— Думаю, я рада, что всё закончилось, и мы сделали это. И я счастлива.

Натан взял мою ладонь, одетую в перчатку, в свою, закатив глаза:

— Всё закончилось, и мы сделали это? Малышка, ты что, используешь меня?

Малышка. Он называл меня так и вчера ночью в постели, от чего я просто таяла. Но при свете дня это значило для меня куда больше.

Мы завернули в другой сад, цветы зачахли от зимних морозов, но всё равно были ухожены.

— Я определённо тебя использую. И, уж если я хочу, чтобы ты остался, тебе придётся делать то, что я скажу.

Я ехидно улыбнулась, но быстро сменила ехидность на глупую усмешку, чтобы он понял, что я шутила.

— Что ж, если хочешь знать, для меня это много значит, — он сжал мою ладонь, и мы шли молча, прогуливаясь по землям Холлис Хаус. Был четверг, но Натан позвонил всем сотрудникам и сказал остаться дома. Не то чтобы мне нужно было что-то, чего я бы сама не могла сделать. Мне просто хотелось побыть с ним наедине, вдали от людей, которые начали бы осуждать нас.

— Ты помнишь, как мои и твои родители общались между собой?

Я не была уверена, почему спросила его, но, гуляя по тропам, которые много значили для нас обоих, мне хотелось об этом узнать.

Натан тихо ответил:

— Мой отец очень любил твоего отца. Он всегда твердил, какой твой отец хороший начальник, великодушный и добрый. Он как-то рассказывал моей матери, что, несмотря на то что твой отец был одним из самых богатых людей в стране, они могли часами сидеть и обсуждать спортивные игры, и не имело никакого значения, из какого они рода.

Его слова действовали на меня успокаивающе. Я смотрела на родителей как дочь… с моей точки зрения, они всегда были правы. Но услышать, что они так заботливо относились к своим сотрудникам, было как будто читать их дневники. Я никогда не знала этой их стороны.

— А наши матери?

Мы вошли в секретный сад, и Натан провёл меня внутрь.

— Они вместе устраивали летние пикники в розовом саду. Не часто, потому что твои родители обычно были в отъезде, но они искренне любили друг друга. Моя мать часто переписывалась в письмах с твоей, не уверен, знала ли ты об этом.

Я не знала, но очень хорошо помнила цвет и шрифт письма моей мамы:

— У неё был красивый почерк. Она была такой очаровательной.

— Как и её дочь, — мы остановились посреди огороженного сада, скрытого от внешнего мира.

Он медленно склонился ко мне, оставляя нежный поцелуй на кончике моего холодного носа. Затем Натан наклонился ниже, сминая мои губы и доводя мой пульс до сумасшествия. Он зажёг огонь в каждой моей клеточке, и, когда он наконец оторвал свои губы от моих, меня всю трясло.

— А ты знала, что я видел тебя здесь, когда ты была маленькой? — спросил он, обнимая меня за талию.

— Что? — слегка удивилась я.

У меня было мало воспоминаний из детства о Холлис Хаус. Несколько отрывков о садах, об отце, сидящем в библиотеке, но остальное было размытым.

— Ага. У тебя были вот такие длинные волосы и фарфорово-бледная кожа. Ты выглядела словно куколка, и я был зачарован тобой. Родители рассказывали, что я умолял отца взять меня с собой, когда узнавал о приезде семьи Валон. Ты любила сидеть в розовом саду и играть в куклы, сочиняла им истории. Тогда я втрескался в тебя по уши.

Я спрятала лицо в его пальто:

— И всё это время ты вёл себя со мной так безразлично и холодно. Ты лжец!

Натан приподнял мой подбородок к себе:

— Потому что не хотел причинить тебе боль. Было бы нехорошо пересечь эту черту, ты и так немало выстрадала. Я бы ни за что на свете не хотел сделать тебе ещё больнее, случись что-то. Не то чтобы я планировал это, но я хочу защитить тебя. Ты мне очень дорога, Камилла.

Его признания согревали меня даже в зимний морозный полдень.

— Ты тоже мне очень дорог, Натан. Итак, чем мы займёмся вечером? Я голодна.

Натан зарычал и набросился на мою шею:

— Я тоже.

Я понимала, о каком голоде он говорил, и неожиданно я почувствовала влажность там, где совсем недавно я испытывала боль:

— Тогда отнеси меня в дом и согрей.

