— Тебе удалось, — спросила она шепотом, — спасти что-нибудь?

— Вряд ли, — ответил я. — Не двигайся. Ветер сильный?

Она медленно скосила глаза налево.

— Вроде все нормально.

— Ладно. Обойду кругом.

Я открыл дверцу и вышел наружу. День был подходящим для серфинга, запуска летающих змеев или просушки белья, но решительно не соответствовал задаче спасения небольшого количества порошка. Ветер, как хорошо известно, инструмент дьявола.

Я чуть выждал, прежде чем открыть дверцу со стороны Луизы. Когда же ее открыл, порыв ветра ворвался в кабину, как комедийный чих, и развеял все мои надежды. Я глубоко вздохнул и уставился на Луизу.

— Именно поэтому, — проворчал я, — существует этикет.

Когда солнце подрумянилось и опустилось ниже к горизонту, возможности маневрирования на шоссе стали уменьшаться. Наконец я направил фургон в узкую горловину между лагуной и Атлантикой, ведшую в Кадис. Супермаркеты мебели и автомобильные салоны выстроились по обочинам шоссе, загораживая вид на город, к мощным серым стенам которого мы приближались. У меня тревожно забилось сердце, когда полицейский в форме оливкового цвета сердито указал на фургон и мановением руки в перчатке направил меня на противоположную сторону проезжей части дороги.

Луиза вздрогнула, убрала ноги со щитка и стала нервно собирать мусор с пола кабины. Я нащупал свой мешочек анаши, она же ссыпала содержимое пепельницы в хрустящий пакет. Подобно опытным воздухоплавателям, мы приготовились к сбросу балласта. Расслабились, только когда увидели впереди «скорую помощь».

— Все в порядке, — сказала со вздохом Луиза. — Просто дорожное происшествие.

Мы сбавили скорость, проезжая мимо места аварии, стараясь разглядеть сквозь толпу зевак, что произошло.

— Вроде как парень на мотоцикле, — сообщила Луиза, — и фургон.

Изможденный человечек среднего возраста стоял на асфальте в нескольких метрах от толпы. Он дрожал и курил сигарету. Полицейский в голубой форме находился рядом. Задавая вопросы, он склонил голову, чтобы выслушать ответы, в то время как пара подростков глазела на происходящее с раскрытыми ртами. Человечек нервно затягивался дымом сигареты, тряс головой в знак решительного отрицания или несогласия.

— Шофер, — догадалась Луиза.

Я буркнул в подтверждение правильности ее догадки. Этот инцидент странным образом вызвал во мне беспокойство. Затем я заметил декоративную гасиенду, выполненную в духе экспериментального искусства семидесятых годов. На ней сияла неоновая надпись «Cocktels». [19]Место называлось отель «Сиполите».

— Вот место, которое рекомендовал Гельмут, — объявил я, останавливаясь рядом с отелем. — Зайди и узнай, есть ли свободный номер.

Луиза посмотрела на меня с таким недоверием, будто я просил ее пойти и заключить сделку с главарем местного преступного синдиката.

—  Тыиди, — сказала она.

Я пошел и заказал номер на двоих с прохладным полом. Это были апартаменты с ванной комнатой и видом на океан поверх жилого квартала для неимущих. Горизонт застилала пелена тумана. Пока я смотрел в окно, держа в одной руке бутылку бренди, а в другой — литровую бутылку «Сан-Мигель», солнце зашло за туманную завесу, превратив ее в розовую сахарную вату и лишив зловещего вида.

Луиза приняла пару болеутоляющих таблеток и рухнула в постель.

— Что, черт возьми, мы будем здесь делать?

Заканчивался очень важный день. Хотя я видел, как он уходит, понять, что он с собой уносит, не мог.

— Будем просто прохлаждаться, — медленно ответил я. — Будем просто убивать время, пока побережье не очистится от тумана.

Я мельком бросил на нее взгляд. Она смотрела в потолок с несчастным видом.

— Хочешь посмотреть телевизор?

Луиза фыркнула:

— Хочу узнать, где хранится кокаин.

Я закурил закрутку с марихуаной и пыхнул дымом в туман:

— Кокаин в безопасном месте. Поверь мне.

Она внезапно села в постели, с остервенением скребя голову, так как комары начали свою подкожную работу.

— Ты взял кокаин с собой, так?

Я провел ногтем по тыльной стороне шеи.

— Нет.

— Он остался в фургоне?

Я потер нос. Ее комары, кажется, разбудили моих комаров.

— Нет.

Луиза поскребла руки, потом — за ухом.

