— А если бы Себастьена-младшего не было? Тогда ты остался бы?
— Да. Я не знаю, как бы об этом тебя попросил, что бы придумал…
— Зато с ним тебе не надо было ничего изобретать?
— Нет. Но если бы его здесь не было, я нашел бы способ. Я снова увидел тебя, и ты прекраснее, чем сохранилась в моей памяти. Всего неделя прошла с тех пор, как я покинул тебя, но это была страшная, мучительная неделя. Я хотел тебя, представлял себе, как мог бы застать тебя на крыльце перед дверью… Я так же страстно хотел тебя во Франции, и все же дал тебе уехать. Но даже если ко мне вернется память, ни за что не поверю в то, что снова смог предать тебя.
— Да, — согласилась она, и ее голос прозвучал так же хрипло, как и его.
— Я не переставая думал о тебе, хотел тебя. Жерар говорил, что своей улыбкой ты могла бы остановить танк, а я словно никогда не видел ее, не мог вспомнить. Но, Джеллис, я так старался вспомнить. Хотел знать, какой ты была. Увидеть девушку, в которую влюбился. Он сказал, что я был околдован тобой и что от любви, светившейся в твоих глазах, у меня болело сердце. Но если я никогда не вспомню, не смогу вспомнить, то сумею заново ощутить это, заново пережить.
— Я… я не могу улыбаться, — прерывисто прошептала она. — Но могу любить. — И вдруг она напряглась, застонала, покачала головой и крепче прижалась к нему. — Нет. Не могу. Забыла.
— Забыла?
— Да. Мне надо сходить к доктору, — жалобно сказала она.
— Как? Сейчас?
— Да. Нет. Любимый, я даже думать об этом не могу. — Она откинула назад голову, не желая расставаться с теплом его тела, с ощущением его плоти, и посмотрела на него. На его дорогое лицо. Любимое лицо. — После рождения ребенка… и после того, как ты уехал, я перестала принимать таблетки. Мне надо купить их, и я не знаю, сколько времени пройдет перед тем, как… О, Себастьен…
— Позвони ему, — хрипло приказал он.
— Сейчас?
— Да. Нет, подожди. Я не хочу тебя выпускать из рук.
Смущенно улыбнувшись, она прижалась головой к его сильному плечу и крепко обняла его. Она наслаждалась его теплым телом, которое словно создано было для нее.
— Я тоже не хочу тебя отпускать, — прошептала она. — Ведь прошло столько времени.
Он провел губами по ее мягкой щеке, нежно куснул за шею, потом перешел к уху.
— Покажи мне, как я любил тебя, — сдавленно проговорил он. — Покажи мне, как это было.
Джеллис трясло, ей было слишком жарко.
— Да. О, да, — выдохнула она.
Он поднял ее на руки, отнес в спальню и, словно в забытьи, уложил на кровать и лег с ней рядом, обняв ее.
Она страстно принялась водить руками по его телу. Она ласкала его там, где давно мечтала, и он вздрагивал и лишь крепче прижимал ее к себе. Его поцелуи были нужны ей, она мечтала о его губах, о его поцелуях. Вытянувшись дугой так, чтобы он мог дотянуться до ее шеи, Джеллис перекатилась и оказалась сверху, чтобы самой было удобнее целовать его и чувствовать тепло его тела всей своей плотью. Может, он не совсем этого хотел, но ей было все равно, она слишком страстно желала его.
— Вот так это было?
— Да. Может, не столь отчаянно, но так. У нас всегда была потребность касаться друг друга, обнимать…
— Мы можем предохраниться другим способом, — пробормотал он.
— Нет, — нервно смеясь, сказала она. — Я их ненавижу. И ты тоже.
— И я?
— Да.
— Тогда можно придумать иной способ безопасной любви. Есть много способов, — воодушевился он, пробегая пальцами по ее стройной спине. — Может, это не так удовлетворяет, как полное слияние, но все же приносит удовольствие, радость и наслаждение.
— Да, — согласилась она. Она была готова согласиться с любым его предложением. Она погладила его лицо, его дорогое лицо, которое не казалось ей больше таким суровым, и снова поцеловала его в губы, и страсть заставила ее забыть о всякой осторожности.
И наконец, насладившись любовью, они долго смотрели в глаза друг другу, словно боялись отвести взгляд и любое движение и нерешительность могли бы нарушить очарование.
— Ты не сожалеешь? — хрипло спросил он. Она покачала головой.
