— Подожди. — Купер никогда не сдавался, даже если старший брат явно выигрывал, вот и сейчас он быстро выставил вперед руку, и дверь снова распахнулась. Купер без лишних церемоний, не дожидаясь приглашений, прошел мимо Гейба в коридор. — Это первая причина, вторая — я здесь, потому что все беспокоятся за тебя.

Полсекунды Гейб размышлял, не преподать ли младшему брату урок и выставить нахала вон, но в следующий момент врожденное чувство иронии проснулось в нем, и его рот искривился в ухмылке.

— Все — это кто? — Одержав вверх над эмоциями, Гейб закрыл дверь.

Купер редко выглядел виновато, и Гейбу удалось позлорадствовать в душе.

— Ну, мы все, парни… главным образом, конечно, Лайла и Женевьева.

— И что? Тебе выпала короткая спичка?

— Что-то типа этого.

— Дьявол, — вяло произнес Гейб, пересекая за братом холл. — У тебя есть пять минут, чтобы сказать, зачем ты явился ко мне, а потом можешь катиться отсюда и убедить девочек, что со мной полный порядок.

— Ну-у… — Купер остановился, пропуская брата вперед в гостиную. Его острый взгляд успел ухватить скомканный плед на полу, гору грязной посуды на столе и журнальный столик, заваленный газетами. — Я не знаю, — с сомнением протянул он. — Ты выглядишь как-то… помято, братец.

Гейб провел рукой по небритым щекам, посмотрел на старые поношенные джинсы на ногах и пожал плечами.

— У меня отпуск. Могу себе позволить.

— Конечно, но… — Купер прошел на кухню, налил себе в чашку холодного кофе, отпил и поморщился. — Хочешь поговорить? — спросил осторожно, выливая кофе в раковину.

Когда Гейб поднял на брата глаза, тот только вздохнул.

— Послушай, Дейк говорит, когда он заходил к тебе в воскресенье, ты все еще был в смокинге и смотрел волком. А по словам Доминика, Мэллори перебросилась с Лайлой парой фраз, что, мол, она находится вне зоны действия телефонной сети и ищет жилье. Лайла говорит, что она ушла от тебя. Ты не появляешься на работе… Валяй, Гейб, поделись, что между вами произошло.

На щеке Гейба задергался мускул. Конечно, он обожал свою семью, но иногда чувствовал себя с ними словно тигр среди домашних кошек. Другого выхода, как поговорить честно, он не видел.

— Ладно, мы повздорили, но активно работаем над решением нашей проблемы. — Он искреннее верил в каждое слово.

— Я могу что-нибудь сделать для тебя?

— За исключением того, чтобы оставить меня в покое, нет. — Гейб и сам ничего не может сделать, только сидеть сложа руки и смотреть, как течет время, а она все не приходит.

Гейб даже не помнил, как долго он стоял тогда в кабинете, пораженный тем, что она сравнила его с ее отцом. Первый порыв был побежать за ней и заставить ее поверить в искренность его чувств.

Однако рассудительность преобладала над вспыльчивостью. Гейб решил, что им обоим нужно время, чтобы остыть, поэтому направился в бар, заказал стакан скотча и спросил себя, почему он удивлен тем, что произошло. Разве он не предвидел, что она возмутится? Предвидел. Тогда почему не открыл правду?

Она умная женщина и, когда успокоится, непременно поймет, что вела себя неразумно, и забудет ссору и оскорбления.

С этими мыслями Гейб направился домой. Впрочем, несмотря на все доводы и логику, от вида пустого дома ему стало тоскливо до смерти. В ту ночь он не сомкнул глаз и, едва рассвело, помчался к Дейку. Прошло утро, от нее ни слова, день — тишина, наступил вечер. Гейб слонялся по тихим комнатам, натыкаясь на следы ее присутствия — кружевные трусики, лежащие рядом с его носками в корзине для белья, книга на столике у кровати, которую она читала на ночь, букет ромашек на кухонном столе.

И тогда он задал себе вопрос: неужели она не сгоряча сказала, что больше не хочет его видеть? Он не подготовился к разрыву, их роман только начался, и вдруг такая трещина в самом фундаменте. Первые сомнения и обиды.

