Митч обнимал меня и прошептал: «Доброе утро, детка».

Мне это нравилось.

Да, мне это очень сильно понравилось.

И я хотела бы так встречать каждое утро всегда.

— Митч, — прошептала я в ответ, не в силах больше ничего сказать.

Его руки сжались на мне, губы не отрывались от кожи на шее, когда он спросил:

— Ты хорошо спала?

— Эм..., — ответила я, перед глазами все затуманилось, тело все еще напоминало статую, а в голове все плыло.

Очевидно, для Митча мой ответ был достаточным, потому что его губы переместились с моей шеи к уху, и он пробормотал:

— Ты такая мягкая и теплая и так хорошо ощущаешься в моих руках, особенно твои изгибы.

— Гм, — пробормотала я.

Боже.

Его руки сжались.

— Хотя ты ощущалась бы еще сильнее, наверное, если бы между нами не было шестилетнего ребенка.

О Боже!

— Хм…

— У Билле спала температура, — сообщил он мне.

— Гм... да, — пробормотала я. — Проверила ее лоб, прежде чем встать.

— Мммм… — прошептал он мне на ухо, отчего еще один, более сильный трепет пробежал по моему позвоночнику. Такой сильный, что все мое тело задрожало. Я почувствовала еще одно сжатие его руки, затем руки Митча исчезли, но не прошло и секунды, как его руки оказались на моих бедрах. Я почувствовала, как жар его тела покинул мою спину, но только для того, чтобы развернуть меня к себе лицом, а затем его жар оказался спереди, и его руки снова обвились вокруг меня, одна оказалась на пояснице, другая — выше на лопатках.

Я заглянула в самую глубину его проникновенных глаз и тут же растерялась.

— Ты должна была разбудить меня, — прошептал он, его лицо было так близко, что я почувствовала его дыхание на своих губах.

— Зачем? — Прошептала я в ответ, все еще пропадая в его глазах (в тепле его тела, в его сильных руках, обнимающих меня).

— Потому что ты бросила меня в постели с шестилетним ребенком, — ответил он, и это было сказано мягко без всяких обвинений.

— Ну и что?

— Детка, она — не моя дочь.

— Ты ей нравишься.

— Но она — не моя дочь. Ты там, это круто. Я один в постели с Билле, не так круто.

Вот черт.

Ладно, вот оно что. Я оказалась очередной раз идиоткой, думая, что они напоминали мне американскую мечту семьи. Я, как всегда, облажалась, и Митчу стало не по себе.

— Прости, — прошептала я.

Его руки напряглись, одна из них на лопатках поднялась вверх, и его пальцы схватили меня за хвост.

— Все нормально, — прошептал он в ответ, и я снова начала растворяться в его глазах, хотя его веки опускались одновременно с опускающейся головой, а губы были на расстоянии вдоха от моих.

— Митч, — позвала я, но мои губы коснулись его губ. А потом мои губы вообще перестали говорить, потому что его губы оказались на моих. Он обхватил меня за затылок, наклонив мою голову в сторону, рука передвинулась в другую сторону, его язык прошелся по моим губам, пока мои губы сами собой не раскрылись и его язык не проник внутрь.

Боже.

Вот оно опять.

О Боже!

Он был так хорош на вкус, он так прекрасно ощущался и так прекрасно целовался.

Руки заскользили вверх по его спине, пальцы впились в предплечья, пока он целовал меня, он был таким вкусным, что я не могла не целовать его в ответ.

Наконец, губы Митча оторвались от моих, скользнули вниз по щеке к уху, он зарычал, сжав руки:

— Боже, мне так нравится твой рот.

И вот я снова, стою в его объятиях, крепко прижатая к Митчу и тяжело дышащая.

Как такое случилось?

— Митч… — начала я.

Он приподнял голову, встретившись со мной глазами, оборвав меня:

— Когда у тебя следующий выходной?

Я моргнула.

— А что?

Его рука, лежащая на моих бедрах, напряглась еще сильнее.

— Твой следующий выходной, дорогая, когда?

— Ум... сегодня, — ответила я.

Он ухмыльнулся и тихо произнес:

— Я знаю, милая. Когда у тебя следующий выходной?

— Ээээ ... в пятницу.

— В четверг вечером мы возьмем няню.

Я моргнула, услышав это, такие слова обычно говорит отец матери, муж жене говорил еще больше слов, которые могли ей понравится.

— Что?

— Няня.

— Но почему?

— Потому что в четверг вечером я приглашаю тебя на ужин. Я тебя напою. Потом доставлю домой, а потом буду делать с тобой разные вещи. И то, что я предполагаю проделывать с тобой мягко переведет нас в пятницу, и я не хочу, чтобы дети меня прерывали, пока я буду это делать.

У меня подогнулись даже пальцы на ногах, колени задрожали, а соски начало покалывать.

О боже!

Я изо всех сил пыталась найти дорогу обратно в мир Мары, который был для меня более безопасным и гораздо более здравомыслящим, и начала:

— Я не…

Я замолчала, услышав, как открылась дверь в ванной комнате в коридоре. Билли вышел из душа.

Голова Митча отодвинулась от меня на два дюйма и слегка повернулась, прежде чем он пробормотал:

— Дети все время прерывают.

Я задвигала руками, прижав их к его груди, что было не очень хорошо, так как все мои пальцы встречали на своем пути только его горячее, твердое, гладкое тело.

