– Не знаю!

Он улыбнулся, встал из-за стола, подошел к чайнику и включил его.

– Ты даже не проверил, есть ли в нем вода, – пробормотала она сварливо.

Бросив на нее насмешливый взгляд, он приподнял чайник, потряс его и поставил на место.

С раздраженным возгласом она уселась за стол и уткнулась подбородком в сложенные руки.

– Кофе? – мягко поинтересовался он.

– Да.

– Пожалуйста, – напомнил он.

– Пожалуйста. Не очень крепкий.

Он улыбнулся, потом занялся приготовлением кофе и вскоре поставил перед ней полную чашку. Затем он тоже сел за стол со своей чашкой и посмотрел на нее.

– Есть еще приказания, Гита?

– Пока все, – проворчала она.

Он продолжал наблюдать за ней неподвижными глазами.

– Ожидаешь признаний в вечной, неумирающей любви?

– Нет.

– Но ты не хотела бы чувствовать себя использованной, не так ли?

– Не то чтобы использованной, если быть точной, – вздохнула она. – Я хотела бы чувствовать себя ценимой. А я чувствую себя немного униженной. Словно у меня нет своих собственной воли, нет мозгов.

– Но при этом ты вовсе не желаешь прекратить наши отношения. В этом вся проблема, не так ли?

Взволнованная, несчастная, она обхватила ладонями свою чашку, затем подняла на него глаза.

– Да. Между нами нет смеха, нет шуток, нет счастья. А так не должно быть! Или должно?

– Нет, – согласился он. – Я еще ни разу не видел, чтобы ты смеялась.

Но и сам он либо занимался с ней любовью, либо ввергал ее в замешательство – и ничего кроме этого.

– Я вообще мало смеюсь, – произнес он с мягкой улыбкой. – Расскажи мне о своей работе в авиакомпании. О том, каково быть стюардессой. О привлекательных пилотах.

Гита фыркнула.

– Твой единственный возлюбленный был пилотом?

Она помотала головой.

– Большинство летчиков – женатые люди.

– Но это не мешает им заводить интрижки.

– Да, не мешает, – согласилась она, припомнив, что некоторые из них откровенно изменяли своим женам. – Но мы обычно не очень общались с пилотами – вне работы.

– И ни один из них тебе не нравился, Гита?

– Нет, – коротко ответила она.

– А когда ты стала знаменитой, они начали тебя немного побаиваться.

Удивленная, она посмотрела на него.

– Не говори ерунды. Я всего лишь появилась в рекламной кампании тех же авиалиний.

– И только? Но тебе выпала редкая возможность сделать себе имя.

– Да, однако, все получилось вовсе не так, как я хотела.

– В самом деле? – спросил он с легкой насмешкой в голосе.

– Да! Ты, очевидно, полагаешь, что я поступила расчетливо, а это совсем не так. Все произошло совершенно случайно. Они опросили всех стюардесс, кто хотел бы принять участие в пробах, так как они желали увидеть на экране одну из своих сотрудниц, а не какую-нибудь профессиональную модель.

– Значит, ты приняла участие в этих пробах? – мягко поддразнил он. – Наверное, стояла в очереди самой первой?

– Нет! Я вовсе не хотела стать моделью, я была вполне довольна своей работой. – Слегка нахмурившись, она продолжала: – В твоем представлении я все распланировала, этак нагло, цинично… Но я совсем не такая, Генри. Мне не очень-то нравится быть центром внимания.

– Но если ты не принимала участия в пробах, как же тебе удалось стать самой красивой девушкой авиалинии?

– Потому что я случайно попала в кадр, когда они снимали внешний вид самолета! А я и понятия не имела, что где-то рядом находится оператор с камерой.

– Преднамеренная случайность?

– Нет! Почему ты так упорно отказываешься мне верить? Неужели я действительно кажусь такой расчетливой?

– Нет, не кажешься, – признал он, но уверенности в его голосе не было. – А потом?

Она пожала плечами.

