Великие путешественники прошлого любили иной раз опередить строгую науку. На Мадагаскар еще не ступала нога европейца, когда Марко Поло уже объявил «мифический» остров «самым большим и прекрасным в мире», населенным чудесными животными — вроде громадной птицы Рух, способной схватить и унести под облака слона. Три века спустя Этьен де Флакур, уже побывав на этой земле, но тоже с чужих слов, описывал животное «тре-тре-тре-тре, или тра-тра-тра-тра — размером с двухлетнего бычка, с круглой головой и человечьим лицом, передними ногами, как у обезьяны, и задними тоже». Похоже на обычные небылицы? А между тем современные зоологи легко узнают в этих гиперболических образах пернатого гиганта эпиорниса и «сверхлемура» мегаладаписа, еще несколько веков назад и в самом деле населявших остров. Да и сейчас Мадагаскар богат на чудеса. Он без натяжки может претендовать на «звание» Острова сокровищ. Иное дело, что чем больше сокровищ, тем труднее их добыть — не только беззастенчивому пирату, но и мирному корреспонденту…

Антананариву. Авеню Независимости заканчивается зданием вокзала

Самолет на Антананариву поразительно пунктуален. На корешке билета значится 22.40, — пожалуйста, в 22.38 нам уже желают счастливого пребывания на острове и подают трап. Кто бы мог подумать, что десять часов пути до страны «мура-мура» (то есть такой, где все делается «не спеша», — начинаем знакомство с малагасийским языком) в самом деле окажутся десятью… Дальше — пешком до здания аэропорта — маленького, камерного, скорее, похожего на железнодорожную станцию какого-нибудь провинциального городка. Здесь, однако (продолжаю удивляться), все работает четко: багаж не потерян, очередь движется быстро, и даже визу, которой мы запаслись заранее, можно было, оказывается, получить прямо в аэропорту. Выходит, нам здесь рады? Нас ждут?

И в самом деле ждут! На выходе с приветливо поднятой рукой маячит наш гид, похожий на индийского принца из сказки. Вот вам и Мадагаскар , который как будто бы по ошибке расположен близ Африки — на деле, как выяснится, он имеет не так много общего со своим соседом-гигантом.

…Темно. Предместья столицы пустынны — ни одного светящегося рекламного щита. Малагасийцы рано ложатся, а встают в 4—5 утра, чтобы побольше успеть за короткий зимний день (июль — разгар зимы в Южном полушарии). Уже к 6 вечера жизнь замирает, тем более что электроэнергия стоит слишком дорого.

То ли дело — утренняя панорама из окна нашего жилища (мы живем на главной улице — широченной авеню Независимости). Говорят, что за последние годы город сильно похорошел. Не в последнюю очередь оттого, что нынешний президент Мадагаскара до избрания на высший пост побывал мэром столицы и поныне не оставляет заботами бывшую «вотчину». Правда, тут стало больше машин, и с некоторых пор город уверенно держит второе место в мире по загрязнению воздуха (на первом — Рио-де-Жанейро).

По привычке я захожу в каждый книжный, какой встречаю, интересуюсь продукцией. Книг о Мадагаскаре, как это ни дико, практически нет — «туристы привозят все с собой». Здесь же выбирать приходится между олимпийским путеводителем «Москва-80» с собором Василия Блаженного на обложке и путеводителем по Франции с выцветшими страницами начала 1990-х. Кажется, для продавца эти издания вполне современны, что, впрочем, и понятно. Ведь билет до российской столицы стоит столько, сколько, по статистике, средний малагасиец получает за 10 лет.

