В ответ Блейксли только саркастично улыбнулся.

— Я могу прожить и без вашего жемчуга, Даттон.

— Я полагаю, вопрос в том, сможет ли Луиза Керкленд прожить без него. И увенчаются ли успехом ее попытки вернуть жемчуг.

После этого замечания, достаточно грубого, надо признать, равнодушные глаза Блейксли вспыхнули.

Но Даттону не было дела до глаз Блейксли. В этот момент он задумался о причинах собственных огорчений, не зная почему. Ему доставляло удовольствие жить, не вдумываясь в причины того, что происходит. Но нужно признать, это тоже вело к скуке.

А Даттон, как правило, остерегался скуки и делал все, чтобы разнообразить свою жизнь. Все каким-то странным образом возвращало его к мыслям об Энн Уоррен.

Глава 6

Даже самому невнимательному наблюдателю было бы очевидно, что маркиз Даттон напился. Для Генри Блейксли было к тому же очевидно, что Даттон разрушил вполне достойный план.

Луиза видела, как жемчуг Мелверли, ее жемчуг, самым ужасным образом, какой только можно представить, чуть было не перешел к другой женщине; а вместе с ним и человек, к которому ее болезненно и необъяснимо тянуло, человек по имени лорд Даттон. Он обладал тем, что она, ни на секунду не усомнившись, считала своим. Это не давало ей покоя, заставляло проявлять характер. Несмотря на все очарование Луизы, не всем это было по вкусу.

Пожалуй, Блейксли не мог объяснить, что так влечет его. Но все же... Пленен. Возбужден. Очарован. Вся эта нелепая и бестолковая чушь, описанная поэтами и глупцами, — и вот он сам в ней погряз.

Он был влюблен в Луизу. Глупо. Нелепо. Странно. Глупо, потому что она не любила его. Она была безоглядно очарована Даттоном, и ничто не могло сбить ее с толку. Блейксли пытался. Это было смешно. Он увидел Луизу на вечере у своих родителей два года назад, и ее взгляд, посланный через всю Желтую гостиную, пленил его. Отважная и дерзкая, интересная и превосходная, ее рыжие, горящие, как факел, волосы в переполненной гостями комнате, ее безупречно белая светящаяся кожа... можно было бы еще долго перечислять. Короче говоря, он пообещал себе с этого момента всюду быть с ней.

А Луиза абсолютно нелогично решила с того самого момента всюду быть рядом с Даттоном.

Однако не стоит забывать, что Луиза встретила лорда Даттона на том же вечере, и с тех пор ее смелые и призывные взгляды были адресованы только ему.

А поэты писали о любви. Они заслуживали голодной смерти.

То, что Блейксли подарил Кэролайн жемчуга, стоившие целого поместья, на глазах у Луизы, не было случайностью. Все происходило в этой гостиной всего пару дней назад. Парадоксальность ситуации придавала остроту изысканному вкусу мести.

На ее месте должна была оказаться Луиза. Она могла стать обладательницей его жемчуга. И его фамилии.

Но ей нужен был Даттон, а она Даттону была не нужна.

А еще ей нужны были ее жемчуга.

Исходя из этого, предложение Даттона имело свои достоинства. Даттон — джентльмен высшей пробы, но это не мешало ему быть порядочным мерзавцем. Скорее всего, эта смесь и притягивала Луизу. Девушки из хороших семьей непременно находили привлекательными мужчин сомнительного нрава. Если хотите — закон природы, который Блейксли постиг, когда встретил Луизу.

— Если я заберу у вас жемчуга Мелверли, — сказал Блейксли, — что вы потребуете в качестве компенсации?

Даттон открыл один глаз, чтобы лениво взглянуть на него.

— А что вы можете предложить?

Блейксли шел на сделку ради внимания Луизы Керкленд и прекрасно отдавал себе в этом отчет. Крайне неприятно, но крайне необходимо.

— Я не уверен, что у меня есть что-либо интересующее вас, — сказал Блейксли.

Глаз Даттона снова закрылся, и он вздохнул:

— Боюсь, что так и есть. Полагаю, вся трудность ситуации в том, что у меня есть кое-что весьма интересующее вас. Вот какая незадача.

— Есть — слишком сильно сказано, — мягко заметил Блейксли.

