— Детская фантазия, — будто между прочим произнесла она. — Рыцарь в блестящих доспехах и тому подобное. Представь себе, чем забита голова у десятилетних девчонок!

— Не представляю, расскажи.

Глядя на него и думая о том, что его голос впервые звучит резко, даже сердито, она неуверенно сказала:

— Да нечего рассказывать. Нита тебя просто дразнит.

— Это правда? — Он вопросительно смотрел на Ниту.

Та внезапно вспыхнула.

Едва ли она могла бы сказать что-то еще более глупое, и, если бы перед Мелли не стояла сейчас Нита, которая, что говорить, частенько бывала не шибко сообразительна, она бы подумала, что это злой умысел, недоброжелательство.

— Вы совершенно ни при чем, — возразил Чарльз, протягивая ей стакан. — У Мелли сегодня был трудный день, и она устала. Верно, дорогая?

— Да, — кивнула она.

— Почему бы тебе не пойти спать? Уверен, Нита не обидится.

— Господи, конечно нет.

— Значит, решено, — продолжал Чарльз вкрадчиво. — Ты поднимаешься к себе, а я займу Ниту.

Вот и случилось то, чего больше всего страшилась Мелли. И все же, начни она возражать, настаивать на том, что останется, — все бесполезно. Чарльз вознамерился побеседовать с Нитой наедине, а значит, остановить его невозможно. Поймав его взгляд, она прочитала безмолвный приказ: «Иди спать, я должен поговорить с Нитой и узнать о тебе все, начиная с десятилетнего возраста». Наивно было бы надеяться, что Нита станет осмотрительней. Заварив кашу, она будет изо всех сил оправдывать Мелли, рассказывая, как преданно она его любит. Чувствуя себя очень несчастной оттого, что навредила подруге, будет сдуру и дальше делать плохое неисправимым.

— Прости меня, — прошептала Нита, целуя Мелли на ночь, — неужели ты не могла сказать, что он ни о чем не догадывается. Я имею в виду, это просто никогда не приходило мне в голову! Но он ведь тебя любит, ну в смысле, у вас будет ребенок и все такое…

— Не беспокойся. Увидимся утром. — Разумеется, Нита никогда в жизни не слыхала о том, что мужчина и женщина могут просто друг с другом переспать, а если слыхала, то не могла себе представить, что подобное может произойти с ней или с ее подругой Мелли. Для романтически настроенной Ниты секс непременно сопутствовал страстной влюбленности. Иные мотивы попросту не приходили ей в голову.

Чувствуя теперь только усталость, Мелли тихо вышла из комнаты и медленно поплелась наверх. Чарльз, конечно, озадачен, но он должен поверить, что их встреча в порту была случайной, как и то, что она совсем не стремилась его соблазнить, а лишь хотела облегчить утрату друга. Если бы ей удалось хоть в чем-то убедить его, объяснив, до чего Нита склонна к преувеличениям! Тяжело вздохнув, она подошла к окну. Какой толк строить догадки? Он будет думать только так, как ему захочется. Ложиться не стоит, во всяком случае, пока. Поговорив с Нитой, он, естественно, придет, чтобы выслушать и ее версию. Уж что-что, а справедливым Чарльз быть умеет.

Вскоре на лестнице послышались их шаги, затем Чарльз пожелал Ните доброй ночи, и Мелли попробовала поглубже вздохнуть, чтобы успокоиться.

Войдя и плотно прикрыв за собой дверь, Чарльз приблизился к ней и встал напротив. Несколько мгновений он молча неподвижно смотрел на нее и наконец ровным голосом произнес:

— Выходит, что я оказался куда большим идиотом, чем думал!

— Большим… — Она нахмурилась, ничего не понимая.

— Я, конечно, догадывался… давай уж начистоту, ладно? Я подозревал, что твой приезд в Довиль не связан с одним лишь желанием побывать на могиле деда. Понимал, что жизнь дома делается все несноснее. Догадывался, что ты используешь меня, чтобы иметь повод сбежать оттуда. Не навсегда, — продолжал он тем же ровным, но полным ненависти голосом, — конечно, не навсегда, скорее, чтобы обрести временное пристанище. Я даже готов был понять и простить, потому что ты мне нравилась.

— Неправда! К дому это не имело ни малейшего отношения!

— Неужели? Тогда остается поверить в Анитину историю.

