– Он хочет, чтобы мы приехали, когда увеличим свою семью!

Лицо у Гейба стало торжествующим, он крепче прижал ее.

– Танцуй, любимая. – Губами прикоснулся к ее уху и повторил: – Просто танцуй.

Его дыхание обдало теплом волосы, пальцы расположились у нее на пояснице, нежно поддерживая Иззи, когда они с Гейбом покачивались под звуки музыки, предназначенной для любви. Находиться в его нежных объятиях и знать, что все это притворство, было невыносимо.

Она закрыла глаза и постаралась не дышать, когда положила голову ему на плечо: не хотела вдыхать его запах. Это не годится. Хватит с нее волнения от его прикосновения и проклятой чувственной музыки! Конечно, то были глупые мысли. Через минуту ей пришлось сделать глубокий вдох, и большую часть этого глотка воздуха составил запах Гейба.

– В чем дело? – спросил он, вероятно ощутив ее вдох.

– Я не дышала, – призналась она, не понимая, почему правда вылетела с такой легкостью. Вероятно, повлияла нехватка кислорода.

– Какого черта ты это делала? – Он отпрянул, чтобы рассмотреть ее лицо. – Хочешь упасть в обморок, чтобы появился предлог уйти?

Она прижалась щекой к его груди, лишь бы не смотреть на него.

– Не обращайте внимания. Идея была плохая.

– Мягко выражаясь, – заметил он. – А о чем ты думала?

– Не хочу говорить об этом.

– У тебя аллергия на мой одеколон?

– Хорошо бы. – Что?

– Ничего.

– Скажи, – настаивал он. – Это из-за меня?

– Хорошо, из-за вас, – прошептала она. – Теперь довольны?

На этот раз он отвел ее как можно дальше, чтобы лучше рассмотреть лицо.

– О Господи, Иззи. – Он был потрясен. – Неужели я довел тебя до того, что ты возненавидела меня?

Она почувствовала одновременно уныние и злость. Хотелось бы солгать, сказать ему «да, возненавидела», но ее сразил блеск беспокойства в его глазах. Он не хотел этого. Он действительно дорожил ею – как сотрудницей. У нее сжалось сердце. Разом нахлынули с трудом скрываемые желания, и она почувствовала ком в горле. Ей отчаянно захотелось крепко прижать Гейба к себе и признаться, что она никогда не сможет возненавидеть его. Она, полная идиотка, любит его!

Его привязанность к работе отнимала любую возможность полноценной жизни или длительной любви – для него и для той, что сделает ошибку и полюбит его. Даже если он увидит в ней женщину, он не воспримет ее как постоянную спутницу и, уж конечно, как потенциальную супругу. Иззи опустила глаза, моля Бога, чтобы он как-нибудь не ухитрился прочесть ее мысли.

– Нет... сэр... – Голос у нее был слабым, но ей удалось не дать ему сорваться. – Я не ненавижу вас. Я просто не могу больше на вас работать. Пожалуйста, послушайте, что я говорю... и примите это.

– Понятно, – произнес он, при этом у него на щеках заходили желваки. Иззи ощутила, что он действительно понял. Но прежде чем она как-то отреагировала, он крепче прижал ее и продолжал танцевать, словно между ними не произошло ничего неприятного.

Остаток вечера Иззи пробыла в каком-то унылом тумане, заполненном неловкостью, когда обстоятельства требовали, чтобы Гейб обнимал ее или с любовью смотрел ей в глаза. К его чести – и к ужасу Иззи, – ее ненастоящий муж выполнял эти действия с такой убедительной нежностью, что у нее разрывалось сердце.

В утро отъезда Гейб и Иззи почти не разговаривали. Когда он катил желтую тележку для гольфа к бетонированной взлетной полосе, то напугал ее, положив руку ей на плечо.

– У нас такой вид, будто мы поссорились, – сказал он ей в ухо. – Улыбнись. И не повредит, если ты поцелуешь меня.

Она открыла рот, но постаралась улыбнуться, если только насмешливую ухмылку можно назвать улыбкой.

– Я так не думаю.

Он поднял бровь, выражая явное неудовольствие ее своеволием, хотя его улыбка не померкла. Он захватил ее врасплох, когда легко поцеловал в губы. Хотя поцелуй и был мгновенным, она ощутила слабость и увидела звезды.