— Неужели? — протянул Даттон, не открывая глаз. — Если бы жемчуг был у вас, это можно было бы проверить. — Он поднял веки, пронзив Блейксли знаменитым синим взглядом. — Возьмите жемчуг. Посмотрим, что ей нужно. Если она продолжит всюду искать моего общества, все станет ясно.

— А если она начнет преследовать меня? Значит, ей нужен только ее жемчуг? Не очень-то лестно.

— Дорогой Блейксли, — сказал Даттон, — если суть в том, чтобы найти способ польстить вам, то нам нужно затеять другую игру. Я думал, что все дело в Луизе.

Что, разумеется, так и было. Последние два года практически все в жизни Блейксли было связано с Луизой. Это оказалось изнурительно однообразно, но, к сожалению, ничуть ему не надоедало. Ни в малейшей степени.

— Она должна знать, что жемчуг у меня, — сказал Блейксли, — иначе нет смысла.

— Я позабочусь об этом, — сказал Даттон, — потягиваясь в кресле.

— Здесь нужно быть поделикатней, — сказал Блейксли, имея в виду обращение с Луизой. Ей вряд ли понравилось бы, узнай она об этом уговоре. — А я все же должен знать, что вы ждете взамен от меня. Я не хочу слепо бросаться в омут, Даттон.

О чем говорить, если он уже ослеп от любви. Два предыдущих года доказывали это, а последние две минуты — подтверждали.

Это безумие. Но он сам не мог осознать всю его глубину.

— Давайте заключим пари, — сказал Даттон. — Обыкновенное пари с обыкновенными ставками.

Любой в Лондоне понимал, что нет ничего хуже обыкновенного пари с обыкновенными ставками. Но, как всякий безумец, Блейксли отбросил доводы разума, если еще можно было устроить иначе с Луизой Керкленд, то он уже не мог остановиться.

— И что на кону? — спросил Блейксли.

Даттон пожал плечами и праздно провел взглядом по убранству Белой гостиной.

— Я все устрою. Завтра утром станет известно, что жемчуга Мелверли у вас. Если, скажем, через три дня она не... о, как бы это назвать поделикатнее?

— В данной ситуации предпочтительнее определенность, — с притворной улыбкой сказал Блейксли.

— Тогда извольте, — фыркнул Даттон. — Мне нужно это сказать? — Даттон холодно ответил на улыбку Блейксли. — Если она не потеряет мой след и не помчится по вашему, тогда будет ясно, что ее интерес вовсе не в жемчугах. Так ведь?

— Не совсем, — сказал Блейксли. — Как мы оценим ее интерес? Ни один из нас не объективен.

Даттон посмотрел на него в упор. Казалось, он кипит от негодования и готов испепелить любого. Однако Блейксли не собирался проигрывать ни пари, ни Луизу по прихоти человека, который был чаще пьян, чем трезв.

— Вы думаете, я буду мошенничать? — воскликнул Даттон. — Притворяться?

— Я думаю, вы себя переоцениваете, — сказал Блейксли, положив ногу на ногу и откинувшись в кресле. — Ведь для вас это так характерно. Я просто отстаиваю свои интересы. Едва ли вы можете придраться к этому.

— Тогда давайте привлечем третью, объективную сторону для оценки, — ухмыльнулся Даттон.

Не дай Бог! Чего Блейксли уж точно не хотел, так это чтобы кто-то еще знал о происходящем. Если у Луизы возникнут подозрения, она будет вне себя от ярости.

Само собой, она ни о чем не должна была догадаться.

— Хорошо, — сказал Блейксли, бегая глазами по комнате, стараясь второпях подобрать подходящий вариант. — Обратимся к герцогу Кэлборну?

— Давайте, — сказал Даттон и, пошатываясь, встал.

Герцог Кэлборн был самым величественным и неподкупным герцогом в Англии. То, что он был вдовцом с юным сыном, что его поместье было гигантским, что он был доброжелательным, хотя и сдержанным человеком, означало, что он был вовлечен в самые интересные сплетни. Такое создавалось впечатление. Кэлборн не был склонен к болтовне, чем, естественно, только подхлестывал слухи.

Кэлборн, в одиночестве сидя в кожаном кресле и потягивая, бренди, не приподнялся, чтобы поприветствовать их. Блейксли это даже обрадовало; не стоит привлекать внимание к такому внезапному визиту. Чем быстрее и тише будет улажено дело, тем лучше. Кэлборн с нескрываемым удивлением выслушал пьяные объяснения Даттона по поводу Луизы и жемчуга Мелверли.