— Нет! — Содрогаясь от его пренебрежительных слов, Мелли прошептала с болью в голосе: — А если ты считал, что я приехала, чтобы увидеть тебя, тогда почему…

— Почему я тебе не сказал? Повторяю, ты мне нравилась, мне было жаль тебя, может быть, я один в целом свете знал, каково тебе дома. Я допускал, что ты робеешь, не решаешься довериться мне. Я относился к тебе с уважением, а потому не нарушал правил придуманной тобой игры.

Чувствуя себя беспомощной, загнанной в ловушку, она смотрела на него будто завороженная. Может, она его совсем не знает? Куда подевались мягкость, обаяние? Жесткий, уверенный в себе, недобрый человек. Она впервые увидела его таким, каким его, вероятно, знали деловые партнеры. Перед ней был тот самый Чарльз, который сумел добиться многого в жизни. Чарльз, который все видел насквозь и не допускал просчетов.

— Ну, так где тут неправда?

— Нет, то есть да, в какой-то мере… Я… — Она запнулась, сознавая свое поражение.

— Да или нет, Мелли?

Изнемогая от усталости, она заглядывала ему в лицо, напрасно пытаясь разглядеть в нем хоть тень сострадания. Оно было нарочито бесстрастным, начисто лишенным выражения. Не суровое, не мягкое. Не злое, не доброе. Догадываясь о том, что наговорила ему Нита, она решилась ответить:

— Многое преувеличено, придумано, но в общем, — да, правда.

— Выходит, ты загнала меня в капкан? — произнес он все тем же ужасным, ровным голосом.

Если бы он сердился, кричал, было бы проще — они бы поссорились, объяснились, и тогда бы все могло встать на место. Но он говорил спокойно. Как всегда. Чарльз никогда не выходил из себя, во всяком случае, в ее присутствии.

— Нет, — возразила она, — я ничего не делала нарочно.

— Но ты же знала, что я здесь?

— Да.

— Значит, дедушкина могила оказалась удобным предлогом, чтобы здесь появиться.

— Не совсем… — тяжело вздохнув, она покачала головой. — Выручить может только правда, иначе будет хуже. В какой-то степени поездка на кладбище послужила поводом.

— Понимаю. Все эти годы ты выслеживала меня…

— Да нет же, Чарльз, — отчаянно протестовала она. — Вовсе нет…

— Нет? — переспросил он. — А как же еще это можно назвать?

Она отвернулась и, закусив губу, глядела в окно, думая, как ему объяснить.

— Потребность быть рядом с тобой, — проговорила она наконец, — видеть тебя, хотя бы издали. Наверное, так наркоман не может обойтись без очередной порции снадобья, алкоголик без следующего глотка спиртного. Сама не знаю, как я поддалась, это было унизительно, стыдно, и все же, я ничего не могла с собой поделать. — Она повернулась, чтобы взглянуть на него, ей необходимо было видеть его лицо, и продолжала: — Я ничего от тебя не требовала, никогда ничего не ждала. Но потребность быть возле тебя захватила меня целиком. Поверь, я бы не могла намеренно обидеть, оскорбить или скомпрометировать тебя.

— Тогда зачем было притворяться? Почему с самого начала не признаться честно? В тот самый первый день, когда ты приехала в порт и увидела меня на яхте — а ведь ты меня видела, да?

— Да.

— Зачем было притворяться, делать вид, что не заметила, удирать, зная, что я тебя все равно догоню? Позову! Воскликну: «Какой сюрприз, Мелли, как я рад тебя видеть!» И даже, когда мы пошли пить кофе, ты не могла мне сказать…

— Как? Что сказать? — спросила она жалобно. — Сказать, что явилась оттого, что больше нет сил терпеть? Что должна хотя бы взглянуть на тебя? Да ты бы решил, что я рехнулась!

— А почему ты не окликнула меня, когда увидела на яхте? Могла сказать всего лишь: «Привет, я знала, что ты здесь, в Довиле, и, пока разыскивала дедову могилу, ужасно захотела найти тебя и поздороваться». Это было бы вполне нормально. Я был бы рад повидаться с тобой, сходить куда-нибудь, но только без обмана, и все бы шло своим чередом, но честно, без подлога.

— Да, знаю! — воскликнула она в отчаянии. — Думаешь, нет? Я себе не могу ничего объяснить, а как объяснить тебе? Знаю, что должна была поступить так, как говоришь ты. Как поступил бы любой нормальный человек! Но я не могла.