на самом себе или на чем–нибудь тварном легко приводит к страстям, идолопоклонству или гордыне. Только сосредоточенность в молитве, богомыслии и любви объединяет нашу душу в Божественном начале.

Началом духовной трезвости христианина могут быть также вера и смирение. Вера устанавливает раз навсегда основу наших убеждений и дает нам меру суждения обо всем. «Если бы даже мы (апостолы) или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали, да будет анафема!» (Гал., I, 8). И вера не ограничивается усвоением книг. «Помазание (Духа Святого) учит вас всему и оно истинно и неложно; то, чему оно научило вас, в том пребывайте!» (I Ио., И, 27)… Смирение не дает нам впасть в самообольщение из гордости и самохвальства. Ап. Павел, достигавший высших созерцаний, писал тем не менее, что «не почитает себя достигшим, а только, забывая прошедшее и стремясь вперед, устремлен к цели — к почести высшего звания Божия во Христе Иисусе» (Фил., III, 13). Мы можем достичь большего, только когда сознаем, чего нам не хватает. Духовный рост невозможен без трезвой самооценки и умения различать качество наших, духовных состояний. «Испытывайте самих себя, в вере ли вы; самих себя исследуйте. Или вы не знаете, самих себя, что Иисус Христос в вас? Разве только вы не то, чем должны быть» (II Кор., XIII, 5). Христос живет в каждом христианине, как в члене Его тела, т. е. Церкви. Но мы постоянно теряем наше христианское самосознание, фактически отпадаем от веры, живем мнимой религиозной жизнью, не видя в себе Христа. Постоянное созерцание в себе Христа в истинной вере должно было бы быть основой нашей жизни. «Мы не сильны против истины, но сильны за истину», заключает Апостол. Но истина должна быть постоянно в нашем сознании, как и трезвое понимание нашего внутреннего состояния.

«Не всякому духу верьте, но испытывайте духов, от Бога ли они, потому что много лжепророков появилось в мире. Духа Божия и духа заблуждения узнавайте так: всякий дух, который исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, — от Бога» (I Ио., IV, 1–2). От Бога тот дух, который исповедует Христа Богочеловеком. Сущность спасения в соединении Бога с человеком. Все, что отделяет Бога от человека, противно христианству. Если Бог не может «придти во плоти», Христос не был человеком и мы отделены от Него. Если Христос — Человек, мы близки Богу через принятую Христом человеческую природу. Вообще, все положительное в человеке должно быть обращено к Богу, и если мы видим в себе противоположную склонность, значит мы подчиняемся «духу Антихриста» (I Ио., IV, 3).

Когда Христос тосковал и скорбел в Гефсиман–ском саду, ученики Его спали, несмотря на просьбу Христа бодрствовать с Ним (Мт., XXVI, 36–46). Смертельная скорбь Сына Божия перед лицом Своей смерти и всего зла и страданий мира (ибо из–за нас Ему надлежало умереть) не вызвала сострадания учеников, хотя и за них должен был умереть Христос. Они спали «по немощи плоти»!.. Люди равнодушны ко злу и чужим страданиям; им некогда о них думать, они и без того устали от жизни! Христос бодрствовал и смертельно скорбел за всех. Следовательно, бодрствование есть сострадание и мучительная бдительность перед лицом зла. Сын Божий бодрствует и сострадает нам; мы можем и должны разделить с Ним Его скорбь, разделив Его ужас перед злом и Его страдания от зла.

Много раз Новый Завет упоминает о необходимости бодрствования в ожидании неожиданного наступления конца мира и страшного суда (напр., Мт., XXIV, 42). Значение конца мира всеобъемлюще, но средоточие его в явлении Господа… В этом мире присутствие Бога не очевидно для большинства людей. Иные отрицают бытие Божие, иные изредка вспоминают о Боге, имея часто самые превратные о Нем представления; иные сетуют (может быть не без лицемерия) на то, что Бог скрывается от нас. Даже верующие привыкли к мысли, что Бог далеко и что считаться с Богом не к спеху. Присутствие Божие для нас скорее символично… Все эти переживания совершенно ложны: Бог близок и неотлучен от нас; верно только то, что мы сами далеки от Него… Но вот, наступит время, когда Христос явится воочию во всей Славе Своей, окруженный всеми святыми; Он явится запечатленный знаками Своего страдания, но как Победитель и Судия… Если каждый из нас волнуется при встрече с великим или просто любимым нами человеком, которого мы давно не видели, то что сказать о встрече с Богом?.. Для ап. Павла мысль о встрече с Господом — великое утешение для всех христиан. Все древние христиане молились о скорейшем возвращении Христа на землю. Но ап. Иоанн пишет: «и узрит Его всякое око и те, которые пронзили Его, и возрыдают перед Ним все племена земные» (Ап., I, 7). Для большинства людей, следовательно, встреча с Богом будет полна ужаса. В свое время они убили или убивали Его или жили как бы Его вообще не было. Но Он — некогда убитый ими, забытый и вмененный в ничто — идет к ним, одновременно и как всемогущий Владыка и как Агнец закланный… Такая встреча ждет каждого из нас и после нашей смерти. Кто готов к ней? Кто готовится к ней?.. Если Христос и апостолы так часто напоминают нам об этой последней встрече, то, вероятно, именно потому, что мы не склонны помнить о ней. «Благоразумный» человек бодрствует в ожидании ее, но можно думать, что явление Христа по–настоящему ждет только тот, кто уже сейчас жаждет богообщения. Бодрствование перед Богом нераздельно: оно не может относиться только к будущему. Бодрствование есть постоянная память о Боге, сознание нашей ненарушимой связи со Христом и приготовление нашей души, как храма для Бога или как невесты для Жениха.