Вид с дворцового холма на главное озеро Антананариву — Ануси. Посреди него возвышается Памятник Павшим, водруженный французами после Первой мировой войны. В октябре на берегах озера цветут жакаранды

Таксопарк в Антананариву также выдержан «в стиле ретро»: на улицах хозяйничают старенькие «Рено» и «Пежо», выкрашенные в бледно-желтый цвет. На одном из них мы добираемся с утра пораньше до бывшей королевской резиденции — дворца Рува, расположенного на самом высоком из двенадцати городских холмов. Лет десять назад эта главная достопримечательность города сгорела и до сих пор не вполне восстановлена, но зато отсюда по-прежнему открывается лучший вид на Антананариву. Еще неподалеку можно посетить небольшой музей, где выставлена часть уцелевших предметов дворца Рува — например, галерея портретов малагасийских монархов. Здесь и первый объединитель племен мерина Андрианампуйнимерина (1787—1810) с копьем и в набедренной повязке, и довершивший его государственные начинания сын Радама I (1810—1828), похожий на пригожего офицера наполеоновской армии: в мундире и с бакенбардами. Урок истории в полотнах был бы неполным без красочных и брутальных комментариев нашего гида: о том, как с панорамного холма королева Ранавалуна I сбрасывала вниз всех, кто ей чем-либо не нравился (преимущественно христиан и, вообще, европейцев). Как пришедший на смену ей сын был через пару лет задушен шелковой лентой (чтоб не нарушить табу, запрещающее проливать королевскую кровь) и так далее. А само барочное здание, где расположена выставка, принадлежало премьер-министру Райнилайаривуни, славному тем, что был мужем трех последующих правительниц. И всех трех пережил.

Обо всех этих экзотических фактах наш малагасийский друг, Андри Андриамандзара, говорит бесстрастно, без доли критики по отношению к «диким» нравам минувших веков: «Это традиция: о королевской семье принято отзываться с уважением… К тому же в некотором роде они мои предки». Оказывается, Андри — «голубых кровей», принадлежит к аристократии народа мерина. Колонизовав остров в 1896 году, французы формально упразднили традиционную сословную систему, но и сегодня эти обитатели Центрального плато с рождения знают, кто из них — из андриана (знати), кто из хува (свободных людей), а кто, увы, из майнти, или андеву (рабов). И ведут себя соответствующим образом.

Особенно важную роль родословная, естественно, играет среди меринской знати, и «чистота» семейных уз тщательно поддерживается. «Когда к нам в дом попадает девушка, то мама (которая, кстати, приходится троюродной тетушкой папе) первым делом интересуется ее фамилией. Даже сейчас, хотя я уже женат, приходится думать о холостых кузенах».

Семья вообще очень важна для малагасийца, причем это широкое понятие включает в себя не только дальних родственников, но и далеких предков. Андри, скажем, — довольно «прогрессивный» представитель столичной молодежи: ему и его жене по 30, детей они пока не хотят, мотивируя это вполне по-европейски: «Денег нет». Похоже, оба считают сказкой традиционное представление о том, что предки активно вмешиваются в их судьбу. Но это отнюдь не мешает молодым людям относиться к ним с должным почтением, участвовать в обрядах и соблюдать освященные веками ритуальные запреты (фади).

Так выглядело из космоса устье реки Бецибука после циклона 2004 года. Красный цвет воде придает смытый дождевыми потоками латерит

«Большая земля в крови»

Дальше наш путь лежит на восток — в национальный парк Андасибе. Вдоль дороги — безбрежный ландшафт спекшейся красной земли, местами оживленный рисовыми полями, которые опять-таки напоминают скорее о далекой Юго-Восточной Азии, чем о близкой Африке.

Когда-то большая часть острова была покрыта лесами, но вскоре после того, как сюда пришли первые люди, леса почти исчезли. Пресловутое подсечно-огневое земледелие, известное нам по учебникам истории, до сих пор актуально для местного сельского хозяйства. Кроме того, в стране, почти лишенной энергоресурсов, и сейчас топят древесным углем, а на юге леса выжигают под пастбища. Есть мнение, что именно причудливо смешанный азиатско-африкано-арабо-европейский уклад жизни малагасийцев нарушил равновесие хрупкой экосистемы острова. Например, растения и животные-иммигранты — такие, как рис (малагасийцы опережают китайцев по потреблению риса на душу населения) и быки зебу (их поголовье равно населению страны) — постоянно требуют новых полей и пастбищ. На месте уничтоженных лесных массивов обнажается латерит, из-за которого Мадагаскар получил свое прозвище «большой красный остров». Порой красный песок вымывается в реки и море, и тогда из космоса кажется, будто остров истекает кровью (любимая метафора экологов).