Паркер сказала:

– Есть одно место на Кэмби-стрит, ресторан «У Ромеро».

– Итальянский? Белый с зеленым?

Паркер кивнула:

– Как тебе такой набор – лазанья, салат, бутылка красного?

– Отлично, великолепно.

– Шесть тридцать – не рано?

– Нет, замечательно.

Уиллоус убрал со стола, проверил, заперты ли ящики.

Спирс сказал:

– Задержись. Как только Эдди слезет с телефона, мы ему сообщим о дополнительной прикормке.

– Я – пас, Ферли. – Уиллоус ткнул большим пальцем в сторону комнаты для допросов. – Когда будешь уходить, разбуди этого прохвоста и отправь его домой, ладно?

– Будь спок. – Спирс переключил внимание на Паркер. – Ставлю пять долларов, что Ванкувер обставят на три очка. Принимаешь?

– Откуда ты знаешь, что я иду на матч?

– Оттуда же, откуда я узнал, что Эдди съест бумажный пакет и изойдет слюнями.

Паркер ждала.

– Потому что я детектив, – объяснил Спирс.

Дэн Оикава протянул ему десятидолларовую банкноту. Спирс сунул десятку в бумажник, вытащил пятерку и передал ее Оруэллу.

Оруэлл, все еще слушавший Джудит, не глядя сложил купюру пополам и запихнул в карман штанов.

– Эй, – сказал Оикава. – Погоди!

– Спор был, съест Эдди сандвич с бумагой или нет, – объяснил Спирс. – Так съел же. А знал он или нет, что делает, не имеет никакого значения. Дело закрыто.

Оикава бросил на Спирса свирепый взгляд.

– Кончай эти юридические штучки, старик. Вы меня надули.

Оруэлл повесил трубку.

– Истинная правда, – сказал он и громко рыгнул. Взглянул на Паркер, широко улыбаясь, а затем мимо нее; улыбка погасла, взгляд стал холодным.

– Какого черта тебе тут нужно, парень?

Черри спросил:

– Можно позвонить?

– Четвертак есть?

Черри Нго порылся в карманах и протянул ему блестящую новенькую двадцатипятицентовую монету.

– Положи на стол.

Четвертак покружился на металлической поверхности, дрогнул раз-другой и застыл.

Оруэлл подтолкнул телефон через стол.

– Только недолго.

Черри набрал семь цифр, быстро заговорил по-вьетнамски.

Оруэлл обернулся к Оикаве, поднял бровь. Оикава пожал плечами. Китайский, японский, а теперь вот и вьетнамский. Оруэлл упорствовал в убеждении, что эти языки мало чем отличаются.

Черри немножко послушал, ответил коротко, но горячо и швырнул трубку.

Оруэлл сказал:

– Ты только испорть мне телефон, я тебе все кости переломаю.

– Я могу идти? – спросил Черри у Паркер.

Паркер сказала:

– Дай мне пять минут, Дэн, а потом сведи его вниз и покажи выход, ладно?

Оикава кивнул.

– Исчезаешь?

– Давно исчезла, – ответила Паркер, направляясь к двери.

Паркер жила на верхнем этаже трехэтажного дома на Одиннадцатой Западной. Улица была узкой, поэтому, чтобы не перекрыть движение, ставить машины разрешалось только на южной стороне. Паркер втиснула свой видавший виды «фольксваген» в просвет на полквартала ниже дома, заперла дверцы, перекинула сумку через плечо и заспешила через дорогу.

В квартире было жарко, душно. Она не задернула шторы, уходя, и позднее июльское солнце за день превратило ее в духовку. Паркер взялась за оконный запор, намереваясь впустить немного свежего воздуха, и тут мимо проехал темно-бордовый «форд», проехал как-то слишком медленно. Водитель пригнулся к рулю, но с высоты третьего этажа она его отлично разглядела. На нем были темные очки, но Паркер показалось, что его глаза на долю секунды встретились с ее глазами. Затем «форд» прибавил скорость, исчез из виду. Паркер заметила красно-белую наклейку на заднем бампере. Она открыла окно, вдохнула свежий воздух и пошла в спальню. На ней были простая белая блузка и строгий темно-синий костюм. Но под рабочей одеждой прятались черная шелковая комбинация, черные кружевные лифчик и трусики. Зачем она носила эти женственные вещи? Ради кого старалась?

Очевидно, ради себя самой, потому что больше никого не было.