— Тогда он привязан к твоей ноге или спрятан на поясе. Подними свою тенниску.

Я поднял край тенниски, затем опустил его.

— Ты хочешь обыскать меня?

Она сморщила нос.

— Вроде бы.

— Оставь, черт возьми, это дело мне. Я сделаю все как надо.

— Нет, ты не сделаешь как надо! — воскликнула она. — Не сделаешь, черт возьми. Ты продашь кокаин кому-нибудь задарма, а он лишь посмеется над тобой, уведет деньги, и мы будем жить не лучше, чем жили до того, как ты заполучил порошок. И ты знаешь почему. — У нее перехватило дыхание. — Ты знаешь почему?

Я бросил на нее взгляд, надеясь, что мои глаза выразят то, что не мог выразить язык. Она вперила в меня свой костлявый палец.

— Потому что ты — чертов лопух, Мартин, и живешь ты в дерьме.

Так мы ссорились все время.

— Ты живешь в дерьме вместе со мной, — парировал я.

— Не надолго, — задышала она чаще, — не надолго, Мартин. Я больше не намерена с этим мириться. Почему я должна жить как бомжиха из-за того, что люблю быть под кайфом? Почему я должна жить как какая-нибудь студентка-хиппи с рюкзаком за плечами, когда мы делаем столько денег? Я хочу жить в доме с достатком, водить машину, за которую мне не стыдно, а с тобой мне этого никогда не достичь…

— Вот как? — откликнулся я на ее вызов, сделав большой глоток бренди и внешне сохраняя спокойствие, заявил: — Я скажу, чего еще ты не сможешь достичь со мной. Ты не сможешь попросить оплаты твоей наркоты. Ты не сможешь попросить оплаты твоего дома. Ты не сможешь ничего водить куда-либо, потому что не умеешь, черт возьми, водить машину. И ты не сможешь попросить кого-нибудь совершить сделку, потому что, помимо всего прочего, ты чертовски некоммуникабельна, боишься людей! — Она бросила ненавидящий взгляд на мой указующий перст. — Значит, все не так хреново, верно? — закончил я безжалостно свою тираду.

— Пошел ты к черту! — выругалась Луиза хриплым голосом. У нее имелся ответ на любой вопрос.

— Хорошо, — согласился я, осушив бутылку и направляясь к двери. — Пойду к черту.

Нормальные люди сторонились, когда я топал по узкому коридору отеля. Мистер и мисс Нексткард совершали обычные поступки и вели упорядоченный образ жизни. Когда я проходил мимо них, они глядели на меня широко раскрытыми от страха глазами, их лица настолько примелькались, что их можно было принять за кого угодно. «Почему бы и мне не быть таким, как они», — думал я, выходя в ночной город.

Итак, хотела ли Луиза бросить меня? И куда она хотела уйти? В Медельин или Беверли-Хиллз? Было ли еще где-нибудь место на земле, кроме Колумбии или моего дома, где бы эта птичка могла потреблять кокаин, не прилагая для этого никаких усилий? Черт, в Колумбии женщины, по крайней мере, доят лам или делают что-нибудь еще. Со строго наркотической точки зрения Луиза была одной из самых привилегированных женщин на свете, и она никуда бы не ушла, пока не нашла бы субъекта, способного обеспечить ей условия, к которым она привыкла.

Эта мысль напомнила мне кое о чем. Мне захотелось выпить.

Я прошмыгнул в крохотный уличный бар к северу от Кафедральной площади, встретил подозрительные взгляды клиентуры почтенного возраста диким и угрожающим выражением лица. Гельмут и Микки часто говорили на жаргоне испанских уголовников, и я выучился у них самопроизвольному акценту в стиле Брандо, которым следовало говорить, чтобы произвести глубокое впечатление на аудиторию. Точно так же, как любой осужденный полудурок покидал тюрьму в Соединенном Королевстве вполне оперившимся кокни, его иберийский собрат приходил домой в неприглядной робе и говорил по-испански как жертва паралича, — со ртом, набитым замороженными горошинами. Я заказал порцию анисовой водки и сосредоточился на разглядывании своей худобы в зеркале за стойкой бара, развлекался до тех пор, пока не представил себя в облике чертового Сильвестра Сталлоне, бормочущего свои слова как полковник Куртз. Тогда я понял, что способен производить впечатление на посетителей бара. Бармен был тучным парнем, нарочито любезным, но улыбка испарилась с его лица, когда я огласил свой заказ. Он смотрел мимо меня, ощупывая пальцем прыщик в складках своего горла.