Он не стал терять времени, взял меня на руки и побежал к дому. Я разразилась смехом, месяцами не ощущая такой беззаботности. А если уж быть честной, то годами.

«Виндзор».

Натан смотрел на меня с ехидной ухмылкой:

— Твоё второе имя Виндзор?

Я отплыла от него, расплёскивая воду и негодуя от его задиристой интонации:

— Да! Это традиция, и это красиво. Так что не начинай. А какое у тебя?

Нейт поклонился, колебля тёплую воду:

— Ромео Наполеон Третий.

Я закатила глаза и поплыла по-собачьи, поддразнивая его плыть за мной, хоть и было сложно притворяться обиженной, когда в шаге от меня стояли три рельефные человеческие статуи ростом под шесть футов, одетые в чёрные купальные шорты. Капли воды блестели на естественно смуглой коже Натана, и, хоть он уже не был в большом спорте, тело его было мускулистым и упругим. Я ловила себя на том, что то и дело проводила линии пальцами по его груди, когда мы оставались наедине и нагишом. Его тёмные волосы были мокрыми и зачёсаны назад, он был похож скорее на некоего греческого рыбака в его выходной день, чем на провинциального парня из пригорода Нью-Йорка.

Это я предложила искупаться в бассейне и посидеть в сауне сегодня вечером; с декабря месяца я лишь раз ими воспользовалась. Комната была красивой: стеклянный потолок открывал вид на зимнюю ночь и мерцающее небо над головой. Мне нравилось приходить туда ночами, там было тепло и умиротворённо, и можно было смотреть на звёзды в вышине, не спрятанные за городскими огнями и суетой.

Ну и, конечно, можно было любоваться тем, как Натан в своём сексуальном купальном костюме красиво рассекал волны в бассейне. Это было огромным преимуществом.

Как, к примеру, сейчас его мускулистые плечи гребли в мою сторону:

— Иди сюда, принцесса!

Он подхватил меня, прижимая к себе, и погрузил нас в тёплую воду бассейна олимпийских размеров. Наши тела сплелись, и я льнула к нему, наслаждаясь прикосновением пальцев к его коже под водой.

Мы всплыли на поверхность. Натан стоял, в то время как я не доставала до дна. Мои ноги обвили его талию, руки обхватили его шею, а его руки прижали меня ближе, подхватив за зад.

— Да ты просто наглец, — я провела языком по его губам, и он тут же поймал его зубами.

Отпустив моя язык, который слегка пощипывало от боли после укуса, Натан закатил глаза:

— Ты любишь так меня называть, когда мы вместе дурачимся. Надо бы тебя закалить.

Он сорвал часть моего купальника:

— Не удивительно, что ты не различаешь шуток, эта вещица слишком маленькая. С тем же успехом можно и без неё.

Он начал развязывать верхнюю часть купальника, я стала колотить кулачками и поплыла к другому бортику бассейна.

— Не так быстро, мистер. Всего два часа назад ты раздел меня и повалил на кровать. Мне нужно время восстановить силы.

Взгляд Нейта блуждал по моему телу, так что мы оба знали, что мои соски затвердели под чёрным треугольным топом.

— Вот эта часть твоего тела нравится мне больше всего. Я проделаю отличную работу с тобой в этой позе.

Я покраснела от кончика носа до пят, понимая, что он снова таким образом пытался соблазнить меня. За этой галантностью, скрытой под прочной шелухой, скрывался помешанный бог секса, который, видимо, положил на меня глаз. Не то чтобы я жаловалась.

— Да, но с болью во всём теле похлеще, чем у марафонцев, мне нужна передышка, — вот уже неделю как мы бросались друг на друга; и, хотя секс стал моим любимым времяпрепровождением, мне нужно было набраться сил. — Если бы ты мог сделать что-то одно, что бы ты выбрал?

Вот почему я придумала эту игру — чтобы узнавать о людях больше с помощью незначительных мелочей. Хоть я и знала, что собой представлял Натан, каким добрым и заботливым он мог быть, но не особо знала о его причудах и фактах из жизни. Я знала, что он был привлекательным, что его отец работал здесь, что он вырос в Харлин Фоллс. Но мне хотелось узнать его по-настоящему. Какое его любимое блюдо, когда он болеет, или кто его любимый спортсмен — то, что не узнаешь, пока не спросишь.