– Ну и что, – невозмутимо ответил Арманд. – Даже если и так, он подумает то, что первым приходит в голову, как ты считаешь? – Он протянул мне парик: – Теперь ты его надень. Потом поменяемся куртками. – Он начал снимать свою.

– Это еще зачем? – запротестовала я. – И потом я натуральная блондинка! Нет уж, спасибо, мне парик не нужен.

Арманд страдальчески вздохнул – вздохнул, как учитель бездарного ученика.

– Ну подумай сама. Полицейским, которые арестовали нас на вокзале, должно быть, сообщили наши приметы, как ты считаешь? По рации им передают сообщение, и в следующий же момент они направляются к нам, пройдя мимо по крайней мере трех темноволосых молодых людей, которых полицейские на вокзале в твоем городе непременно остановили бы. Разумеется, это не случайность.

Я вспомнила все события сегодняшнего вечера, как бы прокрутила их перед глазами, и была вынуждена признать правоту Арманда.

– Значит, Пьер нас видел и смог описать.

– Похоже на то, – кивнул Арманд. – Хотя я мог бы поспорить, что у него не было на это времени… Впрочем, так всегда бывает. Во всяком случае, теперь начинают разыскивать юношу со светлыми кудряшками и девушку – блондинку с длинными прямыми светлыми волосами. Поэтому пусть теперь у тебя будут светлые кудряшки, а у меня снова станут прямые темные волосы.

– Ты имеешь в виду свою отвратительно постриженную шевелюру?

– Ничего другого у нас нет. Именно поэтому мы и меняемся куртками. У тебя случайно нет с собой косметики?

Я выпучила на него глаза:

– Ты думаешь, у меня не было ничего поважнее косметики, что нужно взять с собой, когда меня похищают?

– Ну, это я так спросил. Дай, пожалуйста, свою куртку.

Мы обменялись куртками, и я, как смогла, надела парик – в полной темноте и без зеркала. Откровенно говоря, не очень хорошо. Я не могла аккуратно забрать волосы наверх, поэтому мне пришлось запихнуть их кое-как сзади под парик. Наверное, вид у меня был ужасный; можно было подумать, что у меня на голове выросла опухоль.

– Неплохо бы еще очки сюда, – вслух размышлял Арманд. – А солнцезащитных очков у тебя случайно с собой нету? Можно было бы вынуть оттуда стекла – ночью этого бы никто не заметил.

– Солнцезащитные очки, из которых можно было вынуть…? Нет. Я вообще не ношу темных очков.

Что за бредовые идеи приходят в голову этому человеку!

– А жаль, – ответил Арманд и оглядел из кустов улицу. – Тогда я сам их себе сейчас раздобуду.

Я не смогла сдержать насмешливой улыбки.

– Сомневаюсь, что ночью кто-нибудь носит солнцезащитные очки.

Но и это Арманд пропустил мимо ушей.

– Никого не видно. Пойдем!

Мы вылезли из кустов с противоположной стороны улицы и пошли по ней дальше как ни в чем не бывало. Арманд задал бодрый темп, но через несколько сотен метров схватил меня за руку и потянул под козырек подъезда какого-то дома.

– Смотри, – прошептал он. – Вон там.

Я посмотрела, куда он показывал, рассчитывая увидеть там по меньшей мере полицейского, или Пьера, или еще какую-нибудь опасность. Но там стоял всего-навсего подросток, который, очевидно, чего-то ждал, облокотясь на афишный столб. Волосы у него были аккуратно уложены, изо рта непринужденно торчала зажженная сигарета; светло-бежевая куртка была нараспашку, а в вырезе свитера висели очки.

Арманд тихонько засмеялся.

– Спорим, что с сегодняшнего вечера он твердо поверит в существование летающих тарелок?

И тут он пустил в ход свои сверхъестественные способности.

Как завороженная я следила за тем, как очки высвободились из свитера, и, прежде чем парень понял, что произошло, взмыли вдруг вверх, как ракета, блеснули на прощанье еще раз возле фонаря и окончательно исчезли в темном ночном небе. Реакцию несчастной жертвы Арманда я не забуду никогда. Он стоял, положив руку на грудь, где только что висели очки, и глядел вверх, высоко запрокинув голову и не веря своим глазам. Ему бы ни за что на свете не удалось понять этого. Он снова и снова ощупывал свой свитер, смотрел то на тротуар, то вверх, несколько раз перекрутился вокруг себя, потрепал себя за волосы, пошарил у себя в карманах, обошел, как бы ища чего-то, афишный столб, – все это непрерывно качая головой.

