Взгляд Митча не отрывался от меня, когда он пробормотал:

— Бл*дь.

Я кивнула и продолжила:

— Билли его ненавидит. Сильно. Я не знаю, насколько это плохо, но для меня этого достаточно.

Он убрал руку с моей шеи, я заскучала по ней, хотя и не хотела скучать, но долго скучать мне не пришлось. Он наклонился и оперся рукой на спинку скамьи, а верхняя часть его туловища и особенно лицо оказалось передо мной.

Его глаза уставились в мои, он тихо спросил:

— Тебе нужна моя помощь?

Вот оно, предложение, которое мне было необходимо. Предложение, которое ужаснуло меня, с одной стороны, но у меня не было выбора, кроме как принять его.

— Поскольку я не знаю всей системы, а ты знаешь, и я люблю своих племянников и хочу увести их подальше от этого бардака, да. Я буду благодарна тебе за любой совет, — ответила я причем быстро, прежде чем растеряла все свое мужество.

Его глаза держали меня в своем плену, но выражение их изменилось. Не могла точно сказать, что изменилось, но, чтобы это ни было, выражение его глаз с шипением разлилось у меня по низу живота.

— Я могу предоставить тебе больше, чем совет, милая, — произнес он спокойно.

— Все, что ты сможешь сделать, Митч, как я уже сказала, будет ценным для меня.

Его глаза скользнули по моему лицу, потом опять вернулись к моим глазам, потом он заметил:

— Ты переживаешь и заботишься о них.

— Я их обожаю.

— Потому что они твоя семья? — спросил он испытующе.

— Они отличные дети, — ответила я, пытаясь дать понять, что это намного больше, чем просто кровные узы.

— Они любят тебя, — тихо заявил он.

— Знаю, — так же тихо ответила я.

— Ты долго терпела своего кузена, — предположил он.

— Ага, — прошептала я.

Он продолжал стоять, опираясь на руку, а другая рука обвила меня за шею, и его большой палец коснулся моего подбородка, потом он сказал:

— Принятие решения — это уже половина битвы, милая.

Я втянула воздух через нос, сжала губы и прикрыла глаза. Когда я открыла глаза, то отодвинулась подальше, стараясь не смотреть на него.

И старалась я не смотреть на него, потому что призналась:

— Если это правда, как ты говоришь, то почему я до смерти боюсь этого шага?

— Потому что вся эта история и так некрасива. Потому что любая перемена в жизни пугает. Потому что ты избегаешь риска, как чумы, а это большой риск, который повлияет на три жизни. И потому что ты не глупая.

Мои глаза вернулись к нему, я заметила:

— Не приукрашивай, Митч. Давай скажи все прямо.

Он усмехнулся, и его пальцы еще глубже впились мне в шею, прежде чем ответить:

— С тобой все будет хорошо, Мара, и с детьми тоже, вот почему ты решила это сделать. Так будет лучше для всех. И ты должна верить в это.

— Точно, — пробормотала я, снова отводя от него глаза.

Я почувствовала, как его рука сжалась на моей шеи и опять посмотрела на него.

— Хорошо, — прошептал он.

Он смотрел на меня серьезно, лицо было жестким, но глаза его смягчились, появилась теплота и мне показалось, что эта теплота была не той дружеской соседской теплотой, а чем-то более глубоким. Чем-то более значимым. Будто он уважал меня. Будто гордился мной.

У меня перехватило дыхание, а затем теплота в его взгляде изменилась на что-то другое. Его пальцы впились на моей шеи, приблизив мое лицо к нему, и вдруг мы оба услышали, как Билле закричала:

— Что вы делаете? Пришло время буррито!

Митч медленно прикрыл глаза, его пальцы все еще впивались в мою шею.

Я быстро высвободилась из его руки, спрыгнула со скамейки, сказав себе, что веду себя глупо, обогнула скамейку, направившись к моим будущим подопечным (надеюсь, по крайней мере), чтобы накормить их.

Я не успела дойти до двери, как Митч схватил меня за руку. Глупо было позволять ему вести меня за руку, когда мы входили в ресторан, поднимаясь вверх по проходу, идя мимо стойки администратора к нашему столику, но я позволила ему держать меня за руку. Во-первых, потому что его хватка была сильной и твердой, и мне потребовалось бы некоторое усилие, чтобы высвободить свою руку. А во-вторых, и это самое важное, потому что я только что приняла решение, которое изменит мою жизнь, будет надолго и повлияет на наши три жизни, решение, которое до смерти меня пугало, и мне необходима была сильная рука, за которую можно было держаться.

* * *

Все произошло после того, как Митч угостил нас обедом из трех блюд.

После того, как Билли растаял к Митчу, пока они боролись на пальцах за столом. Билли смеялся, чего я уже давно не видела. А Митч улыбался ему так, словно знал, что мальчик нечасто смеется, и ему это очень нравилось, что он смеется сейчас.

Мы с Митчем сидели бок о бок на скамейке в кабинке, дети сидели напротив нас, пока мы ели. Но теперь, когда мы закончили, Билле встала со своего места, перебравшись поближе ко мне, прижалась, обхватив меня руками, играя с моим хвостом и нашептывая мне всякие девчачьи глупости.

Именно в это время, после того как Митч попросил счет, и мы ждали, когда его принесут, к нам подошла пожилая женщина.