Гейб все еще пытался осмыслить их ссору и найти решение, как восстановить мир, когда позвонила Лайла и сказала, что с Мэллори все в порядке и ему не стоит беспокоиться. Затем осторожно добавила, что сожалеет об их разрыве, и повесила трубку.

Гейб стоял в кухне, слушал короткие гудки и понимал, что это конец. Ни слова о ее возвращении, ни намека на то, где она, никаких сообщений для него.

В глазах защипало.

Одиночество накинулось на него и сбило с ног. Гейб устало рухнул на табурет. Теперь как никогда он понимал своего отца: мужчина, которого он обожал, перед кем преклонялся со страстностью первенца, этот мужчина дышал, передвигался, но внутри умер, похоронив любимую женщину.

Сначала Гейб не мог понять, почему отец отрешился от мира, от своих детей, но теперь его чувства к Мэллори открыли ему глаза…

Он обязан найти ее, сказать ей о своей любви. Она должна узнать о его чувствах прежде, чем решит их будущее.

Гейб вскочил на ноги, схватил ключи от машины, ринулся к двери, и вдруг в голове его зазвучал ее чистый холодный голос.

Я не хочу ни видеть тебя, ни слышать. Оставь меня в покое.

И он остановился. Мэллори заслужила право принять решение об их отношениях сама, а он будет ждать ее приговора, хотя это ожидание и убивает его…

— Послушай, — Гейб положил руку на плечо Купера и осторожно подтолкнул брата в направлении коридора. — Со мной полный порядок. Когда это ты слышал, чтобы я раскисал? Мне просто нужно побыть наедине с собой. Скажи всем, что я в отпуске. Я его заслужил.

— Это правда. — Несмотря на все аргументы и явное выпроваживание, Купер вяло сопротивлялся и тревогой заглядывал брату в глаза. — Береги себя, ладно?

— Не переживай.

Стоя у дверей, Гейб наблюдал, как брат уселся в свой красный гоночный автомобиль и понесся по улице, обгоняя белый лимузин.

Как только пыль улеглась, он отправился в дом. Ждать.

Наверное, в сотый раз Мэллори выглянула из окна лимузина.

— Моя милая, ты слишком нервничаешь, — проворковала Эбигейл Энсон Соммерс. — Я тебе уже говорила, что не стоит спешить. Ты можешь жить в моем замке столько времени, сколько пожелаешь.

— Я знаю. И не могу выразить, как высоко я ценю ваше предложение, — сказала Мэллори, оборачиваясь к элегантной пожилой даме. — Мне нужно, по крайней мере, попытаться поговорить с ним.

Несмотря на слова Эбигейл, Мэллори искренне полагала, что у нее нет другого выхода.

Когда в окне мелькнул дом Габриэля, в желудке начался спазм, а сердце подпрыгнуло к горлу.

Однако пока жив человек, надежда, пусть совсем слабая, но теплится.

Всю неделю она ждала весточки от Гейба, надеялась, что он поднимет на ноги всех своих агентов, разыщет ее и попросит прощения, скажет, что не в силах жить без нее.

А он не появился.

Ни в первые дни, когда гнев еще бушевал в ней, жизнь казалась конченой, а от жалости к себе на глазах то и дело наворачивались слезы, ни в последующие, когда на смену гневу пришла рассудительность. Вдали от людей, от суеты Мэллори размышляла над тем, что произошло между ними, и заставила себя взглянуть правде в лицо. И правда эта заключалась в том, что чем больше времени проходило со дня их ссоры, тем нетерпимее и беспокойнее становилась Мэллори.

Женщина, которой она была месяца три назад, расценила бы молчание Гейба как невнимание и безразличие к собственной персоне, в то время как она сегодняшняя, прошедшая через страдания и страх, ставшая сильнее и разумнее, отказывалась верить в его чрезмерно быстрое охлаждение к себе.

И в это утро Мэллори проснулась от внезапного озарения: он остается в стороне и не пытается найти ее не от обиды и заносчивости, а именно оттого, что она сама попросила его не приближаться к ней и он в знак уважения выполняет ее просьбу.

Вначале она отбросила эту мысль как абсурдную и приказала себе забыть о ней. Люди часто говорят в сердцах вещи, которые вовсе не имеют в виду. Гейб человек сообразительный и за их не очень длинную совместную жизнь научился понимать ее. Он должен знать, что она предана и благодарна ему.