Я пришла в себя и начала:

— Митч…

В этот момент раздался стук во входную дверь.

Митч повернул голову в другую сторону, я проследила за его взглядом, и мы оба уставились на входную дверь.

— Кто бы это мог быть? — Прошептала я.

— Понятия не имею, — ответил Митч уже не шепотом, отпустив меня, отчего мои руки отлетели в стороны, поэтому я прижала ладони к столешнице, чтобы удержаться на ногах, наблюдая, как Митч направлялся к двери.

Он посмотрел в глазок, опустил голову, пару раз удивленно качнув головой, повернулся ко мне, взглянув на меня. Я увидела удивление в его глазах, а также едва заметное раздражение. Затем он снова повернулся к двери, снял цепочку, повернул замок и открыл.

— Ты никак не могла умерить свое любопытство, а? — спросил он того, кто стоял за дверью, и в его голосе была та же смесь удивления и легкого раздражения.

— Да, потому что мой брат позвонил мне в девять часов вечера, спросив, что нужно дать больному ребенку с высокой температурой... так что ты прав, никак не могла умереть свое любопытство. Ничего не могла с собой поделать. — Услышала я женский голос, и тут же увидела, как Митч отошел в сторону, пропуская в квартиру женщину с такими же темными волосами, как у Митча, правда, вьющимися, стильно подстриженными, доходящими ей до плеч. Она была высокой, как и Митч, не совсем высокой, как он. И сложена была совсем не так, как Митч. Она состояла из отменных сисек и задницы.

За ней проследовала точная копия только в возрасте, и эта женщина очевидно была матерью Митча.

И я оказалась права. Его мать носила твинсеты (двойки — единый комплект из блузки и пиджака, или пиджака и юбки).

С платками.

Очень красивыми.

О... боже мой!

— Привет, вы, должно быть, Мара, — заявила миссис Лоусон, завидев меня. — Я мама Митча, Сью Эллен.

Мой мозг тут же воспользовался этим неудачным моментом, напомнив, что на мне была всего лишь ночнушка, а сверху рубашка Митча, а на Митче не было ничего, кроме пижамных штанов с завязками. И я тут же представила себе, что меня застукали в квартире Митча ранним утром, одетую только в ночнушку, трусики и рубашку Митча, а Митч был в пижамных штанах, и что могла подумать обо мне эта женщина, которая сказала, что ее зовут миссис Лоусон, и женщина, которая, скорее всего, была сестрой Митча — Пенни.

— Привет, — ответила я прежде, чем успела начать задыхаться от смущения.

Сестра Митча направилась к барной стойки, и ее улыбающиеся глаза остановились на мне.

— Я — Пенни, сестра Митча, — как бы между прочим представилась она, будто ситуация была вполне нормальной — застать соседку ранним утром у своего сексуального брата. Несмотря на то, что эта соседка обосновалась с ее сексуальным братом, пытаясь выплыть из длинного кризиса, в которой втянула ее горячего брата.

Что, кстати, было совсем не так.

— Э-э... привет, — отозвалась я. — Я — Мара, ум... — я не могла выдать про себя никакой дополнительной информации, потому что, скорее всего, они уже знали, кто я, поэтому была не уверена, кем была для Митча. Только вчера вечером он назвал меня «своей Марой», и от одной этой мысли, у меня сейчас бегали мурашки.

Я надеялась, что родственницы Митча этого не заметят.

Пенни проигнорировала мое глупое молчание и спросила:

— Как Билле?

— Температура спала, — ответил Митч. Закрыв за ними дверь и направившись на кухню. Ко мне. И я заметила, что он сразу как-то расслабился после такого необычного появления, возможно его мать и сестра часто без предупреждения наведывались к нему, скорее всего, что так. — Все случилось очень быстро, быстро поднялась температура и так же быстро спала, до второй порции лекарства не дошло.

— Это хорошо, — пробормотала миссис Лоусон, подходя к Пенни и становясь рядом с ней у стойки бара.

— Вы, ммм... может кофе? — Спросила я, подтягивая свои навыки хозяйки и задаваясь вопросом, стоит ли мне вести себя, как хозяйка, потому что это все же не моя квартира, а также потому, что, скорее всего мне лучше перед ними извиниться и отправиться в спальню Митча одеться.

Митч уже доставал кружки, а миссис Лоусон ответила:

— Отличная идея.

— С удовольствием выпью чашечку, — добавила Пенни.

Хотя я пыталась казаться вежливой, до конца не понимая, как относиться к их ответу, если учесть, что их ответ означал, что они собираются остаться здесь на некоторое время. И как ни странно, они не удивились, что я стала играть роль хозяйки на кухне Митча в ночнушке и в его фланелевой рубашке.

Митч поставил кружки на стол, я схватила кофейник и разлила кофе по чашкам. Все молчали, поэтому я ухватилась за фразу, которую произнес Митч, подойдя ко мне с галлоном молока, спросив:

— Что ты имел в виду, что дело не дошло до второй порции лекарства Билле?

Он плеснул молока в две кружки и отставил галлон в сторону, ответив:

— Поставил будильник, как и обещал. Он разбудил меня, я проверил ее лоб, температура спала.

При этих словах, забыв об аудитории, я уставилась на его красивый профиль, пока он доставал чайную ложку из ящика стола, потянувшись к сахарнице.