– А потом они просмотрели запись и «открыли» меня, – сказала Гита с искренним смущением. – Но, увидев меня воочию и сравнив с той, что в фильме, решили, что я все же не подхожу, и отстали. Найди они достойную модель, обо мне бы вообще не вспомнили. Но никого подходящего найти не удалось, и тогда они снова сняли меня – но в этот раз я уже знала, что меня снимают, – и сразу попросили стать лицом рекламной кампании. Я отказалась. Тогда поговорить со мной пришел сам главный босс. Я все равно не хотела сниматься, но он заявил мне, что таков мой долг служащей авиалинии. Пришлось согласиться.

– А потом косметический гигант «Верлейн» увидел тот рекламный ролик и возжелал сделать тебя своим Лицом Года.

– Да.

– Так запросто, Гита?

– Ты говоришь так, словно я должна этого стыдиться, но я не стыжусь. Это была удача, чистая, настоящая удача. Просто я оказалась в нужном месте в нужный момент.

– И еще оказалась фотогеничной.

– Да.

– И никакой безумной страсти к пилоту?

– Нет. Никакой безумной страсти. Даже никакого легкого флирта. С Мэттью, моим единственным до тебя любовником, мы познакомились на вечеринке. Год были вместе. А потом разлюбили друг друга, – просто добавила она. Все еще ощущая необходимость защитить себя и оттого невольно злясь, она дерзко спросила: – А как все происходило у тебя?

– Женщины были, но страсти не было никогда. Думаю, я даже не верил в само ее существование – пока не встретил тебя. И это действительно великая страсть, не так ли, Гита? – спросил он мягко.

Покраснев, она опустила глаза и вздохнула. Он прав.

– Великая страсть – да, – сказала она тихо. – Но насчет всего остального я не знаю. Я не знаю, что ты любишь, чего не любишь, не знаю, что ты чувствуешь, как думаешь. Ты держишься на расстоянии, а твоя великосветская манера растягивать слова наводит на мысль, что ты считаешь себя существом высшего порядка, – выдавила она.

– Так оно и есть.

В шоке она уставилась на него.

– Почему?

– Потому что так оно и есть, – повторил он и улыбнулся медленной, открыто поддразнивающей улыбкой.

– Но тогда ты хотя бы не должен в этом признаваться! – сказала она с укором.

Он рассмеялся.

– Какая же ты наивная, Гита.

– Я и без тебя знаю, что я наивная! К тому же, глупая и растерянная!

И хочу влюбиться в тебя, но не знаю как, добавила она про себя. Я хочу, чтобы это стало чем-то особенным и чудесным, не таким, как сейчас.

– Я всегда держался особняком, – задумчиво сказал он. – Я не стадное животное, Гита. Самовлюбленный? Надменный? Возможно. – С мрачным видом, пожав плечами, он откинулся на стуле и сделал глоток кофе. – Не люблю врунов и ловкачей… – И, рассмеявшись, добавил: – Думаю, что я вообще не очень люблю людей. Предпочитаю свою собственную компанию. Люблю свои собственные мысли. Были люди, которые мне нравились, но я никогда ни в кого не влюблялся. Я помогу другу, но никому не позволю себя обмануть. И я очень люблю заниматься с тобой любовью. Вот и все, что я о себе знаю.

– Но ты не станешь сильно расстраиваться, если наши отношения закончатся, верно? – тускло спросила она. – Не станешь просить меня вернуться, если я захочу уйти?

Пристально глядя, как эмоции сменяют друг друга на ее очаровательном лице, он ответил негромко и честно:

– Нет, просить я не стану. А ты, Гита, стала бы просить?

– Нет. Думаю, я не из тех, кто просит.

Но мне будет тебя не хватать, подумала она. И мне будет больно. И я буду мучиться от мыслей о том, во что могли бы перерасти наши отношения.

– Чтобы просьбы возымели действие, – сказала она грустно, – думаю, нужно сильно любить.

– А ты в меня не влюблена, не так ли? – мягко спросил он.

– Нет. Я считаю тебя привлекательным, при виде тебя мое сердце бьется сильнее, я теряю голову и начинаю сходить с ума от желания. Когда ты касаешься меня, я словно таю внутри. Но ведь это не любовь, да, Генри?

Он посмотрел на свою чашку с кофе и поставил ее на стол.

– Ты хочешь, чтобы я ушел?

– Нет, – беспомощно сказала она. – Я хочу знать, как мне в тебя влюбиться. Как сделать, чтобы и ты полюбил меня.

– И тогда все будет в порядке?