Раздевшись, она встала под горячий душ, о котором мечтала весь день.

Час спустя, сидя за лучшим столиком у окна, наблюдая за текущей мимо толпой и вертя в руках бокал с вином, она вдруг поняла, что рассказывает Джеку Уиллоусу о темно-бордовом «форде», описывает водителя, пригнувшегося к рулю, его темные очки, длинные волосы и густые, словно приклеенные, усы.

Уиллоус сказал:

– Ты его не узнала, но подозрительная поза тебя встревожила, да?

Паркер пожала плечами. Она и сама не понимала, из-за чего именно беспокоится, и есть ли вообще из-за чего беспокоиться.

Она служила в полиции уже пять долгих лет. За это время пришлось упрятать за решетку немало народу, и большинство не питало к ней никакой благодарности. Ей угрожали. Угрозы тоже были частью жизни. Нельзя задумываться об этом, если, конечно, не хочешь свихнуться. Но порой подкрадывается безумие. Возможно, в ее теперешних ощущениях виноват всего лишь день, проведенный с подонком Черри Нго.

Возможно.

Она посмотрела сквозь бокал на улицу. Вино окрасило прохожую женщину в кроваво-красный цвет.

Уиллоус разломил хрустящую булку, потянулся было за маслом, но передумал.

Паркер спросила:

– Что слышно от детей?

Уиллоус наполнил ее бокал, потом собственный. При таком усердии, если лазанья не подоспеет в ближайшее время, им не обойтись без второй бутылки и не успеть на две или даже три первые подачи. Он ответил:

– Отлично. Немножко боятся лететь из Торонто без взрослых, но ничего, все будет в порядке.

Паркер кивнула, отхлебнула вина, попыталась придумать, что бы такого умного сказать. Но будь у нее мозги, разве она вообще бы об этом заговорила?

Жена Уиллоуса ушла от него около года назад и увезла двоих детей, Шона и Энни, с собой в Торонто. За три с половиной тысячи миль. Ни тебе попечительства, ни встреч по выходным. Соглашение предполагало, что Уиллоус будет получать детей каждое лето на июль или август по его выбору. В этом году должен был быть июль, но Шейла устроила настоящую подлость, в последнюю минуту перенесла приезд на август, хотя отлично знала: у него будут дела в суде и миллион других хлопот, – надеялась, что он не сумеет справиться.

Появилась официантка с салатами. «Садовый» для Паркер, «Греческий» для Уиллоуса. Паркер заметила, что Уиллоусу представился также вид на прелестную ложбинку в декольте, на случай если ему вздумается взглянуть. Красивый парень Джек, ничего не скажешь.

Уиллоус спросил:

– О чем ты думаешь, Клер?

Паркер вздрогнула, выпрямилась. Пряча румянец за бокалом, сказала:

– О десерте, Джек. О чем же еще?

Увидев «фольксваген» Паркер в зеркале заднего вида, Фрэнк взглянул на часы на приборном щитке машины, которую он взял напрокат. 5.37. Он сделал заметку на обороте конверта. У дамочки довольно размеренная жизнь для полицейского. Может, неделя была спокойная.

Он уже наметил план действий.

По обе стороны улицы стояли трехэтажные жилые дома. Около пяти вечера припарковаться можно было где угодно, затем люди стали возвращаться с работы, улица начала заполняться.

Он приедет пораньше, застолбит место перед домом Паркер, увидев ее, отъедет, вернется по одному из переулков и успеет как раз вовремя. Она втиснет машину в щель, которую он освободит, то есть туда, куда ему нужно. Если она будет копаться, и он не станет пороть горячку. Если заторопится, и он поднажмет. Словом, рассчитает время так, чтобы сбить ее, когда она будет переходить улицу.

Если б сейчас он сидел за рулем «корвета», с этим было бы покончено уже сегодня. Но, хотя он и не поскупился на страховку, парень из гаража – жирный, со сбившимся набок галстуком и торчащей из ноздрей шерстью – вряд ли закроет глаза на то, что машина пострадала, сбив человека.

Нет, лучше взять «корвет». Оставить «форд» неподалеку. Расквитаться с Паркер, бросить пижонскую тачку где-нибудь в закоулке и пересесть в «форд».

Что потом? Возвращаться в гостиницу или выписаться, сложить багаж в «форд», а покончив с делом, прямиком отправиться в аэропорт?