Сати сразу влюбился в Джамилу Хуссаин-паша и приложил немало усилий, ухаживая за этой выдающейся женщиной в надежде, что она согласится выйти за него замуж. Когда Сати женился на прекрасной турчанке, отец которой был министром военного флота, а мать — султаной, то есть принцессой, его знакомые из королевского двора очень удивились.
Джамила Хуссаин-паша была единственной девочкой в семье с шестью детьми. Ее отец Хуссаин Хусни Порсун, родившийся в Косово, которым правили турки, обожал и баловал ее. Он стал адмиралом военного флота империи. Сделав сногсшибательную карьеру, он занял пост министра. Под его началом находился весь флот Османской империи. Мелек, мать Джамилы, была турчанкой, первой кузиной султана со стороны матери. Таким образом, она являлась членом правящей семьи. Мелек считалась знаменитой красавицей: она берегла белейшую кожу от лучей солнца, а ее зеленые глаза казались такими яркими, что, как говорили, когда она злилась, они метали лучи света. Мелек была невероятно богата. Когда начался голод и люди падали от истощения на улицах города, она настаивала на том, чтобы шесть ее лошадей получали заботливый уход и лучший корм. Она даже гарцевала на этих рысаках, подъезжая к стенам дворца, где обездоленные люди выпрашивали пищу. Ходили сплетни, что она жгла деньги, потому что ей нравилось видеть изумление на лицах очевидцев. А ее дом с семьюдесятью спальнями был таким огромным, что после ее смерти его переделали в гостиницу.
Джамиле повезло, потому что ее отец был образованным и добрым человеком. Он хотел дать дочери такое же хорошее образование, как и сыновьям. Но в Османской империи образованные женщины встречались редко, и он решил послать ее учиться в Америку. Когда поразительная новость разнеслась по дворцу, султан, прослышав об этом, позвал Хусейна в свой кабинет и заявил, что не одобряет идею женского образования. Он предложил ему внимательнее взглянуть на собственную жену, чтобы убедиться в том, что независимость женщины приносит родственникам только горе.
Хусейн не знал, что сказать, ведь ему было прекрасно известно, что султан ничуть не добродетельнее Мелек. Как-то ему передали забавную новость: оказывается, когда султан просыпался утром, он первым делом спрашивал: «Ну, какой фортель выкинула ночью Мелек?».
Султан сказал, что, по его мнению, Джамила не должна уезжать из страны, чтобы получить образование. Хусейн не мог нарушить его приказ, потому что за это полагалась смертная казнь. Но он тайно нанял учителей, и его дорогую Джамилу учили дома. Она получила прекрасное образование и говорила на нескольких языках. В социологии, физиологии и психологии она разбиралась не хуже любого мужчины. Теперь Майада понимала, что именно ум Джамилы привлек Сати, потому что он был блестящим интеллектуалом и необразованные женщины не могли заинтересовать его, не говоря уже о том, чтобы вызвать неугасающую любовь и привязанность.
Джамила сразу поняла, что Сати аль-Хусри не похож на других мужчин, и ответила ему взаимной любовью и уважением. Они поженились. У них было двое детей: дочь Сальва, мать Майады, и сын Халдун, дядя Майады.
Джамила, будучи единственной дочерью, унаследовала все владения матери и передала их Сальве. Та, в свою очередь, отдала драгоценные вещи собственным дочерям. Майада унаследовала чудесные украшения, а также прокламацию «Украшение совершенства», подаренную Мелек султаном. Она представляла собой написанный золотом документ с печатью султана. В нем говорилось, что по достижении совершеннолетия Мелек будут подарены различные земли. К документу прилагались лента и медаль, сделанная из бриллиантов, жемчуга, рубинов, сапфиров и изумрудов. Майада унаследовала один из крупных бриллиантов и сам документ. В 1996 году, когда на Ирак наложила санкции ООН и она отчаялась прокормить своих детей, она была вынуждена продать камень. Но она оставила себе редкий документ времен Османской империи, надеясь когда-нибудь передать его своей дочери Фей.
Крах империи привел к тому, что обычаи изменились, а многие традиции были забыты. С другой стороны, это помогло воплотить в жизнь новые идеи, порожденные гением таких людей, как Сати аль-Хусри. Он был настолько умен, что правители просили у него совета и назначали на высокие посты.