Митч повернул к ней голову, немного отклонившись назад, и я обратила внимание, что также сделал и Билли. Я тоже повернула голову в ее сторону, а Билле еще сильнее прижалась ко мне, глядя на женщину.

Но женщина смотрела только на меня.

— Извините за беспокойство, но я просто хотела сказать, что у вас самая красивая и замечательная семья, которую я когда-либо видела. — Мое сердце остановилось, она широко улыбнулась, коснулась головы Билли, который смотрел на нее с широко открытым ртом, а потом снова посмотрела на меня. — Дети обычно капризничают, спорят, дерутся, шумят, бегают по ресторану. Приятно хоть раз увидеть воспитанную, счастливую, красивую семью. — Она кивнула мне и закончила: — Продолжайте в том же духе.

— Э-э... — пробормотала я.

— Спасибо. — Послышался низкий голос Митча.

Она улыбнулась Митчу, потом Билли, потом Билле. Она снова кивнула мне, развернулась и пошла прочь.

Я несколько раз моргнула, глядя на ее удаляющуюся спину.

— Она такая добрая! — Радостно воскликнула Билле, и я повернулась к ней, увидев ее светящееся и улыбающееся лицо.

— Да, детка, очень милая леди.

— Я никогда не была красивой семьей, — заявила Билле.

Я уставилась на нее, у меня сжалось сердце, повернув голову и поймав взгляд Митча, когда он обнял меня за плечи. Он притянул меня к себе, и так как Билле была в моих объятиях, она тоже притянулась к нему.

Митч наклонился к нам обеим так, что его лицо оказалось близко к Билле, и произнес:

— Так будь ей, красавица!

— Ура! — Воскликнула Билле.

— Тише, милая, немного громко, — прошептала я ей.

— Я не могу тише, — громко и логично прошептала она мне в ответ.

— Она подловила тебя, дорогая, — пробормотал Митч, сжав мои плечи, затем повернулся к официантке, которая принесла счет.

Я немного отодвинулась и втянула воздух. А потом выдохнула. Следующие несколько минут я представляла, что за этим столиком сидит моя прекрасная семья — Билли, Билле и Митч. Семья, которой у меня никогда не было. Семья, которую я всегда хотела. Семья, которая не для таких, как я.

Потом мы вышли из ресторана, отправившись разбираться с моим непутевым кузеном Биллом.

6

Бабочки и цветочки

У меня зазвонил будильник. Я открыла глаза и увидела, что он зазвонил на полтора часа раньше, чем обычно. Я моргнула, а потом вспомнила.

Протянула руку, чтобы выключить его, осторожно перекатившись на другой бок.

Билле спала мертвецким сном рядом со мной, растянувшись на моей кровати, обхватив правой рукой своего нового, маленького, пушистого розового плюшевого мишку. Она казалась такой маленькой на моей кровати, почти ее не занимая. А еще она точно не обращала внимания на будильник.

Я придвинулась к ней, поцеловала в лоб, потом встала с кровати и отправилась в ванную комнату, вспоминая вчерашний день.

Достаточно сказать, что дела у моего кузена Билла сложились не очень хорошо. На самом деле, дела стали намного хуже, чем я могла себе представить, потому что оказалось, что дела у Билла были и стали намного хуже, чем я себе представляла.

И это не потому, что он окрысился на меня, когда я заявила ему, что намереваюсь подать на опеку над его детьми. Хотя он и высказал мне все свое дерьмо, но не из-за того, что я заявила ему, что собираюсь забрать у него детей.

А все случилось потому, что Митч высказал ему все свое дерьмо. Я не хотела, чтобы Митч узнал о моем кузене Билле, Билли и Билле, и о том, как это все отражается на мне, но, когда все произошло, это доказывало только то, что я была права, очень права.

И все же это было удивительно. Хотя я не очень хорошо знала Митча, но впервые увидела, как он сердится. И впервые услышала, как он злиться. Хотя он мог быть настоящим придурком, когда злился.

С другой стороны, я не знала в тот момент, насколько плохи дела у Билла.

А его дела были очень плохими.

Когда мы появились в квартире у Билла, он лежал на диване, находясь в отключке под кайфом, парил так высоко, как воздушный змей. Его глаза были остекленевшими, тело обмякло, конечности не слушались. На грязном, захламленном кофейном столике перед ним стояла открытая полу бутылка водки и валялись приспособления для употребления наркоты.

Я уставилась на своего кузена, застыв в шоке. Я никогда не видела его в таком состоянии. Конечно, я видела его пьяным. Даже видела его пьяным в компании детей, хотя и нечасто. Я также видела его под кайфом, в прошлом, думая, что он все еще употребляет, но употребляет исключительно травку. Не то что обзавелся наркотическими приспособлениями, которые я увидела в этот момент. Я никогда не видела его в таком состоянии и уж точно не под таким кайфом с детьми.

Он не прятал свою выпивку от меня, ни от своих детей, что мне очень не нравилось. Я знала, что детям не нравится видеть, как их родители все время выпивают, пьют до тех пор, пока не упадут замертво, потом приходят в себя, выплескивая все свое дерьмо, такими тупыми, иногда даже агрессивными. И я не хотела, чтобы это видели Билли и Билле. Но это не являлось противозаконным и, насколько мне известно, случалось не так уж часто с моим кузеном.