— Папа вспомнил, что он забыл выключить телевизор, когда выходил прогуляться возле работы в половине второго ночи, поэтому он торопится домой. — Феликс тоже посмотрел на отца. — Так ведь, папа?

Папа зловеще кивнул. В эти секунды Ипатов-старший напоминал пирата. Он и был пиратом: возьмет на абордаж, и глазом моргнуть не успеешь.

— Ой, а что, я так и пойду вот в этом? — Радмила вдруг вспомнила про театральную декорацию, в которую была обернута.

И сразу пожалела, что обмолвилось про сие интересное обстоятельство. Агатовые глаза Ипатовых немедленно уставились на нее с совершенно одинаковым выражением.

Плотоядным.

Радмила поспешно села на стул. Господи, спаси и сохрани ее от подобных взглядов! Так ведь можно и заживо сожрать человека.

— Лена оставила мне ключ от студии. Вы сможете переодеться в свою одежду, — успокоил ее Феликс с подозрительной ухмылочкой.

— А по мне, вам не стоит переодеваться, — вынес вердикт Виталий Викторович. — Раздеться — даже желательно, а вот переодеваться — глупость несусветная!

— Папа…

— Что, сынок? — Ипатов-старший невинно подморгнул.

— У тебя, папа, скоро телевизор сгорит от перегрева.

— Ах да, телевизор. — Виталий Викторович сокрушенно всплеснул руками. — Бегу, бегу. — Директор устремился к двери, а затем круто затормозил и обернулся: — Да, Феликс, софа в этой студии — ужасно неудобная. Проверено. Опытным путем.

Ипатов-старший умел делать контрольный выстрел.

Когда за ним закрылась дверь, Радмила отчетливо поняла, что осталась с Феликсом один на один. Ипатова-младшего оказалось сразу слишком много. Он был везде. И она не знала, куда девать глаза, руки, ноги и всю себя целиком.

Хотелось протиснуться под плинтус, и не ощущать загадочно-мрачных взглядов Ипатова-младшего-победителя, от которых судорогой сводило нутро.

Однако, когда он сказал: «Идите за мной», она пошла. И ни единого возражения с ее прикушенных губ не слетело.

А между тем Феликс даже не уточнил, куда конкретно ее звал…

Ночь была темна, чернильно-густа и насквозь пропитана прохладой. Все нормальные люди уже спали, а ненормальные…

Она кинула взор на Феликса. Он отпер машину, но сесть не спешил. Стоял, прислонившись к капоту, и смотрел, как ночной ветерок играет завитыми локонами преображенной Радмилы. Та переминалась с ноги на ногу.

Ее одеяние не соответствовало внешности. Оно было старым, а внешность — новой. Но утром, когда локоны разовьются, краска смоется с лица, ничего от флера ночной богини, которую он фотографировал полчаса назад, не останется.

Только глаза.

И это — самое главное.

— Хотите увидеть звезды? — вдруг спросил он.

От неожиданности Радмила наступила себе на ногу, моментально скривившись. И гримаска у новорожденной «богини» получилась далеко не божественной. Но Ипатов не улыбнулся.

Ночные тени сделали его лицо картинным, четким, острым. Он казался порождением сумрака. С ним было опасно, но тянуло как магнитом.

— Вы что, собираетесь стукнуть меня по голове? — осведомилась Радмила нервно.

Нервы у нее и в самом деле вибрировали.

Сжатые губы Феликса изменили свое положение: наверное, он улыбнулся.

— Если я вас стукну по голове, то вы увидите искры, а не звезды. Звезды — они на небе.

Радмила невольно вскинула голову: город своими мертвыми огнями стер звезды с ночного полотна.

— Там нет звезд, — отозвалась она с сожалением. — Их украли.

— Ошибаетесь. — Ипатов сделал движение, и ее рука очутилась в его ладони. — Они по-прежнему там.

— Откуда вы знаете?

Одного егоприкосновения хватило, чтобы она начала плавиться, как восковая свечка. Какое странное ощущение, однако. Всегда думала, что состоит из плоти и крови, а оказалось — из мягкого воска.

— Знаю.

Она ему поверила. Ипатов, как никто другой, должен был знать о звездах все.

— Почему вы хотите показать мне звезды?

— Потому что ваши глаза должны как можно чаще смотреть на них.