Воспоминания о дедушке Сати были прерваны женским рыданием. Майада несколько минут пыталась привыкнуть к свету флуоресцентных ламп над головой. Она терла глаза, не понимая, кто плачет, а потом увидела, что это одна из молодых женщин, которых привели в камеру сегодня.
Женщины-тени сгрудились вокруг нее. Девушку звали Алия. Она была так расстроена, что не могла успокоиться, несмотря на утешения. Когда Алия опять застонала, Самара обхватила ее лицо руками и властно прошептала:
— Золотце, ты должна взять себя в руки. Если охранники услышат твои рыдания, они ринутся за тобой, словно охотники за зайцем. Не хочешь ли ты, чтобы они забрали тебя, чтобы позабавиться сегодня ночью? — добавила она.
Майада вздрогнула, услышав слова Самары, но они помогли осушить слезы Алии.
Когда Майада несколько часов назад вернулась в камеру, она была так поглощена размышлениями о ситуации, в которой оказалась, что едва заметила двух новоприбывших. Теперь она с любопытством смотрела на Алию. Она принесла с собой столько вещей, что с ними можно было выдержать длительную осаду: одеяла, подушки, одежду, Коран и даже хорошую еду, которую редко можно было увидеть в стенах тюрьмы Баладият.
Майада думала, что в камере нет женщины красивее, чем Самара, но Алия была высокой, стройной и миловидной. Больше всего поражали огромные, выразительные черные глаза.
Алия опустилась на пол, закинув ногу на ногу, как часто делают иракцы, и другие женщины-тени примостились рядом. Майада присоединилась к ним, хотя она не привыкла сидеть на полу: мать утверждала, что так делают только дурно воспитанные слуги. Она учила детей сидеть на стульях и диванах, скромно сдвинув ноги.
Разумеется, вскоре у нее занемели конечности, и она переменила позу. Алия с интересом взглянула на нее и спросила:
— Ты новенькая?
— Не совсем, — ответила Майада. — Я прибыла сюда за день до тебя.
Алия наклонила голову.
— Меня держат под стражей уже больше двух лет, — сказала она. — Говорят, срок заключения составит пятнадцать лет.
Теперь Майада поняла, почему Алия так горевала. Ей было страшно представить, что она проведет в Баладият еще хотя бы сутки! Она подумала, что если бы ей сказали, что ей предстоит остаться в тюрьме на пятнадцать лет, она бы покончила жизнь самоубийством: грызла бы собственную плоть, вонзилась в вены зубами, несмотря на то, что ислам запрещает убивать себя.
Алия тихо сказала:
— Я родилась в южной провинции Басра. Муж получил образование инженера, но он несколько лет сидел без работы. Когда родился наш первый ребенок, он совсем отчаялся и уехал из Басры, чтобы поискать дело в Иордании. Ему не удалось устроиться по специальности, и когда он нашел место в пекарне, мы сочли это чудом.
Через два года он скопил достаточно денег, чтобы снять комнату в Аммане. Он купил кровать, стол, два стула, маленький холодильник и электроплитку, после чего послал за мной и дочерью Сузан. Муж говорил, что так сильно скучал без нас, что ему не удавалась выпечка. Он писал, что сжег не меньше дюжины буханок, сокрушаясь о том, что дочка растет без отцовской ласки. Он был уверен, что когда-нибудь, горюя, сожжет всю выпечку, поэтому связался с моим братом, генералом иракской армии. Я знаю, шииты нечасто становятся генералами. Ему никогда не позволяли принимать важных решений и не повышали зарплату, в отличие от суннитов.
Муж попросил брата подготовить документы. Он так и сделал. Брат — щедрый человек: он заплатил 700 тысяч динаров [350 долларов] налога за наши паспорта и дал мне 100 тысяч динаров [50 долларов] на поездку. Он даже согласился поехать вместе со мной, потому что мне требовался махрам.
Во время войны погибло множество мужчин, которые были чьими-то мужьями и отцами, а санкции ООН привели к обнищанию Ирака. Поэтому некоторые иракские женщины переходили границу с Иорданией, чтобы заняться проституцией, заработать денег и иметь возможность прокормить детей. Когда Саддам узнал о том, что иракские женщины позорят родную страну, продавая свое тело, он издал приказ: все женщины должны путешествовать с махрамом — мужем или родственником, за которого она не может выйти замуж, то есть отцом, братом, дядей, племянником, отчимом, тестем или шурином.