— И ни о чем не думаешь?
Она снова покачала головой. Ее волосы скользнули на обнаженное плечо и устремились к нему на шею.
— Джеллис!
— Да? — хрипло произнесла она, не сводя с него глаз.
— Я хочу быть только здесь.
— Да.
— И не хочу ничего, кроме этого.
— Да.
Подняв руку, он нежно дотронулся длинным пальцем до ее щеки, потом до губ, до густых ресниц.
— Я хотел бы сохранить этот миг на всю жизнь, — по-французски сказал Себастьен. Он принялся расчесывать пальцами ее волосы, пробегая по густым прядям. — Этот миг останется со мной на всю жизнь. Хотя другие воспоминания заблокированы у меня в голове, и я больше ничего не могу вспомнить. Но если я чему-то и выучился за эти четыре месяца, так это тому, что каждым моментом в жизни надо наслаждаться, хранить его. Каждым мигом, каждой минутой — потому что они могут никогда не повториться вновь. И вот так же я хочу сохранить это, сберечь это для моих будущих темных дней, запечатлеть, чтобы бороться против грядущей боли и обид… Ты нужна мне, Джеллис. В этот краткий миг ты нужна мне. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
— Да, — прошептала она. — Никто из нас не знает, что нас ждет за углом, и мы должны хвататься за каждый миг и сделать его прекрасным. Но, Себастьен, я не вынесу…
— Шшш. — Он прижал пальцы к ее затылку и повернул голову так, что смог коснуться губами ее губ и страстно прижаться языком к рту. Потом раздвинул ее губы и, негромко застонав, лег на нее сверху. И несколько часов, пока ребенок не проснулся для очередного кормления, они, обнаженные, лежали на ее кровати и нежно изучали друг друга, чтобы сохранить воспоминания на грядущие мрачные дни.
Пока Джеллис кормила малыша, Себастьен лежал рядом и смотрел на нее, любуясь ребенком и гладя его по маленькой голове.
— Он красивый, — хрипло заметил Себастьен.
— Да. Уже пора завтракать, а мы еще не искупали его, — грустно сказала она все еще хриплым после занятий любовью голосом.
— У его мамы были более важные дела.
— Да. — Она посмотрела на Себастьена и не смогла удержать улыбки от переполнявших ее чувств. Глаза ее сказали все, что она не могла выговорить. А глаза Себастьена потемнели от нового приступа страсти.
С акцентом, сдавленным голосом он пробормотал:
— Как мог я тебя обмануть? Оставить тебя? И как ты можешь быть такой после всего, что случилось?
— Я люблю тебя, — просто ответила она. — И всегда любила. И не думаю, что смогу перестать любить тебя, даже если бы этого захотела.
— А я не хочу, чтобы ты этого захотела. — Он крепко пожал ей руку и гортанно продолжил: — А ты давно не кормила его сама?
— Давно, — хрипло ответила она. — Ты лежал бы и смотрел, как я…
— Я могу представить себе, что было бы дальше, — сдавленным голосом пробормотал он. Нагнувшись, он коснулся языком ее великолепного сосочка и застонал. — Я постоянно хотел бы… — Он бессильно улыбнулся и пожал плечами, но не закончил предложения. Ему и не надо было это делать. Он и так выражал ее желания, и пока Джеллис кормила ребенка, Себастьен ласкал и гладил ее тело так, что она стала изнемогать от переполнявших ее чувств. — Я не помню, как я любил тебя, — тихо сказал он, — но хочу запомнить это на будущее. Я никогда больше этого не забуду. Никогда. Пойди, позвони доктору, — настойчиво попросил он ее. — А я присмотрю за Себастьеном.
Не в силах ничего сказать, Джеллис кивнула и отдала ему ребенка и бутылочку. Потом накинула халат и пошла вниз, чтобы позвонить доктору. Она чувствовала себя любимой, удовлетворенной, желанной. Трепетной рукой набрав номер, стала ждать ответа.
Через несколько минут она вошла в спальню и остановилась с улыбкой на устах. Все еще нагой, Себастьен стоял на коленях, склонившись над своим смеющимся сынишкой, лежавшим на кровати, и держал над ним плюшевого мишку. У него было прекрасное тело — узкие бедра, длинные стройные ноги, широкая спина. Его темные волосы вились кольцами на шее, и Джеллис почувствовала страстное желание запустить в них пальцы. Страстное, непреодолимое желание.