И сердце у нее тоже восковое, уже почти расплавилось и растеклось по груди приятным живым теплом.

— Зачем?

— Чтобы звезды отражались в них.

— А что в них сейчас?

— Лед.

Больше они не говорили. Сели в машину, и «Мерседес» помчался по ночному шоссе. Звезды нашлись за городом: целая россыпь, бледно-голубая, мерцающая.

— Как их много, — проговорила Радмила, стоя с запрокинутой головой. — И как они далеко.

А вот Ипатов был близко. Стоял за ее спиной. Смотрел ли на небо, не знала, а обернуться назад — боялась.

Она впервые боялась… себя…

…Когда вернулась домой, часы показывали половину пятого утра. Со времен школьного выпускного, это была вторая в ее жизни бессонная ночь.

Не разуваясь, Радмила подошла к зеркалу и принялась изучать отражение. Свое? Не похоже. Она не похожа на себя. Это кто-то другой смотрел на нее из зеркального мира сияющими драгоценными аквамаринами.

Но новая внешность — не в счет.

Что с ней сделалось за каких-то пару часов? Кто изнутри перекроил Радмилу Туманову? И что конкретно из нее вылепили? Может быть, она теперь — голем?

Ей стало смешно, и она отправилась на кухню, открыла шкафчик и извлекла початую бутылку дешевого портвейна.

Надо было помянуть безвременно почившую прежнюю Радмилу Туманову…

Бедняжка это заслужила.

— Радмила, с добрым утром! Я вас не разбудил?

Ага, объявилась, наконец, причина всех бед! Молчавшая целых пять дней. У которой мерцающие агатовые глаза и длинный нос. Причина бесцеремонно разбудила ее в воскресное утро. Раннее-раннее. Единственный день, в который библиотекарша спокойно могла спать до обеда.

Будь она неладна, эта длинноносая причина!

— Нет, по воскресеньям я обычно страдаю бессонницей, — бухнула Радмила разъяренно.

— Я тоже страдаю… бессонницей. — Голос Феликса был полон веселых теплых ноток, которые ударяли в голову лучше шампанского. — Давайте пострадаем вместе.

— Ни за что! — Она вздрогнула. — Предпочитаю страдать исключительно в одиночестве.

— Тогда давайте вместе порадуемся. Есть повод.

— Да неужели?

— Ага. «ОптикЛайф», как я и предполагал, с энтузиазмом и бурным восторгом одобрила ваши дивные глазки и готова подписать контракт. С нами. И с вами, разумеется.

— Ой.

— Это не «ой». Это «ой-ой». Контракт на «ой-ой-ой» какую сумму.

— М-м-м…

— Через сорок минут я буду ждать у подъезда.

— Но…

Радмила с недоумением посмотрела на трубку, из которой уже доносились короткие гудки. Противостоять Феликсу Ипатову невозможно. Этот человек специализируется на разрушении чужого спокойствия.

Она положила трубку, и телефон тут же снова зазвенел. Да что же это такое?!

— Радмилочка, с добрым утром! Я вас не разбудил?

Ипатов-старший! И с уже знакомой фразой. Они сговорились там, что ли? Папа с сыном?

— Нет!

Откуда у Виталия Викторовича ее номер? Это настораживало. Такие, как Ипатов-старший, не должны знать телефонов простых библиотекарш. Ни в коем случае!

— Вот и прекрасно, — Виталий Викторович нежно журчал, как весенний ручеек. — Я звоню с радостной вестью, «ОптикЛайф» одобрила вашу кандидатуру, и хочет сегодня же подписать контракт.

— Отлично, — процедила Радмила. — Агентству повезло.

— Нам повезло с вами, Радмилочка. — Ипатов-старший умел очень грамотно соблазнять. Профессиональный телефонный Казанова. Его голос будил фантазии даже у скромных библиотекарш. От этого голоса их руки становились влажными и пытались выронить трубку. — Вы не против, если я заеду за вами, допустим, минут через сорок?

Так Ипатову-старшему известен и ее адрес, оказывается! Из каких источников? Кто выдал секретные данные? Ипатов-младший на предателя не похож. Тем более что адрес он вроде бы знать не должен. Но ведь знал…

— Я — против!! — поспешно рявкнула Радмила.

Но в трубке уже слышались гудки…