Арманд с чистой совестью вытянул вперед руку, и в тот же миг из темноты показались очки и совершили точную посадку на его ладонь. Это были очень модные солнцезащитные очки – сто пудов, стоили они немало – в темной широкой оправе и со стеклами-хамелеонами, теперь, ночью, разумеется, совершенно прозрачными. Арманд надел их и посмотрел на меня:

– Ну, как я выгляжу?

– Ни за что бы не узнала, – призналась я. – Послушай, но это же нечестно.

– Нечестно, – с неожиданно серьезным видом кивнул Арманд, снова снял очки, сложил их и засунул в нагрудный карман. – Но здесь у нас и не игра в салочки.

Он посмотрел на часы.

– Пойдем, нужно торопиться.

Мы снова пошли вперед, в горку. Напоследок я обернулась. Мальчик был все еще там, но теперь он беспомощно истерически смеялся. Мне стало жаль его.

Улица оказалась круче, чем этого можно было ожидать, и в том темпе, который выбрал Арманд, я быстро начала задыхаться. Я прикладывала все усилия, чтобы не упасть.

– Может, ты все-таки объяснишь, что ты задумал? – ныла я, еле переводя дыхание.

– Мы сядем на поезд до Дрездена, – сказал он, тоже тяжело дыша. – Он отходит в двадцать три часа восемь минут. С шестнадцатого пути. У нас есть еще, как минимум, полчаса.

– Да? – простонала я. – А ты не заметил, что нам сейчас несколько километров до центрального вокзала, и мы удаляемся от него все дальше и дальше.

– Подожди, дай я скажу. Проблема в том, что на центральный вокзал нам не попасть, верно? По крайней мере, нормальным путем. Как бы мы ни переоделись, они все равно нас схватят.

– И что теперь? Что ты собираешься вместо этого предпринять? Идти по железнодорожным путям?

Он бросил на меня недовольный взгляд:

– Не будь наивной, они, разумеется, их тоже охраняют. Нет, я внимательно изучил расписание движения поездов. В двадцать два часа пятьдесят девять минут, то есть за девять минут до поезда в Дрезден, на центральный вокзал приходит электричка из Хорба, и как раз на пятнадцатый путь. Вот на этой-то электричке мы и приедем.

– Что?

– Вся штука в том, что пятнадцатый и шестнадцатый пути находятся на одной и той же платформе. Электричка из Хорба, как и все электрички, останавливается на каждой станции, а на направлении, по которому она идет, есть станция «Штутгартский Западный вокзал». Вот туда-то мы и идем.

– Западный вокзал?!. – я, задыхаясь, посмотрела на улицу, которая шла все дальше и вперед, потом поворачивала, и конца ей не было видно. Точно. Этот вокзал я видела на карте города. Беленький кубик. Был еще и Северный вокзал, который на карте обозначался черным кубиком.

– Там мы сядем в электричку. А когда приедем на Центральный вокзал, нам нужно будет просто выйти из вагона, сделать несколько шагов по платформе и снова зайти в вагон, но на этот раз в вагон поезда, отправляющегося в Дрезден. Все просто, не так ли? – заключил он, очень довольный собой.

Некоторое время я шла молча, обдумывая то, что мне сказал Арманд. Откровенно говоря, все было неплохо придумано.

– Ты уверен, что пятнадцатый и шестнадцатый пути расположены на одной и той же платформе?

– Я заметил это, когда мы шли через здание вокзала. Помнишь? Первый поезд в Дрезден уходил с девятого пути, и это было слева от вокзала, напротив десятого пути. Дальше пути так и идут – одиннадцать и двенадцать, тринадцать и четырнадцать, пятнадцать и шестнадцать.

– Но они же охраняют входы в вокзал, так почему бы им не охранять и платформы? Возможно, так оно и есть, хотя этого мы наверняка не знаем. И что ты собираешься делать, если мы приедем на вокзал, а вдоль всей платформы стоят полицейские, которые проверяют каждого, кому на вид меньше двадцати? Пойдешь сдаваться?

– Конечно, нет, – хладнокровно возразил Арманд. – В этом совершенно невероятном случае мы незаметно проберемся в электричке в туалет, запремся там на четверть часа, пока через полчаса она не поедет обратно в Хорб.