– За всю жизнь у меня не было столько сложностей из-за поцелуя женщины, – пробормотал он.

Она повисла на нем, проклиная себя за такую слабость. Она ведь ни в коем случае не была слабовольной, старомодной старой девой!

– Когда вы вернетесь в Нью-Йорк, уверена, вам больше повезет, – заметила Иззи.

– Уж надеюсь!..

Больно жгли набежавшие видения. Гейб целует и ласкает других женщин. Когти уязвленного самолюбия впились в душу. Для храбрости вдохнув, Иззи выпрямила спину и стала смотреть вперед, выбросив эти мысли из головы. Пусть развлекается со своими подружками! Она не собиралась становиться одной из них – даже если бы он смог увидеть в ней женщину. После сегодняшнего дня она уйдет из его жизни. Сквозь деревья она увидела черную взлетную полосу.

– Слава Богу!

Холодные руки Хьюго сжали ей пальцы и оторвали от грустных мыслей.

– Иззи, дорогая, мы с Кларой хотим, чтобы ты сообщила нам сразу же, как выберешь имя для своего первенца. Я планирую подарить своей альма-матер здание Музея изящных искусств и хочу назвать его в честь дорогого ребенка.

Иззи расстроилась. Не только потому, что никакого ребенка не будет, но и потому, что бедный дорогой Хьюго по-прежнему прикидывался, что у него есть состояние.

– Ой, пожалуйста... – В ее глазах показались слезы, и она прошептала: – Все в порядке. Я знаю... о ваших... денежных проблемах. Вам не нужно притворяться передо мной.

– О моих... о чем? – вытаращил на нее глаза Хьюго, как будто его особняк был сделан из рокфора, а она съела свою комнату. – Где ты слышала такую возмутительную ложь? Разве ты не читаешь книгу Форбса? Не хвастаясь, скажу, что в списке миллиардеров я стою лишь немного ниже Билла Гейтса.

Потрясенная Иззи моргнула. Гейб должен был знать, что это легко проверить.

– В с-самом деле? – пробормотала Иззи.

Хьюго расхохотался.

– Младенцы хотят кушать, дорогая! К счастью для меня, очень многие выбирают «Ням-ням». – Он ущипнул ее за щеку. – Так не забудь сообщить имя своего славного ребеночка, слышишь?

Испытывая огромное желание забыть о своем бывшем боссе-манипуляторе, Иззи дала Хьюго Руфусу еще одно обещание, которое было еще одной огромной ложью:

– Я... конечно...

Она метнула на Гейба испепеляющий взгляд. Тот слегка прищурился, и Иззи поняла, что он получил ее убийственное сообщение.

Черт бы побрал этого красавца! Неужели под маской невозмутимости у него не разрывалось все внутри из-за последней, неожиданной новости? Или он такой бесстыдный негодяй, что ему совершенно все равно?

– Здание! – изрекла она, отрывая Гейба от его тайных мыслей. Он повернулся к ней, совсем не удивляясь обвинению в ее глазах. То было единственное слово, которое она произнесла за весь полет в Нью-Йорк. Он увидел ее тревожное лицо и ощутил новый прилив злости. Не на нее, а на себя и свой проклятый эгоцентризм.

– Откуда мне было знать, что Хьюго задумает сделать подобную глупость? – Гейб в подтверждение покачал головой и взглянул в иллюминатор.

– Не знаю, смогу ли я вам простить ложь о том, что Хьюго разорен, – процедила Иззи.

Он провел рукой по волосам и сжал челюсти, не решаясь заговорить.

Что можно сказать? Что он сожалеет? Нет, он совсем не сожалеет! Ему нужно было придумать, как задержать ее на острове. Он считал, что использует время, чтобы заставить ее передумать. Он ошибся, но все равно не сожалеет. Он зол и расстроен – да, но не сожалеет. Он знал, что получит заказ, если задержит ее там. Более того, ему были нужны те дни. Он хотел...

– Вы манипулировали мною так же жестоко, как вы манипулировали Хьюго, – заявила она. – Возможно, вы еще и получите этот заказ. – Гейб услышал ее тяжелый вздох. – В мире все так несправедливо!

Он закрыл глаза. Несправедливо? Он видел мир необыкновенно справедливым. За грехи ему предстоит серьезная расплата. Иззи ведь уходит от него!

– Желаю вам, мистер Пэриш, всяческого заслуженного счастья.